Трясина - Арнальд Индридасон

— Ну не знаю, по-моему, она от ужаса просто не понимает, что говорит. Что, согласись, неудивительно.

— Нет, ну скажите мне, и почему всегда самые счастливые люди в этом мире — мерзкие чудовища, чертовы извращенцы?! Ходят, лыбятся, словно у них совести нет, словно их внутри ничего не гложет!!!

— Не смей больше со мной так говорить, — сказала Ева Линд. — Никогда больше, обещай.

— Ты еще кому-то должна, кроме Эдди?

— Есть еще кое-кто. Но с Эдди главная проблема.

Снова зазвонил телефон. В спальне проснулась девушка из Гардабая, огляделась, вылезла из кровати.

Брать трубку или черт с ней? Идти вообще на работу или тоже черт с ней? Может, остаться с Евой? Провести день с ней, сводить ее к врачу, чтобы он поглядел, что там с эмбрионом, — да вообще, посмотрел, как она и что. Быть рядом.

Телефон не переставал звонить. Девушка вышла в коридор, не понимая, где она, крикнула, есть ли кто дома. Ева Линд крикнула, что все на кухне. Эрленд встал, поздоровался с девушкой, та не ответила. Все спали в одежде. Девушка оглядела кухню, в которой только что отбесновался ее хозяин, косо посмотрела на него.

Придется все-таки взять трубку.

— Чем пахло в квартире у Хольберга?

Эрленд ни черта не понял. Чей это вообще голос? А-а, Марион Брим.

— Чем пахло? — переспросил Эрленд.

— Да-да, не помнишь, чем пахло у него в квартире?

— Ну, чем обычно пахнет в подвалах, — сказал Эрленд. — Влажность, вонь еще какая-то. Странный запах, я его не узнал. Лошадиный навоз, может быть, или в этом роде. А что?

— Нет, это не лошадиный навоз, — ответили из трубки. — Я тут за последние дни много читаю про Северное болото. Поговорили мы еще с одним водопроводчиком, знакомым, тот меня послал к другому водопроводчику. В общем, видишь, коротаю время в беседах с водопроводчиками, в моем списке уже добрый десяток.

— А чем тебе интересны водопроводчики?

— О, это жутко интересное занятие, трубопровод прокладывать. Кстати, ты мне ничего не сказал про пальчики на фотографии.

В голосе явно слышна обида.

— Не сказал. Как-то мы не затронули эту тему.

— Ну, это не важно, остальное ты мне про Гретара и Хольберга рассказал. Гретар, конечно, знал, что Ауд — дочь Хольберга. Но может быть, Гретар знал что-то еще.

На что это Марион намекает?

— Не понимаю, о чем ты, — сказал Эрленд, помолчав.

— Смотри. Он ведь жил на Северном болоте, так? А какая самая любопытная особенность у этого района?

— Понятия не имею, — признался Эрленд. Загадочно изъясняется, поди пойми, что тут к чему.

— Не удивительно, что мы до сих пор не обратили на это внимания, — ведь это настолько очевидно.

— Ну так в чем дело-то?

В трубке замолчали. Театральная пауза, не иначе.

— В названии!!! Северное болото!

— И что?

— Ну трясина там, понимаешь, трясина! Дома построены на осушенном болоте.

26

В Граварвоге, в очередном трехэтажном бетонном доме, Сигурда Оли ждал сюрприз — не успел он и слова сказать, как дама, открывшая ему дверь, заявила, что знает, зачем он пришел, и пригласила зайти.

На дворе раннее утро, небо обложено, моросит. Осенняя мгла застилает город, словно предупреждая, что скоро уже зима, будет еще темнее и холоднее. По радио выступают люди, говорят, что такого дождя не видели уже лет десять — льет не переставая целую неделю.

Хозяйка предложила Сигурду Оли снять куртку, повесила ее на вешалку в шкафу. Из кухни вышел человек примерно того же возраста, что и хозяйка, пожал гостю руку. Обоим за семьдесят, одеты в спортивные костюмы и белые носки — видимо, собираются на пробежку. Сигурд Оли оторвал их от утреннего кофе.

Квартира маленькая, но умело обставленная — небольшая ванная, кухня, гостиная и просторная спальня, внутри жарко, как в бане. На предложение тоже выпить кофе Сигурд Оли кивнул и попросил к тому же стакан воды — у него пересохло во рту. Поговорили немного о погоде, но Сигурд Оли не мог больше терпеть.

— Значит, вы говорите, вы меня ждали, — сказал он, отхлебывая из чашки. Вкус отвратительный, подкрашенная вода, а не кофе.

— Ну, все только об одном и говорят, про эту несчастную женщину, что вы разыскиваете.

Сигурд Оли сделал круглые глаза.

— Ну, все, кто родом из Хусавика, — пояснила женщина таким тоном, словно Сигурд Оли должен был догадаться сам, ведь это так очевидно. — С тех пор как вы начали ее искать, мы ни о чем другом и не разговариваем. У нас такой клуб выходцев из Хусавика, здесь, в столице. Я уверена, все уже знают, что вы ищете эту несчастную.

— Так, значит, это самый горячий слух в городе? — спросил Сигурд Оли.

