На той неделе: купить сапоги, спасти страну, выйти замуж - Анна Бялко

Но я вписываюсь. От Севки на работу ехать чуть ближе, так что, когда в девять пятнадцать я спускаюсь в метро, у меня еще есть пять минут на то, чтобы выбрать и купить на работу букет цветов.

Я выбираю здоровенный букетище ярко-алых георгинов. Очень торжественно и победительно. У меня праздник. У нас у всех праздник, черт возьми, мы советскую власть победили!

Четверг. После работы надо ехать на дачу. Сидеть с детьми и собаками, да и вообще.

И, честно говоря, мысли о даче и отдыхе сегодня не вызывают у меня обычной тоски. Так-то, в мирное время, три дня за городом в семейном кругу, хоть и хороши сами по себе, но как подумаешь, сколько всего можно было бы за это время успеть в Москве... Правда, Севка по выходным тоже ездит на дачу общаться с родственниками.

Мы договорились ехать вместе. Нам почти по дороге, примерно до полпути. Мне – в Загорск, а ему нужно свернуть чуть раньше, где-то под Пушкино. И по пути мы разберемся, докуда он меня подвезет. Хорошо бы, конечно, до дому. Не потому, что я на электричке не доеду, а просто. Я бы его с родителями познакомила, Костьку бы ему показала. Они бы все друг другу понравились. Наверное... Севка ведь классный, хоть и сумасшедший.

Впрочем, как будет, так и будет. Чего спешить? Не сегодня, так потом, куда мы денемся. Все еще будет, коньяк и цыгане...

На работу я загадочным образом умудряюсь опоздать. Минут на пятнадцать. Честное слово, не могу понять, как так получилось, у меня все было рассчитано. Но чтоб это кого-нибудь волновало. В комнате, несмотря на ранний час, кроме Марии Владимировны уже набилось человек пять. Все неотрывно пялятся в телевизор, и моего появления (как, впрочем, и опоздания) никто не замечает.

Я громко здороваюсь, вручаю Марье цветочки. Она радостно охает, но тут же сует их мне обратно со словами: «Поставь куда-нибудь, тут такие дела, Дзержинского скидывают!»

Смотрю в телевизор – и точно! Железного Феликса за шею стягивают с постамента на Лубянке. Мама дорогая! А Лубянку, говорят, народ разносит в перья. КГБ срочно жжет архивы. Что делается... Неужели все взаправду?

Я, конечно, тоже намертво приклеиваюсь к телевизору, так и застыв с цветами в руках. И все это безобразие длится еще минут двадцать, до конца выпуска новостей. Никогда бы не подумала, что это может быть так интересно и волнующе.

Потом, уже немного придя в себя, мы устраиваем многострадальные цветы (у нас даже вазы такой большой не нашлось, пришлось у уборщицы ведерко стрелять), варим на всех кофе и начинаем взахлеб обсуждать грядущую жизнь.

Перспективы самые разнообразные, но все радужные. Коммунистов прогнали, Президента вернули, совок сдох, у нас теперь будет новая человеческая страна Россия, и мы все будем... Что будем? Никто не знает, но будет здорово!

Кто-то из вновь прибывших сотрудников приносит бутылку шампанского. Мы выпиваем за новую прекрасную жизнь. Похоже, никакой работы сегодня не предвидится.

Предположения подтверждаются, когда появляется вторая бутылка шампанского. Она появляется почти одновременно с директором института, и мы торжественно наливаем ему первый бокал, каковой он с легким удивлением выпивает. В конце концов, нас трудно обвинить в отсутствии повода. Вряд ли сегодня в Москве вообще кто-нибудь будет работать. Вот если только уцелевшие чекисты на зачистке своих архивов, но их как раз ничуточки не жалко.

Часа в два мы решаем закрыть лавочку и разойтись по домам. Звоню Севке. Мне ехать к нему бессмысленно, ему заезжать за мной – большой крюк, и мы договариваемся, что я поеду отсюда своим ходом, а он подберет меня на проспекте Мира возле метро «Щербаковская». Через час.

Час спустя я, как примерная, сижу на парапете подземного перехода возле метро, болтаю ногами. Я тут уже пятнадцать минут сижу, со мной уже три молодых человека пытались познакомиться, и где Севку черти носят? Предложения познакомиться, закурить, съесть мороженое и пойти на митинг я пока с негодованием отвергала, но сколько ж можно, на самом-то деле? Еще десять минут, и я, пожалуй, на что-нибудь соглашусь.

Севка, надо отдать ему должное, опаздывает всегда и везде. В среднем минут на сорок. Даже на очень важные встречи, даже однажды на открытие собственной выставки. Так что у меня есть еще как минимум полчаса в запасе. Может, выбрать пока молодого человека посимпатичнее?

И тут около меня с визгом тормозят голубые «Жигули». Вот так всегда, стоило только заняться устройством личной жизни – и нате, пожалуйста.

