69 этюдов о русских писателях - Юрий Безелянский

Да, Бенедиктов любил эти внешние эффекты, когда «всё блестит».

По существу, он был первым роскошным поэтом России, уловившим в обществе потребность к роскоши, к шику, красоте. Он умудрился соединить классические элегии с новым «галантерейным» языком, что позднее с блеском развил Игорь Северянин. В футболе есть термин «игра на публику». Именно на публику и «играл» Бенедиктов. И вот типичный пример:

Прекрасна дева молодая,Когда, вся в газ облачена,Несется, будто неземная,В кругах затейливых она.Ее уборы, изгибаясь,То развиваясь, то свиваясь,На разогревшуюся грудьОчам прокладывают путь.Она летит, она сверкает, —И млеют юноши кругом,И в сладострастии немомПаркет под ножкой изнывает.Огонь потупленных очей,По воле милой их царицы,Порой блеснет из-под ресницыИ бросит молнию страстей.Уста кокетствуют с улыбкой;Изобличается стан гибкой, —И всё, что прихотям дано,Резцом любви округлено...

Ну, разве не «роскошная» поэзия? «Кому нравился Бенедиктов? – спрашивал Эренбург и отвечал, – невзыскательным женам городничих». Конечно, жены и дочки млели, всем им хотелось «магнитными прелестями» привлекать к себе «железные сердца» мужчин. А еще гарцевать на жеребцах и «гордиться красивым и плотным усестом», – звучит как злая пародия, но этот испорченный вкус поэта дамочки, как правило, не замечали. Главное – «и цельный кудрявый локон твой был локон неподдельный». Бенедиктов был умным человеком и все прекрасно понимал:

Пиши, поэт! слагай для милой девыСимфонии любовные свои!Переливай в гремучие напевыПалящий жар страдальческой любви.Чтоб выразить таинственные муки,Чтоб сердца огнь в словах твоих изник,Изобретай неслыханные звуки,Выдумывай неведомый язык.

Бенедиктов изобретал и выдумывал разные словесные вычуры. Придумывал неологизмы (сердцегубка, волнотечность, нетоптатель и т.д.). Прибегал к оригинальным сравнениям, к примеру, сравнивал небо с опрокинутой чашей. Много уделял внимания рифмам. Пушкин не то похвалил, не то сыронизировал, обращаясь к Бенедиктову: «У вас удивительные рифмы – ни у кого нет таких рифм! – Спасибо, спасибо!» Бенедиктов создал свой стих, прорисованный насквозь. Себя он, кстати, называл «ремесленником во славу красоты».

И, действительно, многие вещи Бенедиктова очень красивые и нарядные. И в них много звуковой мишуры – поэт был в большей степени увлечен звуками, чем красками. Всё это так, но для настоящей поэзии этого явно мало. Неистовый Виссарион и припечатал Бенедиктова:

«Стихотворения г. Бенедиктова имели особенный успех в Петербурге успех, можно сказать, народный, – такой же, какой Пушкин имел в России: разница только в продолжительности, но не в силе. И это очень легко объясняется тем, что поэзия г. Бенедиктова не поэзия природы или истории, или народа, – а поэзия средних кружков бюрократического народонаселения Петербурга. Она вполне выразила их, с их любовью и любезностию, с их балами и светскостию, с их чувствами и понятиями, – словом, со всеми их особенностями, и выразила простодушно-восторженно, без всякой иронии, без всякой скрытой мысли».

«Разгромной статьей Белинский прямиком отправил Бенедиктова в ссылку – из Центра внимания в Дом престарелых пошлостей», – так интерпретирует Евтушенко статью классика в наши дни. И выходит: Бенедиктов – всего лишь рыцарь на час. В 1910 году в журнале «Мусагет» Борис Садовский высказался еще резче, объявив Бенедиктова Чичиковым, вздумавшим взяться за стихи. И лишь другой поэт Серебряного века, Федор Сологуб, назвал Бенедиктова предтечей модернистов, за его музыкальность и певучесть.

Но это уже произошло после смерти поэта, а тогда, после оглушительной критики Белинского, Бенедиктов пытался перестроиться и повернулся в сторону гражданской поэзии, но при этом не смог выйти за либеральные рамки: «благодетельные реформы» сверху, законность, просвещение, борьба с лихоимством, «разумная» свобода печати...

Боитесь вы сорвать покров,Где зла скопляется излишек,И где бы обличать воров —Вы обличаете воришек...

Но всё это говорилось умеренно, без гнева, без вспышки эмоций, поэтому Бенедиктова никак нельзя занести в ряд «отрицателей и обличителей».

В 1856 году вышло трехтомное собрание сочинений Бенедиктова. В «Современнике» Добролюбов не преминул откликнуться, что поэзия Бенедиктова «по-прежнему слагается из вычурности и эффектов, для которых канвою служат ныне нередко общественные интересы, так, как прежде служили заоблачные мечты...»

