Волгины - Георгий Шолохов-Синявский

— А я, может, достану, тут же колодец близко, — предложил вдруг Микола.

— Нет, брат, погоди, — остановил его Дудников, вновь приникая к амбразуре.

Два вражеских грузовика под прикрытием каменного сарая выгрузили целый взвод автоматчиков, и они, рассыпавшись по картофельному полю, двинулись на дзот, охватывая его с двух сторон.

— Идут, проклятые, — значит они не на шутку этот кондер заварили, — заключил Дудников. — Ну, брат Микола, теперь держись.

Он приложился к пулемету, деловито прищурил глаз, как заправский, уже много повоевавший старый вояка, дал длинную гремучую очередь.

— Ага… понюхали? — торжествующе крикнул он и опять застрочил.

Первая волна гитлеровцев, оставив на огороде серо-зеленые пятна трупов, растаяв на добрую половину, отхлынула. И едва Микола успел принести воды из колодца, как за первой волной налетчиков хлынула вторая.

Дудников отбил и эту волну.

Микола вкладывал в пулемет новую ленту.

В это время вокруг заставы многое изменилось и выглядело не совсем так, как это представлялось двум советским пулеметчикам, сидевшим в дзоте.

Солнце уже поднялось над дальней пущей, и лучи его нарядно разукрасили землю. Ветра не было. Пухлые комки разрывов низко плыли над землей, подолгу не рассеиваясь, румяные от солнца, как опавшие на зелень полей спелые яблоки. Все сверкало на солнце: мокрые листья кленов и лип, узенькая речушка, огибавшая усадьбу, уцелевшие черепичные крыши служб. По всюду гулял огонь: горело что-то в дальнем лесу, и пушистый дым поднимался к небу лисьим хвостом; пылали постройки заставы, горело село у опушки березовой рощи, скирды старой соломы, а над дорогами взвилось непроглядно пыльное облако от двигавшихся по ним все новых и новых лавин танков…

Большинство их обошло заставу, прорвалось в тыл. Бой разгорелся на укрепленных рубежах главной линии. Уже грохотали тяжелые орудия с советской стороны, где-то далеко, за заставой, и, точно смола кипела в огромном котле, бушевал пулеметный и автоматный шквал; уже мало что осталось от заставы, казарма была разрушена до самого фундамента и дымилась, — по ней враги стреляли из танковых орудий прямой наводкой; хозяйственные постройки и фруктовый сад тоже были смяты, деревья вывернуты с корнем, и по зрительной площадке, где вчера показывали фильм «Волга-Волга», проехал танк и на мелкие лучины расщепил скамьи и рухнувший навес; уже много пушек вместе с расчетами было раздавлено тяжелыми танками из разбойного подразделения Рорбаха. Но часть советских бойцов, выдержав вражеский напор, продолжала с неслыханным упорством защищать заставу. Сам лейтенант Чугунов лежал, тяжело раненный, в одном из пулеметных гнезд. Иван Дудников и Микола Хижняк ничего не знали об этом. Они сидели под прочной крышей дзота, в прохладных, пахнущих погребом сумерках, и отстреливались…

От смерти оберегала их надежная крепость этого мудрого сооружения, поднятого на самую верхушку холма. Дзот походил на маленький неприметный холмик, вросший в землю, как приземистый гриб. Сверху он порос мелким кустарником и пустым сочным пыреем. Над амбразурой, как седые брови над угрюмым глазом, колыхались пучки белой кашки.

После того как две волны автоматчиков были отброшены пулеметными очередями Дудникова, гитлеровцы решили проутюжить холм танком. Назойливый, упрямый пулемет все еще изредка выпускал очереди, и это приводило в ярость Густава Рорбаха. Произошла непредвиденная задержка. Лейтенант, прошедший со своими танками Бельгию, Францию и Голландию, готов был воспринять это как дурное предзнаменование…

Танк Генриха Клозе на предельной скорости устремился к холму.

— Карл, ты совсем молодчина, — похвалил своего водителя Генрих Клозе. — Раздави поскорей этот проклятый чирий. Главное, я не вижу, откуда бьет их дьявольский пулемет.

Он приказал башенному стрелку выпустить по вершине холма сразу шесть снарядов. Башенный стрелок, маленький немец в круглых роговых очках, на ходу, с трудом ловя в целик макушку холма, выстрелил шесть раз. Зеленая вершина взлохматилась черными облачками пыли, и в ту же минуту оттуда застрочила длинная очередь, и пули зазвенели по броне танка. Генрих Клозе предусмотрительно отстранился от смотровой щели.

— Эти русские парни просто валяют дурака, — сказал он. — Еще шесть снарядов, Отто.

Танк остановился, и снаряды вновь полетели на вершину холма.

В это время в дзоте происходил такой разговор:

— Иван, они на нас танк пустили. Може, подаваться начнем, коробка у нас всего одна осталась, — предостерег Микола товарища.

