Исполнение желаний - Борис Березовский

– Ну, это все епархия Кирилла, – мгновенно перевел стрелки Василий, – его и пальма первенства.

– Да что рассказывать, Виктория? Поверьте, нечего! – Кирилл Аркадьевич, застигнутый врасплох, второй раз в этот день вдруг рассердился. – И в музыке, и в литературе, и в кино у нас все прежнее – советское. Конечно, если брать искусство подлинное, а не искусные поделки. И в чем причина – не пойму. Действительно, Василий прав. Семнадцать лет прошло, а мы все смотрим «Иронию судьбы», «Белорусский вокзал», «А зори здесь тихие» да «Иван Васильевич меняет профессию». Ничего нового, по-настоящему, ведь нет. Одни эксперименты. И в литературе то же – Улицкая да Рубина, Маканин да Пелевин. А кто еще? Аксенов и Сорокин? Ну не считать же за литературу серийные опусы Марининой, Акунина, Устиновой, Донцовой и Бушкова! Единственный остался – Гранин. Так патриарху ведь уже немало! А что до музыки, так еще хуже, – Кирилл Аркадьевич перевел дух: – Понимаете, после Шостаковича и особенно Прокофьева в серьезной музыке ничего принципиально нового не появилось. Все, что написано, – не более чем повторение пройденного. Ну, может быть, Хачатурян или Канчели. И то – с большой натяжкой. А так, кого ни возьми – Хренников, Щедрин, Свиридов, Гаврилин, Петров, – все они в той или иной мере талантливые продолжатели традиций. А это для искусства, по большому счету – гибельно. Нужна новация, а ее нет. И может быть, уж никогда не будет, – Кирилл Аркадьевич умолк и взялся за второе.

– Ну, вы даете! – Василий даже поперхнулся. – Я половину тех фамилий, что вы назвали, впервые слышу. И, разумеется, судить не в силах. Но то, что развитие искусства может остановиться – это вы загнули! Просто нет идеи! Да и людей искус ства, по большому счету, у нас осталось мало – кто умер, кто уехал. И многие потенциальные художники вместо искусства ушли в бизнес. Ну, и худсоветов нет. Раньше-то, небось, без разрешения властей не только книжка в свет не выходила, но и симфония не исполнялась! А нынче? Кто во что горазд! Кто первый встал, того и тапки! Были бы денежки, а уж остальное…

– Сдаюсь, сдаюсь, вы правы, тут я перегнул, – Кирилл Аркадьевич досадливо поморщился. – Вы понимаете, Василий, для меня это – больной вопрос. А потому и горячусь. Конечно, раньше-то без творческого обсуждения ничто не выходило в свет – ни книга, ни картина, ни симфония. Беда была лишь в том, что худсоветы все «сидели» на партийном стержне. А мы с водой, как водится в России, выплеснули и ребенка – вместе с понятием партийности отменили и художественные обсуждения. Кто что создал – то и выходит, и звучит, и выставляется. И получается, что даже лучшие работы не находят адресата. Все усреднилось – и тиражи книг, и масштабы художественных выставок, и качество, да и число концертных исполнений. У музыкантов даже шутка родилась: такой-то композитор – автор многих, исполненных по разу, сочинений. Вместо того чтобы настойчиво пропагандировать таланты, мы их, в лучшем случае, не замечаем. И все, конечно, в деньги упирается, точнее, в их отсутствие. Понятно, нашим новым партиям не до культуры и искусства – им бы самим выжить. И в этом смысле у КПСС еще учиться и учиться!

Все дружно рассмеялись и, казалось, завершили тему. Но Виктория, жеманно надув губки, заявила:

– Нет сладу с мужиками! Я вас попросила рассказать о чем? О музыке, литературе, о кино! А вы о чем? Опять о каких-то проблемах? Да ну вас! Называется, поговорили…

– А хотите, Вика, анекдот на эту тему? – Кирилл Аркадьевич подмигнул Василию.

– Хочу! Вы, право же, Кирилл, ходячий сборник анекдотов.

– Так слушайте! На одном заводе, при советской власти, начальник цеха поделом послал к такой-то матери рабочего-партийца. Тот обиделся и пошел жаловаться в партком. Секретарь парткома, выслушав рабочего, сейчас же вызвал на ковер его начальника. А тот, войдя к секретарю и увидев своего рабочего, очень удивился: «Я, – говорит, – тебя куда послал? А ты куда пошел?!»

Но даже дружный смех, раздавшийся в ответ, не поставил точку в разговоре. Вика, отсмеявшись, вдруг спросила:

– Вот скажите, Кирилл, только честно: вы кому-нибудь из мужиков в своей жизни завидовали?

– Еще как! И сейчас завидую, – с серьезным видом заявил Кирилл Аркадьевич, предвкушая предстоящую реакцию Виктории на свой будущий ответ.

– Кому же, если не секрет?

– Какой секрет? Извольте! Завидую, и сильно, всем пьяницам и бабникам!