— Да что там в городе! Только вчера звонили трое моих знакомых из столицы, а сегодня утром уже из самого Хусавика. Все сплетничают только об этом.

— Ну и до чего вы досплетничались?

— Да ни до чего толком, — вздохнула хозяйка и глянула на мужа. — А что этот мужчина с ней сделал?

Даже не пытается скрыть любопытство, как же, такая клубничка! Как она смеет, какое ей дело! Сигурда Оли передернуло — отвратительно. Надо постараться не сболтнуть лишнего.

— Речь идет о некоторых телесных повреждениях, — сказал он. — Мы ищем жертву, но про это вы и так догадались.

— Еще бы. Но зачем? И все-таки, что он с ней сделал? И почему вы ищете ее сейчас? Я думаю, то есть мы думаем, — она кивнула в сторону мужа, который до сих пор не произнес ни слова, — как это странно, что после стольких лет вам зачем-то она понадобилась. Мне кто-то сказал, ее изнасиловали. Это правда?

— К сожалению, соображения тайны следствия не позволяют мне раскрывать подробности, — сказал Сигурд Оли. — Возможно, это вообще событие второстепенное — я имею в виду для дела, которым мы занимаемся сейчас. Думаю, вам не стоит поднимать такой уж шум — в смысле, когда вы говорите с земляками. У вас есть еще что-нибудь полезное для меня?

Хозяйка и хозяин переглянулись.

— Какой такой шум? — удивилась женщина. — Никакого шума мы не поднимаем. Скажи, Эйви?

Она поглядела на мужа, тот замялся.

— Эй, отвечай-ка! — прикрикнула она, муж вздрогнул.

— Нет, не думаю, нет, конечно, какой такой шум.

У Сигурда Оли зазвонил мобильный. Он не то что Эрленд, держит аппарат не в кармане куртки, где его не найдешь, а в специальном кожаном чехольчике на ремне брюк. Да и брюки выглажены, не то что у босса. Сигурд Оли извинился перед хозяевами и снял трубку.

— Приезжай-ка ты на квартиру к Хольбергу, да поскорее, — раздался из динамика голос Эрленда.

— А что происходит? — спросил Сигурд Оли.

— Копаем, брат, работа у нас, у полицейских, такая — копать, — сказали на другом конце, после чего раздались короткие гудки.

На Северном болоте Сигурд Оли застал и Эрленда и Элинборг. Босс стоял у порога подвальной квартиры, курил, Элинборг что-то делала внутри — кажется, ходит туда-сюда и принюхивается. Сигурд Оли вопросительно посмотрел на Эрленда, тот пожал плечами и выбросил сигарету. Вдвоем они зашли в квартиру.

— Вот скажи мне, чем тут пахнет, на твой взгляд? — спросил Эрленд Сигурда Оли, и напарник стал принюхиваться, как Элинборг. Все втроем стали ходить по комнатам и шумно втягивать воздух — все, кроме Эрленда, у которого после стольких лет курения обоняние почти атрофировалось.

— Когда я сюда вошла в первый раз, — сказала Элинборг, — я подумала, наверное, тут живут лошадники, или прямо в подвале, или где-то в доме. Запах был такой, какой бывает в конюшнях — то ли лошади, то ли сапоги для верховой езды, то ли седла, в этом духе. А может, лошадиный навоз — ну, в общем, конюшня конюшней. Такой же запах стоял в нашей с мужем первой квартире. Но и в том доме никаких лошадников не было. Запах был от мусора и сырости. Из батарей текло уже много лет, заливало постепенно ковер и паркет, и никто даже пальцем не подумал пошевелить. Мы еще переделали в спальню вторую ванную комнату, так рабочие схалтурили и просто забили слив соломой, а сверху положили тонкий слой цемента. Пройдохи! Все время у нас пахло канализацией — сквозь солому и цемент.

— И это значит? — спросил Эрленд.

— То, что здесь, на мой взгляд, такой же запах, только гораздо сильнее. Бррррр, какая вонь! Крысы, канализация и влажность.

— Марион Брим любит давать мне советы, — сказал Эрленд несколько неуверенным тоном, вдруг коллеги не знают этого имени. — Так вот, Марион уже несколько дней читает все, что есть в архивах про Северное болото. Последний совет, стало быть, такой — не упускать из виду, что у нас тут именно болото, а не что-то другое.

Элинборг и Сигурд Оли переглянулись.

— Северное болото некогда было как бы отдельной от остального Рейкьявика деревней, — продолжил Эрленд. — В самом центре города, но отдельной. Дома здесь начали строить в конце войны. Исландия стала независимой республикой, и тут началось строительство, улицы в новом районе, конечно, назвали в честь любимых героев саг, там, улица Гуннара, улица Греттира и прочее. И здесь собралась самая разная публика — от относительно обеспеченных людей, даже богатых, до едва ли не отбросов общества, которые только и могли себе позволить, что дешевые подвальные помещения. И еще тут живет очень много стариков вроде Хольберга, хотя большинство из них пообразованнее да поцивилизованнее его. И, что любопытно, старики живут как раз в таких вот подвальных квартирах. Это все не я раскопал, а Марион Брим.