Том 5. Кому на Руси жить хорошо - Николай Некрасов

(1873)

Пир на весь мир*

Посвящается Сергею Петровичу Боткину

Вступление

В конце села Валахчина,Где житель — пахарь исстариИ частью — смолокур,Под старой-старой ивою,Свидетельницей скромноюВсей жизни вахлаков,Где праздники справляются,Где сходки собираются,Где днем секут, а вечеромЦелуются, милуются, —Шел пир, великий пир!Орудовать по-питерскиПривыкший дело всякое,Знакомец наш Клим Яковлич,Видавший благородныеПиры с речами, спичами,Затейщик пира был.На бревна, тут лежавшие,На сруб избы застроеннойУселись мужики;Тут тоже наши странникиСидели с Власом-старостой(Им дело до всего).Как только пить надумали,Влас сыну-малолеточкуВскричал: «Беги за Трифоном!»С дьячком приходским Трифоном,Гулякой, кумом старосты,Пришли его сыны,Семинаристы: СаввушкаИ Гриша; было старшемуУх девятнадцать лет;Теперь же протодьякономСмотрел, а у ГригорияЛицо худое, бледноеИ волос тонкий, вьющийся,С оттенком красноты.Простые парни, добрые,Косили, жали, сеялиИ пили водку в праздникиС крестьянством наравне.

Тотчас же за селениемШла Волга, а за ВолгоюБыл город небольшой(Сказать точнее, городаВ ту пору тени не было,А были головни:Пожар всё снес третьеводни).Так люди мимоезжие,Знакомцы вахлаков,Тут тоже становилися,Парома поджидаючи,Кормили лошадей.Сюда брели и нищие,И тараторка-странница,И тихий богомол.

В день смерти князя старогоКрестьяне не предвидели,Что не луга поемные,А тяжбу наживут.И, выпив по стаканчику,Первей всего заспорили:Как им с лугами быть?Не вся ты, Русь, обмерянаЗемлицей: попадаютсяУглы благословенные,Где ладно обошлось.Какой-нибудь случайностью —Неведеньем помещика,Живущего вдали,Ошибкою посредника,А чаще изворотамиКрестьян-руководителей —В надел крестьянам изредкаПопало и леску.Там горд мужик, попробуй-каВ окошко стукнуть старостаЗа податью — осердится!Один ответ до времени:«А ты леску продай!»И вахлаки надумалиСвои луга поемныеСдать старосте — на подати:Всё взвешено, рассчитано,Как раз — оброк и подати,С залишком. «Так ли, Влас?»

«А коли подать справлена,Я никому не здравствую!Охота есть — работаю,Не то — валяюсь с бабою,Не то — иду в кабак!»

«Так!» — вся орда вахлацкаяНа слово Клима ЛавинаОткликнулась, — на подати!«Согласен, дядя Влас?»

«У Клима речь короткаяИ ясная, как вывеска,Зовущая в кабак, —Сказал шутливо староста. —Начнет Климаха бабою,А кончит — кабаком!»— «А чем же! Не острогом жеКончать-ту? Дело верное,Не каркай, пореши!»