– ?!

– Ну, посудите сами! Пьяница дорвется до стакана и… всецело счастлив! С бабником, в конечном счете, происходит то же самое. Ну, а что же делать мне, непьющему и не столь охочему до женского пола? Где ж мое-то счастье? Только и остается, что завидовать, – не выдержав, Кирилл Аркадьевич, а следом и Василий, расхохотались, глядя на пытающуюся сделать вид, что сердится, Викторию.

– Да ну вас! Подкололи женщину, и рады! Я же серьезно вас спросила, а вам все шуточки. Да ладно, хватит уж смеяться! Неудобно же. Пошли.

И они с легким сердцем разошлись по палатам.

Глава четвертая

Дрова. – Духовой оркестр. – Испорченный почерк. – Хрущев. – Анекдоты. – Драка в школе. – Демобилизация отца и его новая работа. – Киев. – Домашние вечеринки. – Концерты в Доме культуры. – Болезнь Костика. – Вино. – Заслуженная расплата.

1

Возвратившись после обеда в палату, Кирилл Аркадьевич присел к ноутбуку, включил его в сеть и задумался. «Пожалуй, перебор активного общения, – сказал он сам себе. – Ох, надо сокращать контакты и глушить эмоции! А то, ей-богу, не успею до отъезда завершить задуманное».

Разумно подойдя к поставленной перед собой задаче, Кирилл Аркадьевич, сразу по приезде в санаторий, решил вначале, до того, как сесть за текст своего будущего сочинения, составить его план – по сути, развернуть перед самим собой едва ли не кинематографический монтажный лист всех главных эпизодов своей жизни, осевших в памяти, причем в хронологическом порядке. Работа, как ни странно, продвигалась успешно. К его большому удивлению, память выдавала «на гора» все новые и новые подробности, казалось бы, совсем забытых за давностью прошедших лет событий. И он лишь успевал фиксировать в компьютере и то, что вспомнилось, и то, что думалось попутно с этим непростым, но радостным процессом упорядочивания собственных воспоминаний.

Однако слишком бурное общение с товарищами по столовой стало негативно отражаться на его работе – он вдруг невольно, в мыслях, все чаще начал возвращаться к темам разговоров, деталям, репликам, смешным моментам в их общении. Виктория, Виталий и Василий, ни сном ни духом не ведавшие об этом, стали занимать в его сознании все больше и больше места. И с этим надо было что-то делать. «Ладно, придумается что-нибудь, – мысленно успокоил себя Кирилл Аркадьевич, – буду посдержаннее. А то, вон, распустил хвост, как павлин, и сам собой любуюсь. Все! Пора за работу! Баста!»

Перечитав написанное вчера и кое-что добавив, он снова погрузился в свои детские воспоминания, и уже глубокой ночью родился конкретный план, пунктирно отражающий его мальчишескую жизнь на протяжении последующих четырех лет, а именно – с сентября 1955-го по сентябрь 1959 года.

План был составлен по годам и включал в себя основное содержание его давнишней жизни – то, что он сумел вспомнить и зафиксировать:

Сентябрь 1955-го – сентябрь 1956-го (8–9 лет)

Учеба во втором классе общеобразовательной и музыкальной школы. Солирование в хоре.

«Студебекер» и дрова. Отцовские уроки колки дров.

Военный духовой оркестр и усатый старшина-баритонист.

Книги Аркадия Гайдара. Попытка написания собственного сочинения. Вконец испорченный почерк.

XX съезд КПСС и отношение людей к Н. С. Хрущеву. Гости в доме. Первые подслушанные «взрослые» анекдоты.

Стычка с мальчишками на тему еврейского вопроса, в частности, на тему еврейской пасхи и мацы. Драка в школе.

Начавшиеся неприятности у отца на службе. Начхим, начфин, начальник клуба. Отец и домашние обеды. Требования отца к поведению за столом.

Увольнение отца в запас. Поездка в Киев.

Новая работа отца в должности директора клуба. Домашние вечеринки.

Первые уроки игры в шахматы.

Парикмахерская как мужской клуб.

Концерты художественной самодеятельности. Рентгенолог Бардин.

Воспаление легких у Костика. Его выздоровление.

История с вином, шприцем и кипяченой водой.

Сентябрь 1956-го – сентябрь 1957-го (9–10 лет)

Учеба в третьем классе. Общественная работа. Начало мутации голоса. «Скворцы прилетели» и «Эх, дороги!».

Книги Жюля Верна и «Морские рассказы» Константина Станюковича. Мечты о море и бесконечное рисование парусников.

Фильм «Карнавальная ночь».

Размышления родителей и их друзей о путях дальнейшей жизни.

Неожиданно появившаяся и вскоре исчезнувшая собака.

Прием в пионеры. Фильм «Тайна двух капитанов».

Решение родителей о принятии предложения Грусманов переехать в другой город. Прощание с тетей Олей и подругами мамы. Переезд.