Чёрный княжич (СИ) - Бурук Бурк

— Лёгкая, но дурная, — неожиданно для самой себя выкрикнула Лизка ему в спину, — Как у куры бессмысленной — знай в навозе гребись да жди, когда петух тя потопчет.

Княжич замер на полушаге, а после медленно развернулся и на девку уставился. А та рот руками зажала и смотрит в ответ взглядом заячьим, перепуганным. Смотрит и чувствует, что ноги у неё трясутся. И руки, и губы, да всё то, что трястись может. И что не может тоже. Такой ужас её обуял, что и звука не выдавить.

И ведь не того боится, что Темников осерчает да и накажет за слова дурные. А чего… То и сама не ведает. Только чувство такое, будто она перед ним нагишом стоит на свету ярком, и никак не прикрыться.

Княжич ничего не сказал — постоял, побуравил взглядом да ушёл. Ну и Лука за ним следом. А Лизка где была — там и осела на пол, и долго ещё потом дрожь унять пыталась.

С того дня княжича она избегать пыталась. Как издали завидит, так в сторону сворачивает. Девки, заметив сие, насмехаться над ней взялись, особливо одна — Анюта, что старшей над всей артелью поставлена была. Да Лизке что?! Ей всё как с гуся вода, не привыкать к насмешкам, поди.

А мыслями она всё вокруг разговора с княжичем вертелась. Ну, коли уж совсем начистоту, так не о разговоре даже думала, а о самом Темникове. В этот-то раз она его рассмотрела. И вот честно, то, что узрела — ей понравилось. Нет, не про облик речь, внешность его Лизка давно уж запомнила, а вот манера держаться да разговор весть так, будто самую душу собеседника в пальцах перебирает, это да. И сила в его речах чувствовалась. Та сила, что подтверждения не требует, та, что с рождения дадена. Отсель и насмешливость его не злая — от силы. И вместе с тем какое-то смущение Лизка почуяла, хотя почему какое-то? Понятное её нутру бабьему смущение. Так парень перед девкой понравившейся робеет. Робеет да виду не кажет, ибо невместно сие. И от осознания причин эдакой, тщательно скрытой робости так тепло у Лизки на сердце становилось, что и не высказать.

А ещё она гадала, отчего княжич не зовёт её дело сполнять, на которое вся дворня так бесстыдно намекает, а матушка и вовсе прямыми словами сказывала. И не то чтобы Лизка прям так уж ждала сего момента, даже напротив — она страшилась этого, но всё-таки? Даже обидно, немного.

Накаркала.

Во субботу с утра Александр Игоревич в баньке попариться возжелали. Дело-то обычное, барин на то и барин: творит что ему вздумается. Уже при Лизке было, что дворню среди ночи поднимали, когда его сиятельству помыться приспичило.

Однак сей раз не по обычаю дело пошло. Оно ведь как, баню протопят и всё, далее Лука со всем управляется. Более никого княжич к себе не допускал. А тут Лизку вызвали, стопку белья нательного всучили да велели барину отнесть ну и помочь ежели там чего. При сём Матрёна Игнатьевна бровями подвигала да взглянула с такой жалостью, что Лизка враз слабость в ногах почуяла и желание сбежать отсель подальше ощутила.

— А… А можно не я? — заискивающе пролепетала она.

— Не можна! — сурово отрезала ключница, а после, немного смягчившись, добавила.

— Ступай, девка, ступай. Ништо. Не так чёрт страшен. Добре всё будет, не трясись понапрасну.

Ну Лизка и пошла.

По пути ещё и Спиридон Авдеевич, паскудник старый, привязался. Суетится, глазками маслянно посверкивает, да непристойностями сыплет, охальник плешивый. А возле самой бани Лука на чурбачке пристроился, сидит себе, деревяшку какую-то ножом режет да в небо смотрит задумчиво. Углядел Лизку, кивнул ей и далее к занятию своему вернулся. И, что интересно, не заметила рыжая насмешки двусмысленной в его взгляде. Той, что вся дворня её по пути одаривала.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Кивнув в ответ, с благодарностью, Лизка зашла в предбанник. А там и нет никого. Княжич поди париться ещё не закончил. Вот и как дальше быть-то? Очень хотелось бельё на лавку сбросить да и ходу отсель, но вдруг барин осерчают. Пока Лизка раздумывала, дверь в парную отворилась.