Но Власу не до карканья.Влас был душа добрейшая,Болел за всю вахлачину —Не за одну семью.Служа при строгом барине,Нес тяготу на совестиНевольного участникаЖестокостей его.Как молод был, ждал лучшего,Да вечно так случалося,Что лучшее кончалосяНичем или бедой.И стал бояться нового,Богатого посулами,Неверующий Влас.Не столько в БелокаменнойПо мостовой проехано,Как по душе крестьянинаПрошло обид… до смеху ли?..Влас вечно был угрюм.А тут — сплошал старинушка!Дурачество вахлацкоеКоснулось и его!Ему невольно думалось:«Без барщины… без подати….Без палки… правда ль, господи?»И улыбнулся Влас.Так солнце с неба знойногоВ лесную глушь дремучуюЗабросил луч — и чудо там:Роса горит алмазами,Позолотился мох.«Пей, вахлачки, погуливай!»Не в меру было весело:У каждого в грудиИграло чувство новое,Как будто выносила ихМогучая волнаСо дна бездонной пропастиНа свет, где нескончаемыйИм уготован пир!Еще ведро поставили,Галденье непрерывноеИ песни начались!Как, схоронив покойника,Родные и знакомыеО нем лишь говорят,Покамест не управятсяС хозяйским угощениемИ не начнут зевать, —Так и галденье долгоеЗа чарочкой, под ивою,Всё, почитай, сложилосяВ поминки по подрезанным,Помещичьим «крепям».К дьячку с семинаристамиПристали: «Пой веселую!»Запели молодцы.(Ту песню — не народную —Впервые спел сын Трифона,Григорий, вахлакам,И с «Положенья» царского,С народа крепи снявшего,Она по пьяным праздникамКак плясовая пеласяПопами и дворовыми, —Вахлак ее не пел,А, слушая, притопывал,Присвистывал; «веселою»Не в шутку называл.)

1. Горькое время — горькие песни

«Кушай тюрю, Яша!Молочка-то нет!»— «Где ж коровка наша?»— «Увели, мой светБарин для приплодуВзял ее домой!»Славно жить народуНа Руси святой!

«Где же наши куры?» —Девчонки орут.«Не орите, дуры!Съел их земский суд;Взял еще подводуДа сулил постой…»Славно жить народуНа Руси святой!

Разломило спину,А квашня не ждет!Баба КатеринуВспомнила — ревет:В дворне больше годуДочка… нет родной!Славно жить народуНа Руси святой!

Чуть из ребятишек,Глядь — и нет детей:Царь возьмет мальчишек,Барин — дочерей!Одному уродуВековать с семьей.Славно жить народуНа Руси святой!

Потом свою вахлацкую,Родную, хором грянули,Протяжную, печальную —Иных покамест нет.Не диво ли? широкаяСторонка Русь крещеная,Народу в ней тьма тем,А ни в одной-то душенькеСпокон веков до нашегоНе загорелась песенкаВеселая да ясная,Как ведреный денек.Не диво ли? не страшно ли?О время, время новое!Ты тоже в песне скажешься,Но как?.. Душа народная!Воссмейся ж наконец!

Беден, нечесан Калинушка,Нечем ему щеголять,Только расписана спинушка,Да за рубахой не знать.С лаптя до воротаШкура вся вспорота,Пухнет с мякины живот.

Верченый, крученый,Сеченый, мученый,Еле Калина бредет.

В ноги кабатчику стукнется,Горе потопит в вине,Только в субботу аукнетсяС барской конюшни жене…

«Ай, песенка!.. Запомнить бы!..»Тужили наши странники,Что память коротка,А вахлаки бахвалились:«Мы барщинные! С наше-тоПопробуй, потерпи!Мы барщинные! вырослиПод рылом у помещика;День — каторга, а ночь?Что сраму-то! За девкамиГонцы скакали тройкамиПо нашим деревням.В лицо позабывали мыДруг дружку, в землю глядючи,Мы потеряли речь.В молчанку напивалися,В молчанку целовалися,В молчанку драка шла!»— «Ну, ты насчет молчанки-тоНе очень! нам молчанка таДосталась солоней! —Сказал соседней волостиКрестьянин, с сеном ехавший(Нужда пристигла крайняя,Скосил — и на базар!). —Решила наша барышняГертруда Александровна,Кто скажет слово крепкое,Того нещадно драть.И драли же! ПокудоваНе перестали лаятьсяА мужику не лаяться —Едино что молчать.Намаялись! уж подлинноОтпраздновали волю мы,Как праздник: так ругалися,Что поп Иван обиделсяЗа звоны колокольные,Гудевшие в тот день».

Такие сказы чудныеПосыпались… и диво ли?Ходить далеко за словомНе надо — всё прописаноНа собственной спине.

