Том 5. Кому на Руси жить хорошо - Николай Некрасов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
2. Странники и богомольцы
Бездомного, безродногоНемало попадаетсяНароду на Руси,Не жнут, не сеют — кормятсяИз той же общей житницы,Что кормит мышку малуюИ воинство несметное:Оседлого крестьянинаГорбом ее зовут.Пускай народу ведомо,Что целые селенияНа попрошайство осенью,Как на доходный промысел,Идут: в народной совестиУставилось решение,Что больше тут злосчастия,Чем лжи, — им подают.Пускай нередки случаи,Что странница окажетсяВоровкой; что у бабЗа просфоры афонские,За «слезки богородицы»Паломник пряжу выманит,А после бабы сведают,Что дальше Тройцы-СергияОн сам-то не бывал.Был старец, чудным пениемПленял сердца народные;С согласья матерей,В селе Крутые ЗаводиБожественному пениюСтал девок обучать;Всю зиму девки красныеС ним в риге запиралися,Оттуда пенье слышалось,А чаще смех и визг.Однако чем же кончилось?Он петь-то их не выучил,А перепортил всех.Есть мастера великиеПодлаживаться к барыням:Сначала через бабДоступится до девичьей,А там и до помещицы.Бренчит ключами, по дворуПохаживает барином,Плюет в лицо крестьянину,Старушку богомольнуюСогнул в бараний рог!Но видит в тех же странникахИ лицевую сторонуНарод. Кем церкви строятся?Кто кружки монастырскиеНаполнил через край?Иной добра не делает,И зла за ним не видится,Иного не поймешь.Знаком народу Фомушка:Вериги двупудовыеПо телу опоясаныЗимой и летом бос,Бормочет непонятное,А жить — живет по-божески:Доска да камень в головы,А пища — хлеб один.Чуден ему и памятенСтарообряд Кропильников,Старик, вся жизнь которогоТо воля, то острог.Пришел в село Усолово:Корит мирян безбожием,Зовет в леса дремучиеСпасаться. СтановойСлучился тут, всё выслушал:«К допросу сомустителя!»Он тоже и ему:«Ты враг Христов, антихристовПосланник!» Сотский, старостаМигали старику:«Эй, покорись!» Не слушает!Везли его в острог,А он корил начальникаИ, на телеге стоючи,Усоловцам кричал:
«Горе вам, горе, пропащие головы!Были оборваны, — будете голы вы,Били вас палками, розгами, кнутьями,Будете биты железными прутьями!..»
Усоловцы крестилися,Начальник бил глашатая:«Попомнишь ты, анафема,Судью ерусалимского!»У парня, у подводчика,С испугу вожжи выпалиИ волос дыбом стал!И, как на грех, воинскаяКоманда утром грянула:В Устой, село недальное,Солдатики пришли.Допросы! усмирение!Тревога! по сопутностиДосталось и усоловцам:Пророчество строптивогоЧуть в точку не сбылось.
Вовек не позабудетсяНародом Ефросиньюшка,Посадская вдова:Как божия посланницаСтарушка появляетсяВ холерные года;Хоронит, лечит, возитсяС больными. Чуть не молятсяКрестьянки на нее…
Стучись же, гость неведомый!Кто б ни был ты, уверенноВ калитку деревенскуюСтучись! Не подозрителенКрестьянин коренной,В нем мысль не зарождается,Как у людей достаточных,При виде незнакомого,Убогого и робкого:Не стибрил бы чего?А бабы — те радехоньки.Зимой перед лучиноюСидит семья, работает,А странничек гласит.Уж в баньке он попарился,Ушицы ложкой собственной,С рукой благословляющей,Досыта похлебал.По жилам ходит чарочка,Рекою льется речь.В избе всё словно замерло:Старик, чинивший лапотки,К ногам их уронил;Челнок давно не чикает,Заслушалась работницаУ ткацкого станка;Застыл уж на уколотомМизинце у Евгеньюшки,Хозяйской старшей дочери,Высокий бугорок,А девка и не слышала,Как укололась до крови;Шитье к ногам спустилося,Сидит — зрачки расширены,Руками развела…Ребята, свесив головыС полатей, не шелохнутся:Как тюленята сонныеНа льдинах за Архангельском,Лежат на животе.Лиц не видать, завешеныСпустившимися прядямиВолос — не нужно сказывать,Что желтые они.Постой! уж скоро странничекДоскажет быль афонскую,Как турка взбунтовавшихсяМонахов в море гнал,Как шли покорно инокиИ погибали сотнями…Услышишь шепот ужаса,Увидишь ряд испуганных,Слезами полных глаз!Пришла минута страшная —И у самой хозяюшкиВеретено пузатоеСкатилося с колен.Кот Васька насторожился —И прыг к веретену!В другую пору то-то быДосталось Ваське шустрому,А тут и не заметили,Как он проворной лапкоюВеретено потрогивал,Как прыгал на негоИ как оно каталося,Пока не размоталасяНапряденная нить!