Оказывается, он заезжал по пути на рынок. Покупать продукты на дачу. Купил отличного мяса. Между прочим, и на мою долю тоже.

От Севки никогда не знаешь, чего ждать. Мясо на дачу – это очень здорово. Во-первых, потому что его нигде не купишь, а во-вторых, потому что туда действительно нужно тащить продукты, а когда мне было их добывать? Но я-то об этом и думать забыла среди прочих героических свершений, а Севка – нет. И обо мне тоже вспомнил. Вот вам и художник не от мира сего.

Мне стыдно и благодарно. Пытаюсь ему это высказать, но Севка отсылает меня с моими признаниями. Причем буквально. В булочную.

– Тут сейчас справа будет отличная булочная, я тормозну, а ты выскочишь и купишь хлеба. Держи деньги.

Мне два батона и половину черного, себе что хочешь. И еще там пирожки с мясом отличные, возьми штук шесть, я не успел пообедать, зато налил термос чая. Ты сама-то голодная?

Да. Как выясняется, голодная. Шампанским сыт не будешь. Я возвращаюсь с хлебом и пирожками, Севка проезжает еще немного, потом останавливается где-то под мостом, вытаскивает термос. Мы пожираем пирожки и пьем чай, прихлебывая по очереди из крышки от термоса. Пирожки действительно оказываются отличными, но все равно четвертый я уже съесть не могу. Севка уговаривает меня так и эдак.

– Ну давай, ну ведь вкусно же.

– Но уже из ушей лезет.

– Но что ж его, с собой везти?

– А что?

– Он бедный, одинокий. Ему грустно.

– Ну съешь сам.

– Я съел больше тебя, и я за рулем не помещусь, а тебе надо. Ты посмотри на себя, от тебя же ничего не осталось.

Я с интересом смотрю на себя и действительно замечаю – недавно купленные узкие джинсы, в которые я влезала с некоторым напрягом, висят на мне так, что туда можно, наверное, засунуть еще одного человека. Вот это да! Вот это эффект! Всего три дня, а какие результаты!

Не то чтобы я сильно страдала от лишнего веса, у меня его особенно нету, но все равно время от времени я, как и все, предпринимаю какие-то попытки к самоусовершенствованию. Но о таком я даже не мечтала.

На радостной волне я доедаю пирожок, и удовлетворенный Севка заводит мотор.

Мы благополучно выскакиваем на Ярославское шоссе, доезжаем почти до кольцевой дороги и попадаем в пробку. Да какую! Вроде и время-то не пиковое, четырех еще нет, и четверг – не пятница, а вот поди ж ты. Машин мало того, что невпроворот, они же еще в попытке проскочить узкое место ухитрились сложиться в затейливый паркетный узор типа елочки – вообще никому с места не тронуться.

Посреди этого машинного паркета мечется милиционер-регулировщик, беспомощно размахивая жезлом. Машины гудят. Дорога стоит. Иногда кому-то удается подвинуться на несколько сантиметров, на освободившееся место тут же кидаются сразу три машины, все запутывается еще больше.

Сидим. Наблюдаем. Я про себя тихо радуюсь задержке – мне что, надо мной не каплет, Севка рядом. А то довезет до Пушкино – и привет на три дня. И вообще непонятно, на три ли. Так что лишние двадцать минут мне вполне в радость.

Но Севка так жить не может. Он сперва гудит, потом начинает ругаться, потом не выдерживает и, несмотря на мои попытки остановить его, выскакивает из машины.

– Севка, псих, ты куда? А если оно сейчас поедет?

– Никуда оно, к черту, не поедет! Если что, держи руль! Прелестно. Держи руль. И что? На всякий случай я все-таки берусь за него рукой и наблюдаю за Севкой.

Тот бегает среди машин, что-то втолковывая другим водителям через открытые окна. Добегает до регулировщика. Орет и машет руками. Псих, честное слово. Сидел бы лучше в машине.

Но вот они с регулировщиком о чем-то договариваются. Милиционер, размахивая жезлом, усылает вперед одну из передних машин, а Севка, упершись руками в капоты двух других, не дает им занять опустевшее пространство, в которое мент загоняет следующую машину...

Минут через пять перед нами расчищен довольно приличный кусок шоссе, и теперь уже наша машина перегораживает дорогу остальным. Руль я, конечно, могу держать до посинения, но с дороги мы от этого не уберемся.

– Севка! – в ужасе ору я в окно. – Иди скорей! Нам уже ехать! Севка же!

Он впрыгивает в машину, она рвет с места, и мы уносимся вдаль. Севка еще успевает помахать регулировщику.

– Учись, – замечает он мне. – Так себя и ведут на дороге. А то бы еще час стояли. Всегда кто-то должен взять ответственность на себя.

Это точно. Но почему-то таких ответственных в этой жизни не часто встретишь. Вот и к Белому дому – что, очень много народу пришло? То есть потом-то, конечно, много, а вот тогда, ночью...