Весь свет 1981 - Анатолий Владимирович Софронов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Звучит, конечно ж, анекдотически. Но есть тут одна истина: имея больше, живешь легче и слаще. Потому человек всегда жадно добивался чего-то, явно или скрыто, и копил. Но это еще предвозвестье вещепоклонства, его робкий зародыш, нечто весьма отдаленное от его обнаженного, грубого, подлинного вида. И уже оттого нужно видеть разницу между человеком, который имеет в чем-то необходимость, честно и убежденно стремится к этому, знает истинную цену добывания, и вещепоклонником. Второй в отличие от первого копит ради того, чтоб копить.
Спрашиваешь ты, Иван, знаком ли я с такими людьми? Конечно. Да я сам, к примеру, абсолютный вещепоклонник: глянь, вокруг меня книги, мебель, ковры, абажуры… Разве это не вещи? Но я, думается, знаю истинную им цену и, когда накапливал их подле себя, имел в виду лишь то, насколько, как и чем каждая из вещей будет мне полезна. И единственные новые вещи, которые я в последние годы допускаю по-прежнему к себе, так это только книги.
Как действуют на меня другие, с квартирами, машинами, холодильниками и обоями? Да именно так — как вечно подменяющие себя квартирой, машиной, холодильником и обоями. И совсем редко как люди.
— Вы, случаем, не говорили «а король-то голый» какому-либо вещепоклоннику? Говорили ему это открыто, прямо в глаза? И что он?
— Говорить говорил, и неоднократно, и не одному. Но каков прок? Самое большее, обидишь его да отругаешь, а он тебе ответит так, что, в свою очередь, обидит тебя. Человек самолюбив. Моя реакция может быть истолкована как зависть, злоба, как невесть что еще. Ежели у человека есть совесть, он прекрасным образом сам себе скажет, когда вещь, за которой он гонялся, со временем ему опротивела, и сам поймет то, о чем в народе молвится: «На тот свет ничего с собой не унесешь». Куда важней, что оставишь. Коли оставишь одни вещи — увы тебе!
— Какой вещепоклонник опасней — обыкновенный гражданин или тот, кто с претензиями, с неким положением в обществе, с хорошей зарплатой, со связями, с возможностями ездить за границу? Вопрос этот я задаю не случайно. Знаю я, к примеру, как человек, служивший за рубежом, проявил при возвращении в Болгарию кипучую деятельность при обзаведении квартирой — в ней даже ручки на дверях и окнах были импортные.
— Во-первых, уточним понятия: необыкновенных граждан, я считаю, нет. А если такие объявятся, тем хуже для них — пусть-ка покажут, насколько больше у них, чем у меня, рук, ног или желудков. То, что в сей момент кто-то занимает какое-то положение в обществе, нисколько, ничуть не делает его необыкновеннее. И может, как раз в той иллюзии, что делит людей на «обыкновенных» и «необыкновенных», ключ ко всем разновидностям вещепоклонства.
Во-вторых, проведем-таки условно разграничительную черту между теми, кто с самоуважением и кто без него, кто с положением и кто без него, с возможностями, претензиями и т. п. и без них. Конечно, намного опаснее вещепоклонники категории «с». Уж если он вещепоклонник да такой категории, то это «с» он использует где угодно: в служебной карьере, в поездках за границу, в овладении противоположным полом, ну да где угодно. Неужто тогда не использовать того же «с» в этакой мелочи, как добывание той или иной вещи! Айда за ней! Но именно эта последняя вещь, которой у него пока еще нет, а он хочет любой ценой ее заполучить, поскольку она в его собственных глазах и в глазах ему подобной публики делает человека могущественным и солидным, в глазах-то других и подминает его и обезличивает. Подобных случаев с импортными, чужестранными замками и рамами сколько хочешь. Сталкиваясь с таким, я перестаю сознавать человека, видеть его перестаю. Вижу одну только кучу, роскошного мусора, средь которой ее собственник самый роскошнейший, но и самый жалкий… предмет.
Ничего нет отвратней дома, обставленного как витрина. Боюсь, в последнее время у нас изобилие таких витрин. И, больше того, мы внешне корим за них вовсю, а внутренне сами к ним стремимся.
ПРО ДУРАКА
Собеседник: Марко Ганчев
— Стоит ли про него разговор вести?
— Пожалуй, стоит — не в надежде исправить дурака, но чтоб помочь себе не оказываться в его положении.
— Кого мы называем дураком, как распознаем его, какова его заведомая отличительная черта, принадлежащая ему одному?
— Нет дураков в чистом виде. Раз уж и умнейший бывает простоват, то и дурак порой умен. Для меня дурак — это тот, кто не развивается и доволен собственным положением. Если б он на том и остановился, то не был бы социально опасен. Но он воюет, притом чаще организованно, против тех, кто развивается и способен к развитию.
— Но разве мы не ведем себя по-дурацки, хоть сами и не дураки?
— Всякий из нас не только выглядит иногда дураком в работе, которую понимает, но всегда им оказывается, если лезет в область, в которой не разбирается. Не перестаю удивляться этакому умному дилетанту, приносящему дурацкие стихи. Человек-то с умом и наверняка уважаем по своей специальности, а безосновательный замах на стихотворство ставит его в дурацкое положение.
— Чем обычно занят дурак, пусть он и не в чистом виде? В чем выражается его активная, последовательная и целеустремленная деятельность, которая раздражает всех, кроме, конечно, его самого и окружающих дураков?
— Что касается окружающих его дураков, то подозреваю, что их такая его деятельность раздражает больше, чем людей толковых. Потому что дураки не какая-то секта, хоть часто и выступают организованно. Как же устраивается дурак? Да он первым делом ищет себе работу. Однажды старушка мне сказала: «Дурак по нас командарит…» Секунду, погляжу в словаре. Нет этого слова, но смысл его ясен, как и корень…
— Конечно, ясен, но не относится ли это больше к характеристике мещанина, а не дурака?
— Именно настоящий дурак не может не быть мещанином. Поскольку он не развивается как личность, как мастер своего дела и как гражданин, то, естественно, его энергия целиком обращена на собственное эгоистичное устроение. Я имею в виду не только устройство быта, но и все то более сложное, чем удовлетворяется разнуздавшийся эгоизм. По