«У нас была оказия, —Сказал детина с чернымиБольшими бакенбардами, —Так нет ее чудней».(На малом шляпа круглая,С значком, жилетка красная,С десятком светлых пуговиц,Посконные штаныИ лапти: малый смахивалНа дерево, с которогоКору подпасок крохотныйВсю снизу ободрал.А выше — ни царапины,В вершине не побрезгуетВорона свить гнездо.)— «Так что же, брат, рассказывай!»— «Дай прежде покурю!»Покамест он покуривал,У Власа наши странникиСпросили: «Что за гусь?»— «Так, подбегало-мученик,Приписан к нашей волости,Барона СинегузинаДворовый человек,Викентий Александрович.С запяток в хлебопашествоПрыгнул! За ним осталасяИ кличка: „Выездной“.Здоров, а ноги слабые,Дрожат; его-то барыняВ карете цугом ездилаЧетверкой по грибы…Расскажет он! послушайте!Такая память знатная,Должно быть (кончил староста),Сорочьи яйца ел».

Поправив шляпу круглую,Викентий АлександровичК рассказу приступил.

Был господин невысокого рода,Он деревнишку за взятки купил,Жил в ней безвыездно тридцать три года,Вольничал, бражничал, горькую пил.Жадный, скупой, не дружился с дворянами,Только к сестрице езжал на чаек;Даже с родными, не только с крестьянами,Был господин Поливанов жесток;Дочь повенчав, муженька благоверногоВысек — обоих прогнал нагишом,В зубы холопа примерного,Якова верного,Походя бил каблуком.

Люди холопского звания —Сущие псы иногда:Чем тяжелей наказания,Тем им милей господа.Яков таким объявился из младости,Только и было у Якова радости:Барина холить, беречь, ублажатьДа племяша-малолетка качать.Так они оба до старости дожили.Стали у барина ножки хиреть,Ездил лечиться, да ноги не ожили…Полно кутить, баловаться и петь!Очи-то ясные,Щеки-то красные,Пухлые руки как сахар белы,Да на ногах — кандалы!

Смирно помещик лежит под халатом,Горькую долю клянет,Яков при барине: другом и братомВерного Якова барин зовет.Зиму и лето вдвоем коротали,В карточки больше играли они,Скуку рассеять к сестрице езжалиВерст за двенадцать в хорошие дни.Вынесет сам его Яков, уложит,Сам на долгушке свезет до сестры,Сам до старушки добраться поможет,Так они жили ладком — до поры…

Вырос племянничек Якова, Гриша,Барину в ноги: «Жениться хочу!»— «Кто же невеста?» — «Невеста — Ариша».Барин ответствует: «В гроб вколочу!»Думал он сам, на Аришу-то глядя:«Только бы ноги господь воротил!»Как ни просил за племянника дядя,Барин соперника в рекруты сбыл.Крепко обидел холопа примерного,Якова верного,Барин, — холоп задурил!Мертвую запил… Неловко без Якова,Кто ни послужит — дурак, негодяй!Злость-то давно накипела у всякого,Благо есть случай: груби, вымещай!Барин то просит, то песски ругается,Так две недели прошли.Вдруг его верный холоп возвращается…Первое дело — поклон до земли.Жаль ему, видишь ты, стало безногого:Кто-де сумеет его соблюсти?«Не поминай только дела жестокого;Буду свой крест до могилы нести!»Снова помещик лежит под халатом,Снова у ног его Яков сидит,Снова помещик зовет его братом.«Что ты нахмурился, Яша?» — «Мутит!»Много грибков нанизали на нитки,В карты сыграли, чайку напились,Ссыпали вишни, малину в напиткиИ поразвлечься к сестре собрались.

