Весь свет 1981 - Анатолий Владимирович Софронов

— А бывали вы свидетелем такого глупейшего явления, чтобы восхвалял себя и поощрял дурак или, еще интересней, группа дураков? Как вы тогда реагировали?

— Свидетелем да, бывал. А как реагировать? Если вопрос о принципе, отвечать легко, но коль скоро речь идет о личном поведении, то, надо сказать, обычно я следую совету Пушкина: «не оспоривай глупца». Предоставляю времени самому рассудить, что та глупость была глупостью, сколь бы ни была велика группа совершавших ее глупцов и сколь бы ни была масштабна сама глупость.

— Ну а удается ли этого дождаться?

— Как ни коротка жизнь, человеку удается все-таки кое-чего дождаться.

— А вас кто-нибудь когда-нибудь счел дураком?

— Конечно. Жена постоянно считает меня таковым. С того я и согласился на эту беседу — покажем-ка ей, что дурак есть нечто сложное и вполне заслуживающее уважения.

— Как держится дурак, облеченный властью?

— За двадцать лет трудового стажа, от репортера и корректора до редактора, были у меня начальниками и умницы и дураки. Первое, что делает дурак начальник, — показывает, что имеет власть над тобой. А тому, кто умный, не надо это выпячивать. Ну, например, природа имеет безграничную власть надо всеми нами, а предоставляет нам видимость, будто мы свободны.

— Вообразите, что вас обсуждают два дурака. Но один с претензиями, с высшим образованием, которое где-то, может, играет свою роль, а другой обыкновенный, кроткий, невзрачный дурак. Кого больше бояться, если от него зависит решение какой-то вашей проблемы?

— По-моему, бойся дурака с дипломом, потому как он считает, что коли кончил вуз, то перестал быть дураком. Но разве ж не мы ему это высшее образование давали и разве не знаем, насколько он притом поумнел?..

— Кому ж в конце концов суждено снять голову дураку?

— Если вести речь о голове отдельно взятого дурака, то ее прежде всего снимут новые дураки, поэнергичней, идущие ему на смену, лучше приспособленные к новым условиям, налагаемым жизнью. А вынести свой суд о дураке и дураках как социальной категории сможет естественный ход жизни, не терпящий ничего, кроме здравого смысла.

— Вы кому-нибудь говорили: «Здравствуйте, дурак!»? Коль почаще говорить открыто дуракам, кто они есть и что творят глупость за глупостью, то, может, они спрячутся в свою скорлупу и не станут высовываться?

— Может быть — если вот только дураки сами позволят держать себя с ними так…

ПРО РАВНОДУШНОГО

Собеседник: Эмил Манов

— Приходилось ли вам страдать от равнодушных людей?

— Уточним-ка прежде, что означает равнодушный человек. Вместо определения приведу вам один пример.

В свое время некий рядовой зоотехник открыл препарат, стимулирующий рост скота, то есть способный принести огромную пользу нашему животноводству. Долгое время молодой изобретатель, человек явно талантливый, мыкался, преодолевая бюрократизм ряда наших научных инстанций и добиваясь комиссии по проверке практического применения своего стимулятора. Впустую! Разработал он технологию производства этого препарата, диссертацию представил в соответствующий научный институт, поддержали его серьезные ученые — биологи и эндокринологи. Ни ответа ни привета. Шли себе месяцы и годы, часть диссертации была с хорошими отзывами напечатана в советском научном журнале, у нас же она так и лежала в папке в одном институте. А у меня в том институте был знакомый ученый-администратор, который мог посодействовать — отрецензировать труд молодого человека, разрешить эту защиту диссертации. Пошел я к своему знакомому. Принял он меня очень любезно. Рассказал я ему историю парня со всеми ее печальными перипетиями. Мой знакомый слушал меня с большим вниманием и все время что-то записывал в блокнот. В тот момент, когда мне уже стало казаться, что я его убедил и принял он дело близко к сердцу, нажал он кнопку на столе и в кабинет вошел преисполненный почтительности сотрудник с папкой под мышкой. Начальник вырвал из блокнота исписанный листок, подал его сотруднику и тихонько сказал:

— Вот возьми эти продукты в магазине и свези ко мне домой… Прости, что прервал тебя, — обернулся он ко мне. — Так я слушаю…

Взял я шапку и ушел. А тот, наверно, был немало удивлен. Сегодня давний рядовой зоотехник уже научный работник и препарат его производят, но нет в том никакой заслуги моего знакомого, кроме той, что молодой талант стал куда старше, пока пробил жесткую скорлупу зависти и равнодушия.

— Разве равнодушие — это не издевательство над человеком, особенно когда тот нуждается в помощи, а ему отвечают тупым и холодным безразличием?

— Это верно. Отвратительно не подать руку упавшему, притвориться глухим, когда кто-то зовет на помощь, при пожаре у соседа тревожиться лишь о том, чтоб какая искра не попала к тебе на крышу… Но это частные случаи равнодушия грубого, всеочевидного. Намного общественно опасней, по-моему, «крупномасштабные» равнодушные умники, хитрецы, хорошо владеющие тезисами и лозунгами наших идеалов как средством приспособиться и продвинуться; в действительности же судьба людей, народа, социализма интересует их как прошлогодний снег. Эта прослойка закоренелых циников, которые выше всего ставят собственное благоденствие, говорят одно, а делают другое, всегда мотивируя свои поступки высокими соображениями, — она очень опасна. Урон, наносимый ею жизни, душам людей, трудноустраним.

— Что, по вашему мнению, порождает в человеке равнодушие? Может ли сердечный человек стать равнодушным?

— И правда, что порождает людское равнодушие? Думается, на первое место нужно поставить обыкновенное мещанство, психику мелкого собственника, которая отличается чудовищной устойчивостью: «моя хата с краю» или «своя рубашка ближе к телу»… На второе место — равнодушие. Это не парадокс и не афоризм: равнодушие рождает равнодушие. И не только оттого, что социальные болезни весьма прилипчивы, но и оттого, что некоторые стороны нашей современной жизни, например, давление бюрократии, большая зависимость гражданина от чиновника и большая независимость чиновника от гражданина, те трудности, кои создает чиновническое безразличие людям и справедливости, — все это неизбежно порождает равнодушие. Восхищает меня один мой знакомый, бывший офицер Народной армии, который изобличил в финансовых и валютных аферах своего начальника, был им уволен по самой тяжкой статье и два-три года ходил без работы. Жил он на зарплату жены, оба чуть не голодали, но он упорно толкался в инстанции. Не соглашался на какую-нибудь работу, боролся за аннулирование позорной мотивировки увольнения, за свою личную и гражданскую честь. Наконец его начальник получил по заслугам, а его самого восстановили в прежней должности, и теперь он борется, чтобы ему выплатили законное возмещение за незаконное увольнение. И не столько ради денег, сколько ради принципа: во имя справедливости… Да, но многие ли обладают такой силой духа, такой поистине болгарской «настырностью»?

Чего ж удивляться, если порою и сердечные люди оказываются бессердечными,