Кто видывал, как слушаетСвоих захожих странниковКрестьянская семья,Поймет, что ни работою,Ни вечною заботою,Ни игом рабства долгого,Ни кабаком самимЕще народу русскомуПределы не поставлены:Пред ним широкий путь.Когда изменят пахарюПоля старозапашные,Клочки в лесных окраинахОн пробует пахать.Работы тут достаточно,Зато полоски новыеДают без удобренияОбильный урожай.Такая почва добрая —Душа народа русского…О сеятель! приди!..
Иона (он же Ляпушкин)Сторонушку вахлацкуюИздавна навещал.Не только не гнушалисяКрестьяне божьим странником,А спорили о том,Кто первый приютит его,Пока их спорам ЛяпушкинКонца не положил:«Эй! бабы! выносите-каИконы!» Бабы вынесли;Пред каждою иконоюИона падал ниц:«Не спорьте! дело божие,Котора взглянет ласковей,За тою и пойду!»И часто за беднейшеюИконой шел ИонушкаВ беднейшую избу.И к той избе особоеПочтенье: бабы бегаютС узлами, сковородкамиВ ту избу. Чашей полною,По милости Ионушки,Становится она.
Негромко и неторопкоПовел рассказ Ионушка«О двух великих грешниках»,Усердно покрестясь.
О двух великих грешникахГосподу богу помолимся,Древнюю быль возвестим,Мне в Соловках ее сказывалИнок, отец Питирим.
Было двенадцать разбойников,Был Кудеяр — атаман,Много разбойники пролилиКрови честных христиан,
Много богатства награбили,Жили в дремучем лесу,Вождь Кудеяр из-под КиеваВывез девицу-красу.
Днем с полюбовницей тешился,Ночью набеги творил,Вдруг у разбойника лютогоСовесть господь пробудил.
Сон отлетел; опротивелиПьянство, убийство, грабеж,Тени убитых являются,Целая рать — не сочтешь!
Долго боролся, противилсяГосподу зверь-человек,Голову снес полюбовницеИ есаула засек.
Совесть злодея осилила,Шайку свою распустил,Роздал на церкви имущество,Нож под ракитой зарыл.
И прегрешенья отмаливатьК гробу господню идет,Странствует, молится, кается,Легче ему не стает.
Старцем, в одежде монашеской,Грешник вернулся домой,Жил под навесом старейшегоДуба, в трущобе лесной.
Денно и нощно всевышнегоМолит: грехи отпусти!Тело предай истязанию,Дай только душу спасти!
Сжалился бог и к спасениюСхимнику путь указал:Старцу в молитвенном бденииНекий угодник предстал,
Рек «Не без божьего промыслаВыбрал ты дуб вековой,Тем же ножом, что разбойничал,Срежь его, той же рукой!
Будет работа великая,Будет награда за труд;Только что рухнется дерево —Цепи греха упадут».
Смерил отшельник страшилище:Дуб — три обхвата кругом!Стал на работу с молитвою,Режет булатным ножом,
Режет упругое дерево,Господу славу поет,Годы идут — подвигаетсяМедленно дело вперед.
Что с великаном поделаетХилый, больной человек?Нужны тут силы железные,Нужен не старческий век!
В сердце сомнение крадется,Режет и слышит слова:«Эй, старина, что ты делаешь?»Перекрестился сперва,
Глянул — и пана ГлуховскогоВидит на борзом коне,Пана богатого, знатного,Первого в той стороне.
Много жестокого, страшногоСтарец о пане слыхалИ в поучение грешникуТайну свою рассказал.
Пан усмехнулся: «СпасенияЯ уж не чаю давно,В мире я чту только женщину,Золото, честь и вино.
Жить надо, старче, по-моему:Сколько холопов гублю,Мучу, пытаю и вешаю,А поглядел бы, как сплю!»
Чудо с отшельником сталося:Бешеный гнев ощутил,Бросился к пану Глуховскому,Нож ему в сердце вонзил!
Только что пан окровавленныйПал головой на седло,Рухнуло древо громадное,Эхо весь лес потрясло.
Рухнуло древо, скатилосяС инока бремя грехов!..Господу богу помолимся:Милуй нас, темных рабов!
3. Старое и новое