Трясина - Арнальд Индридасон

Он ударился головой о журнальный столик, затем рухнул на пол, и кровь полилась ручьем. Я наклонился и сразу понял, что он мертв. Я осмотрелся вокруг, увидел листок бумаги и написал, что я — это он. Это единственная мысль, которая крутилась у меня в голове, — я увидел его на полу и подумал: я — это он. Я — вот этот человек. А этот человек — мой отец.

Эйнар посмотрел в могилу.

— Там вода.

— Это легко исправить, — сказал Эрленд. — Если у вас с собой дробовик, я бы с радостью, как вы это сказали, повертел его в руках.

Эрленд сделал еще пару шагов к Эйнару, но тот словно не заметил.

— Знаете, дети — они философы. Дочка спросила меня однажды в больнице: «Пап, а зачем людям глаза?» Я сказал — чтобы видеть.

Эйнар сделал глубокий вдох.

— Она сказала, что я не угадал.

Говорит словно самому себе. Взглянул на Эрленда.

— Она сказала, глаза для того, чтобы плакать.

И тут его лицо изменилось. Кажется, он что-то решил.

— Кто ты, если ты — не ты сам?

— Эй, полегче на поворотах, приятель, успокойся, — сказал Эрленд.

— Кто ты тогда?

— Все будет хорошо, выдохни.

— Я не хотел, чтобы все вышло так, но теперь поздно.

Эрленд не понял, о чем он.

— Все кончено.

Эрленд вгляделся в его лицо.

— Все кончено. Здесь и сейчас — конец пути, — сказал Эйнар.

Эрленд сделал шаг вперед, но увидел, как Эйнар вынимает из плаща обрез и направляет на него.

Эрленд замер. В тот же миг Эйнар развернул дробовик дулом к себе и прижал к сердцу. Эрленд ахнул и ринулся к нему — под оглушительный грохот выстрела. Эйнар упал, и Эрленд упал на него сверху.

45

У него такое бывало. Ни с того ни с сего он чувствовал, будто душа покинула его и осталось только тело, пустое, как чемодан, из которого вытряхнули содержимое. Души нет, и лишь стеклянные глаза смотрят на мир, во тьму.

Эрленд поднялся на ноги и стал у края могилы, где лежал Эйнар. Взял в руки фонарь, посветил — сразу ясно: Эйнар мертв. Поставил фонарь обратно на землю, взялся за гроб и стал опускать его в яму — но прежде открыл крышку, положил туда склянку с мозгом и закрыл снова. В одиночку опускать даже маленький гроб очень несподручно, но Эрленд кое-как справился. Рядом в кучу земли была воткнута лопата; перекрестив гроб, Эрленд схватил лопату и стал закидывать яму землей. Барабанная дробь мокрых комьев о крышку гроба громовыми раскатами отдавалась у него в голове, причиняя жуткую боль.

Засыпав гроб землей, Эрленд постарался, как мог, починить сломанную ограду и едва не надорвался, устанавливая на место могильный камень. Когда раздались первые сирены, он уже закончил дело. Донеслись крики Сигурда Оли и Элинборг, каких-то других людей, откуда-то появился яркий свет, в кромешной тьме возникли гигантские тени. Все больше фонарей, все идут к нему.

Вот Катрина, а вот и Элин. Катрина вопросительно посмотрела на него, а поняв, что случилось, вскрикнула, упала на тело сына и обняла его, содрогаясь от рыданий. Эрленд не стал ей мешать. Элин опустилась на колени рядом.

Словно из тумана голос Сигурда Оли поинтересовался, все ли с ним в порядке. Элинборг подняла с земли дробовик. Появились еще полицейские, с фотоаппаратами, — то и дело кладбище озаряли вспышки, словно молнии.

Эрленд поднял глаза к небу — снова пошел дождь, но не такой сильный, как раньше.

Эйнара похоронили рядом с дочерью, на кладбище Граварвог, пригласили только родственников. До этого Катрину навестил Эрленд, рассказал ей о встрече Эйнара и Хольберга, убеждал ее, что речь идет о самозащите, но Катрина поняла, что он лишь пытается облегчить ее боль.

Дождь лил с завидным упорством, но осенние ветра оставили остров в покое. Скоро будет зима, мороз, чернота круглые сутки. Эрленду нравилось это время года.

Дочь проела ему всю плешь, и Эрленд таки сходил к врачу. Тот без труда поставил диагноз — боль в груди вызвана повреждением реберного хряща, какие часто случаются, если спать на плохом матраце и не заниматься спортом.

Сидя в один прекрасный день за столом и глядя в дымящуюся тарелку, полную мясного рагу, Эрленд спросил у Евы Линд, можно ли ему выбрать имя для ребенка, если родится девочка. Она ответила, что готова вы слушать папины предложения:

— Как ты хочешь ее назвать?

Эрленд посмотрел на дочь.

— Ауд, — сказал он. — Думаю, было бы хорошо назвать ее Ауд.