Измперение инкогнито - Эдуард Пак

Существо как-то сжалось, словно укушенная бешенной собакой гармошка, и сразу уменьшилось в размерах почти вдвое. Глаза же его, напротив, вздулись и набухли, казалось, что они вот-вот лопнут. Пасть бессильно соскользнула с их сферы.

Щелкнув пальцами, эмир включил звук. Шум воды больше не мешал им разговаривать, теперь слышалась лишь частая капель, да обиженные всхлипы чудовища, с которыми оно отползало подальше от столь упрямой и непокорной еды.

Внезапно существо вновь закричало, закричало почти по человечески — глубоким, изумительно богатым на обертоны, басом, которому позавидовал бы любой певец королевской оперы Хурданта.

Оно, с явной натугой, подтянуло одно из задних щупалец, до сих пор находившихся в камере. На его конце висела акула с широко выпученными глазами. Словно бультерьер, акула мотала головой и била во все стороны мощным хвостом. В очередной раз магов свалило с ног.

Тем не менее даже эта многотонная рыбина не смогла сильно замедлить движения монстра. Набирая скорость, чудовище поползло дальше по темному коридору и скрылось за поворотом, волоча за собой опасный груз.

Еще минут десять маги не решались снять защиту, опасаясь нападений, однако они не могли торчать здесь бесконечно.

— Альхор, снимаем, приготовь пару молний — наконец произнес эмир, активируя на всякий случай заклинание заморозки.

Не в силах ни чего ответить, старик лишь кивнул в знак согласия, пытаясь восстановить сбившееся дыхание. Цепи упали из его рук, громко звякнув о гранитные плиты пола.

Негромкий хлопок — и сфера исчезла, истерично подмигнув на последок. Старый маг тут же зажал нос пальцами — на них навалилась столь страшная вонь, что почти совсем невозможно было дышать.

Пол коридора толстым слоем покрыла грязь и тина, маги устало пошлепали по ней к камере.

Они ожидали увидеть все что угодно, но камера была почти пуста, лишь узник мокрый и грязный, поджав колени сидел в самом ее углу. Увидев магов, он забился еще глубже в простенок, жалея, что не может просочиться сквозь камень. Срывая голос, он закричал дребезжащим истеричным фальцетом.

— Не подходите!!! За что вы хотите меня убить?!! Я вам ничего не сделал, ни чего не сделал, оставьте меня…

Тяжело переводя дух, эмир и визирь взирали на жалкое зрелище, которое представлял из себя их пленник. Взгляды их были несколько схожи, однако, если взгляд визиря выражал лишь жалость, то в тяжелом взоре эмира проскальзывала толика презрения и брезгливости.

— И что же нам с ним делать, Альхор? — спросил эмир — содержать его и дальше здесь становится опасным.

— О величайший, но что могло случиться? Вы думаете, в том что сейчас произошло повинен этот несчастный? Быть может это чьи то козни, происки наших врагов?

— Да, Альхор, в первую минуту и я так же подумал, однако посмотри на обрывки заклинаний, что зависли в эфире — мрачно ответил эмир — я специально их не уничтожил, ну же, посмотри повнимательней.

Визирь включил магическое зрение. То, что он увидел, повергло его в шок. Привыкнув к строжайшим правилам и сочетаниям, выверенным матрицам и стойким плетениям благородной магии, Альхор Борджи вначале не поверил своим глазам.

Вопреки всем правилам, осколки всяческих заклинаний, загадочно мерцая, носились по воздуху, словно обрывки паутины, налипая серыми грязными гроздьями по углам камеры, образуя дикие, порой невозможные сочетания. Словно клубки ядовитых змей, они извивались из всех щелей, жадно протягивая свои кольца к застывшим магам.

Альхор Борджи с трудом идентифицировал остатки охранных и запирающих заклинаний, а так же к, его немалому удивлению — чары маскировки и телепортации — когда нервно померцав, магическое зрение исчезло, отозвавшись резкой болью в голове и зайчиками в глазах. Неожиданный удар заставил покачнуться старого мага.

— Что ты об этом думаешь? — эмир приподнял одну бровь, поддерживая потерявшего равновесие визиря.

— О величайший, не существует такого мага, способного оперировать столь неправильными и хаотическими построениями — простонал Альхор Борджи, едва оправившись от удара.

— Да, я пришел к таким же выводам, Альхор. — ответил эмир — я думаю, что магические построения, соприкоснувшись с его аурой, каким то образом нейтрализуются и не влияют на его астральное тело, поэтому магия на него не действует. В следствие чего это происходит? Ты заметил, как нарушены крепежные точки и разорваны узлы сцепления? Вы что же в своих опытах не сканировали его магическим взором?