Сквозь распаренный травяной запах и жаркий туман проступила укутанная в простынь фигура княжича.

— Я исподнее принесла, — поклонилась Лизка.

— На лавку положи, — распорядился Темников, — да квасу подай.

Не поднимая глаз, Лизка порскнула к стене, выпустила из рук прежде лелеемый тючок и ухватила не успевшую нагреться крынку.

— Вам в кружку налить? — зачем-то спросила она.

— Нет, бестолочь! В лохань! Оттуда лакать стану, аки пёс дворовый.

— Ой прости дуру, барин, — пискнула Лизка, трясущимися руками наливая квас.

— Княжич, — устало протянул Темников, — или Ваше Сиятельство, или по имени с отчеством. Как сие не запомнить можно?

— Простите, Ваше Сиятельство княжич Александр Игоревич, — старательно выговорила рыжая, — так квасу-то несть?

— Ох, горе мне! — простонал княжич. — Несть, кура ты сущеглупая. Несть.

Лизка шагнула вперёд, сжимая кружку ладонями. «Ну и ништо, — решила она, — в девках бы всё едино не засиделась. Вон за Лукьяна Низишина тятенька бы отдал, а чем так лучше в прорубь. Княжич хоть собой пригож, и на лицо, и телом також. Вон стоит: спина прямая, ноги ровные, под кожей жилы играют. И мудр не по годам, сказывают, — тут же добавила про себя Лизка, почувствовав, что краснеет».

В этот момент Темников резко развернулся и уставился на неё глазищами своими чернющими.

— Ой! — вскрикнула девка. А взгляд сам собой поплыл вниз от глаз к прямому носу, тонким красивым губам. Через грудь, слегка задержавшись, на животе, и наконец остановился на тёмных, даже на вид кажущихся жёсткими завитках в паху.

— Ой мамочка, — перепугалась Лизка. Казалось бы, ну что такого? Чего она там не видывала? И в бане, и на речке парни да девки деревенские не особо-то стеснялись. Но вот так близко, откровенно, неожиданно. Бесстыдная нагота княжича ошеломила Лизку, напугала. Ноги её задрожали, кружка с глухим стуком выпала из ослабевших рук, заливая доски пола пенной жидкостью.

— Ох, — ещё больше перепугалась она — прости бары…

Хрясь! Жёсткая оплеуха снесла Лизку с ног. В глазах у неё завертелось, а в голове противный звон раздался.

— Как ты меня назвала?! — и без того хрипловатый голос княжича превратился то ли в шипение, то ли и вовсе в тихий рык. Лизка подняла голову и уставилась в чёрные колодцы глаз с высверками неприкрытой злобы.

— Как. Ты. Меня. Назвала.

«Убьёт», — с ужасом поняла Лизка. — «Вот прямо сейчас придушит и не задумается». Она не поняла, как оказалась на коленях головой в пол уткнувшись.

— Прости, Князь Батюшка! — заблажила рыжая. — Прости дуру неразумную. То бес мне язык заплёл. Не губи Княже.

Сильная рука ухватила Лизку за волосы и вздела на ноги.

— Сиятельный Князь Темников Игорь Алексеевич — мой отец. А ты, стало быть, смерти моему родителю пожелала, княжеским титулом меня величая.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Хрясь. И вновь круговорот перед глазами, и босые ступни у лица. Лизка от ужаса даже плакать не могла, лишь тихонько поскуливала.

— Так как ты меня назвала? — чуть тише повторил Темников.

— К-княжич А-александр Игоревич. Ваше С-сиятельство, — не поднимая головы пропищала она.

— Умница, — голос княжича стал почти ласковым, — квасу-то подай.

— Ага, — Лизка юркой мышью метнулась в угол, сполоснула кружку и, наполнив её квасом, дрожащими руками поднесла Темникову.