— Куда же подаваться? Некуда, да и не полагается нашему брату, — ответил Дудников.

Последние слова его были заглушены несколькими громовыми взрывами. В пулеметное отверстие сыпанула земля.

— Ленты у нас не хватит, Иван, — еще раз предупредил Микола.

— Молчи! — остановил его Дудников.

Припав к амбразуре, он следил за тем, как танк, подминая мелкие кусты, мчался прямо на дзот. Дудников не стрелял.

— Слушай, Микола, — сказал он, вспомнив что-то важное, — ведь нас учили стрелять по смотровым щелям из винтовки… Дай-ка попробую… А ты подготовь гранаты.

Он взял винтовку, высунул ее в амбразуру, прицелился.

Танк повернулся лбом с вычерченным на нем белым крестом к дзоту и на мгновение застыл. Дудников нажал спуск. Танк дернулся, помчался, стремясь быстрее перепахать холмик, как плуг перепахивает кротовый бугорок.

Расстояние между танком и дзотом сокращалось с каждой секундой. Дудников снова стал целиться в черную полоску у основания орудийной башни. Микола сидел в углу дзота на пустых коробках. Приближающийся рев танка, казалось, доходил до самого сердца. Уже чувствовалась предостерегающая дрожь земли, звяканье гусениц.

…В танке было горячо и душно, воняло нефтяной гарью и разогретым маслом. Генрих Клозе, сидя у оптического прибора, глядел в смотровую щель. Он уже хотел скомандовать «стоп!» и открыть стрельбу прямой наводкой по амбразуре, как вдруг раздался треск и звон. Клозе стал медленно оседать у ног Отто.

Башенный стрелок ждал команды, но ее не последовало. Он взглянул на то место, где сидел командир танка, и рот его раскрылся от изумления: щетинистая голова Генриха уткнулась в маслянистую броню, билась о нее, как футбольный мяч, и левый глаз с уродливо оттянутым книзу веком застыл в неподвижности.

— Карл, они, кажется, ухлопали Клозе! — закричал Отто и нагнулся над трупом.

Карл застопорил машину, обернулся на окрик. Глаза его остановились на Клозе, и лицо Карла, измазанное копотью, в один миг выразило беспредельный ужас.

— Слушай, Карл! — стараясь перекричать сдержанное хрюканье мотора, заорал Отто. — Не лучше ли нам повернуть обратно? Эти дьяволы придумают еще что-нибудь, откуда я знаю? Может быть, их тут не так мало, как нам кажется?

— Ты прав, — ответил Карл и стал разворачивать танк.

Но тут его остановил Отто: он все-таки не хотел показать себя трусом.

— Я дам им напоследок полдюжины горячих, — пообещал он и, повернув башню, навел орудие на дзот.

Он выпустил пять снарядов, и пятый угодил прямо в белую бровь дзота. Черный столб взвился над вершиной холма. После этого Отто выпустил еще три снаряда, и танк помчался вниз, по склону. Но не успел он отъехать и десяти метров, как пулеметная очередь вновь сыпанула ему вслед…

Иван Дудников, достреляв последнюю ленту, отскочил от амбразуры. Скуластое лицо его было все изодрано мелкими осколками, по щекам, смывая пыль, текли ручейки крови. Пулемет был поврежден. В дзоте стоял едкий, вонючий дым. Микола задыхался и чихал от пыли и газа. Он сидел на корточках и послушно смотрел на товарища.

— Ну, Микола, теперь нам можно и уходить, решительно заявил Дудников. — Ты посиди, а я выгляну, поразведаю, — добавил он, не зная еще, что на разгромленной заставе осталось их только двое.

Он просунулся в узкую горловину входа, представлявшую собой нечто вроде лисьей норы, обросшую со всех сторон мелкими кустами орешника. Вернувшись, сообщил:

— Мы тут воюем, а все давно ушли. А может стать, и полегли товарищи… Одни пеньки да кирпичи торчат, аж сумно кругом. Собирайся, брат, будем уходить.

— А куда пойдем? — спросил Микола.

— Лес просторный. Наших найдем — живы будем.

Знойный ветерок пахнул в амбразуру, донес до слуха бойцов нарастающий грохот танков. Дудников выглянул.

— Три танка, да большущих, накачивают прямо сюда, а за ними пехота… Пойдем скорей.

Они выбрались из дзота и, пригибаясь между кустами, обдирая до крови лица, помчались вниз к лесу.

Бешеный рев танков докатывался с холма, становился все слышнее, сливаясь с треском автоматов. Гитлеровцы прочесывали ближайший лесок на склоне холма плотной огневой гребенкой. Пули коротко посвистывали над головами бегущих бойцов. Дудников и Микола бежали до тех пор, пока автоматные очереди не стали затихать в отдалении. Запыхавшись, они сбежали в глубокий овраг, поросший непролазным осинником, орешником, хмелем. Здесь было сумрачно и глухо, солнечные лучи не проникали сюда.