— Увы, у меня не было достаточно времени и вашего опыта, о великий — простонал Альхор Борджи, сжимая ладонями гудящую голову.

— А вот я заметил. При стандартных условиях развеянные остатки заклинаний нейтрализуются, здесь же происходит невероятное. Альхор, ты только посмотри. Заклинания рвутся в скрепляющих точках, но не исчезают, точки остаются активными и вновь слепляются с обрывками других заклинаний в самых разных комбинациях. Очень опасных комбинациях, надо сказать… Давай-ка не будем колдовать вблизи от него. И заметь, Альхор, тут имеются обрывки матриц, которые ни как не могли непосредственно соприкоснуться с его аурой, видимо он как-то притягивает и другие заклинания, отдаленные от него на значительное расстояние. Не так быстро, как при непосредственном контакте, однако…

— Что же делать, о великий?

— Мы вовремя получили подсказку великого оракула. Слезы аллаха, Альхор. Только с их помощью пророчество будет исполнено.

— Да, о великий.

— Открываем карман прямо здесь. Я уже все продумал. Пленник станет нашим оружием, нашей карающей дланью в своем мире. Пора исполнить предсказанное — подсадим к ним бешенного скорпиона в закрытую банку.

Плечи старого мага опустились.

— Мне не чужда жалость, поверь мне, Альхор, я так же как и ты буду скорбеть о миллиардах загубленных душ, но эти люди уже давно потеряли свой человеческий облик, они не достойны своего создателя. Скверна должна быть уничтожена, выжжена твердой рукой по всей их земле пока не поздно, словно сорняк в благородном саду, взращенном великим создателем. Смертельную опасность несут они в наши миры, ты сам все видел и должен это понимать.

Мы посеем хаос, мы уничтожим все столицы поганого мира, одну за другой, мы столкнем тех — кто останется — между собой и швырнем пинком в первобытность, мы заставим забыть их богопротивные технологии мы установим там свою священную власть и быть может тогда мы сможем вернуть им источник магии.

Зараза неверия, печать хаоса и скверна неугодных создателю технологий не должны распространиться по ответвлениям великого веера, иначе все они так же падут — одно за другим, как кости домино.

Мы оказались на линии фронта, Альхор. Нам грозит великая опасность и медлить не следует ни секунды.

Глава 15

Али не первый раз был в Москве. До того как попасть в школу подготовки боевиков, он даже отучился пару лет в институте международных отношений, куда попал по обмену.

К Москве он испытывал тягу, подобную болезненной психической зависимости. Этот город — современный Вавилон — с его богатейшими возможностями, где соседствуют великолепие и нищета, дворцы и трущобы, манил его подобно миражу в знойной пустыне. Днем и ночью, летом и зимой, здесь можно было обрести что угодно и сколько угодно — от наркотиков до продажной любви, от экзотических фруктов, рожденных в знойных странах — зимой, до снега — летом, получить в руки мечту всей своей жизни или нож под ребро в темном переулке.

Здесь жили и работали люди со всего мира. Здесь можно было завести любые знакомства, удовлетворить любые, самые извращенные фантазии.

Вследствие однобокости развития своей натуры, богатейшее культурное наследие, на время приютившей его когда-то страны, было ему недоступно, да он в нем и не нуждался.

Ни радость, ни сострадание, ни любовь, ни любое другое светлое чувство не могли найти хода к струнам его души. Оставалась только аморфная черная ненависть, с легкостью ломающая все запоры, не нуждающаяся ни в каких дверях. Зазубренными ржавыми крючьями вцепилась она в его тело и разум, мерзкой кляксой растеклась и въелась в душу.

Он возненавидел людей — и вся его ненависть лопнувшей язвой выплеснулась на коренных москвичей.

Он ненавидел наглых, гонористых, зажравшихся ментов, ведь они останавливали его на каждом шагу за его внешность «кавказкой национальности», требовали документы и регистрацию. Он возненавидел этих высокомерных сокурсниц, смеющихся над ним и над его неправильным произношением, да и с парнями из его группы были натянутые отношения, возненавидел старых ведьм, вопящих во все горло, что понаехали мол тут.

Не имея ни желания ни способностей — учиться было ему сплошной мукой. Легкий и веселый дух студенчества был ему абсолютно чужд. И, как закономерность, он в свою очередь возненавидел своих преподавателей, от чего то не желающих ставить ему зачеты.