Евтушенко саркастически написал о Бенедиктове:

За овацией – овация,а потом – вдруг ничего.Обозналась наша нация,приняла не за того.

Надо отдать должное Бенедиктову: он стоически перенес все критические нападки своего времени. Продолжал писать и выступать перед публикой и даже обратился с призывом к молодым: «Шагайте через нас!» Постепенно Бенедиктов отходит от собственной поэзии и сосредоточивается на переводах. Переводит французских романтиков Гюго, Ламартина, Барбье, а еще «Торквато Тассо» Гёте, «Каина» Байрона. Жил тихо и незаметно. Хозяйство по дому вела его сестра. И скончался тихо 14 (26) апреля 1873 года, в возрасте 65 лет. По словам Полонского, когда Бенедиктов умер, «то многие, даже из его знакомых, не знали, где его квартира, и весьма немногие проводили на вечный покой...» Похоронили Бенедиктова на кладбище Воскресенского Новодевичьего монастыря в Петербурге.

В 50-летнем возрасте Бенедиктов написал преинтересное стихотворение «Оставь!», обращенное то ли к отвергнувшей его женщине, то ли к поэтической музе, которая тоже его отвергла, но которой он продолжал преданно служить:

«Оставь ее: она чужая, —Мне говорят, – у ней есть он.Святыню храма уважая,Изыди, оглашенный, вон!»О, не гоните, не гоните!Я не присвою не свою;Я не во храме, посмотрите,Ведь я на паперти стою...Иль нет – я дальше, за оградой,Где, как дозволенный приют,Сажень земли с ее прохладойПорой и мертвому дают.Я – не кадило, я – не пламень,Не светоч храма восковой,Нет: я – согретый чувством камень,Фундамент урны гробовой;Я – тень; я – надпись роковаяНа перекладине креста;Я – надмогильная, живая,Любовью полная плита.Мной не нарушится святыня,Не оскорбится мной она, —И Бог простит, что мне богиня —Другого смертного жена.

Бенедиктов и женщина, – дело частное. Бенедиктов и поэзия – дело уже общественное. В своей работе «Неудачник Бенедиктов» (1976) Станислав Рассадин отмечает, что «Бенедиктов оказался в промежутке, условно говоря, между Пушкиным и Некрасовым... Вся поэтика Бенедиктова промежуточна, зыбка, подвижна, она плещется между двумя этими опорами». Продолжая мысль Рассадина: Бенедиктов не достиг гармонии Пушкина и не овладел гражданской болью Некрасова. Проигрывает Бенедиктов и Тютчеву: у Тютчева – космические бездны, у Бенедиктова – трагизм на час.

Порою внезапно темнеет душа, —Тоска! – А бог знает – откуда?Осмотришь кругом свою жизнь: хороша,А к сердцу воротишься: худо!Всё хочется плакать. Слезами средь бедМы сердце недужное лечим.Горючие, где вы? – Горючих уж нет!И рад бы поплакать, да нечем.

В конечном счете Бенедиктов никогда не впадал в отчаянье, не подходил к грани распада, а пытался удержаться на краю. Им владела всего лишь благодетельная меланхолия.

Время перемчалося: скрылся ангел сладостный!Все исчезло с младостью —Все, что только смертные на земле безрадостнойНазывают радостью...

Типичная философия утешения. Но не ею силен Бенедиктов. Он, по определению Юлия Айхенвальда, «любитель слова, любовник слова, он в истории русской словесности должен быть упомянут именно в этом своем высоком качестве, в этой своей привязанности к музыке русской речи». Бенедиктов был противником «чужеречить язык родной». Он хотел увековечить «Богом данный нам глагол». Ну, а что касается «Кудрей» (знаменитое стихотворение, за которое Бенедиктова только ленивый не критиковал), то что же в этом, в конце концов, плохого: «Кудри девы-чародейки,/ Кудри – блеск и аромат,/ Кудри – кольца, струйки, змейки,/ Кудри – шелковый каскад!..»

Кудрявая юность – замечательная пора. Увы, только краткая.

Появились, порезвились, —И, как в море вод хрусталь,Ваши волны укатилисьВ неизведанную даль.

Волны укатились. Кудри поседели или выпали. А вот стихи Владимира Бенедиктова, несмотря на все выпады Белинского и Добролюбова, остались. И это замечательно.

НЕРАЗГАДАННАЯ ТАЙНА ГОГОЛЯ

Николай Гоголь

В апреле 2009 года Россия вздрогнет: пройдут юбилейные торжества по случаю 200-летия Гоголя. Торжества будут отмечены на федеральном уровне. И соответственно, праздные славословия, фанфарные визги, велеречивые излияния. А пока предлагаю вспомнить другую дату – день смерти Николая Васильевича. Он умер 21 февраля (4 марта) 1852 года в Москве, на Арбате.