Курит помещик, лежит беззаботно,Ясному солнышку, зелени рад.Яков угрюм, говорит неохотно,Вожжи у Якова дрожмя дрожат,Крестится. «Чур меня, сила нечистая! —Шепчет, — рассыпься!» (мутил его враг),Едут… Направо трущоба лесистая,Имя ей исстари: Чертов овраг;Яков свернул и поехал оврагом,Барин опешил: «Куда ж ты, куда?»Яков ни слова. Проехали шагомНесколько верст; не дорога — беда!Ямы, валежник; бегут по оврагуВешние воды, деревья шумят..Стали лошадки — и дальше ни шагу,Сосны стеной перед ними торчат.

Яков, не глядя на барина бедного,Начал коней отпрягать,Верного Яшу, дрожащего, бледного,Начал помещик тогда умолять.Выслушал Яков посулы — и грубо,Зло засмеялся: «Нашел душегуба!Стану я руки убийством марать,Нет, не тебе умирать!»Яков на сосну высокую прянул,Вожжи в вершине ее укрепил,Перекрестился, на солнышко глянул,Голову в петлю — и ноги спустил!..

Экие страсти господни! виситЯков над барином, мерно качается.Мечется барин, рыдает, кричит,Эхо одно откликается!

Вытянув голову, голос напрягБарин — напрасные крики!В саван окутался Чертов овраг,Ночью там росы велики,Зги не видать! только совы снуют,Оземь ширяясь крылами,Слышно, как лошади листья жуют,Тихо звеня бубенцами.Словно чугунка подходит — горятЧьи-то два круглые, яркие ока,Птицы какие-то с шумом летят,Слышно, посели они недалеко.Ворон над Яковом каркнул один.Чу! их слетелось до сотни!Ухнул, грозит костылем господин!Экие страсти господни!

Барин в овраге всю ночь пролежал,Стонами птиц и волков отгоняя,Утром охотник его увидал.Барин вернулся домой, причитая:«Грешен я, грешен! Казните меня!»Будешь ты, барин, холопа примерного,Якова верного,Помнить до судного дня!

«Грехи, грехи, — послышалосьСо всех сторон. — Жаль Якова,Да жутко и за барина, —Какую принял казнь!»— «Жалей!..» Еще прослышалиДва-три рассказа страшныеИ горячо заспорилиО том, кто всех грешней.Один сказал: кабатчики,Другой сказал: помещики,А третий — мужики.То был Игнатий Прохоров,Извозом занимавшийся,Степенный и зажиточныйМужик — не пустослов.Видал он виды всякие,Изъездил всю губерниюИ вдоль и поперек.Его послушать надо бы,Однако вахлакиТак обозлились, не далиИгнатью слово вымолвить,Особенно Клим ЯковлевКуражился: «Дурак же ты!..»— «А ты бы прежде выслушал…»— «Дурак же ты…»{!V6!— «И все-то вы,Я вижу, дураки! —Вдруг вставил слово грубоеЕремин, брат купеческий,Скупавший у крестьянЧто ни попало, лапти ли,Теленка ли, бруснику ли,А главное — мастакПодстерегать оказии,Когда сбирались податиИ собственность вахлацкаяПускалась с молотка. —Затеять спор затеяли,А в точку не утрафили!Кто всех грешней? подумайте!»— «Ну, кто же? говори!»— «Известно кто: разбойники!»А Клим ему в ответ:«Вы крепостными не были,Была капель великая,Да не на вашу плешь!Набил мошну: мерещатсяВезде ему разбойники;Разбой — статья особая,Разбой тут ни при чем!»— «Разбойник за разбойникаВступился!» — прасол вымолвил,А Лавин — скок к нему!«Молись!» — и в зубы прасола.«Прощайся с животишками!» —И прасол в зубы Лавина.«Ай, драка! молодцы!»Крестьяне расступилися,Никто не подзадоривал,Никто не разнимал.Удары градом сыпались:«Убью! пиши к родителям!»— «Убью! зови попа!»Тем кончилось, что прасолаКлим сжал рукой, как обручем,Другой вцепился в волосыИ гнул со словом «кланяйся»Купца к своим ногам.«Ну, баста!» — прасол вымолвил.Клим выпустил обидчика,Обидчик сел на бревнышко,Платком широким клетчатымОтерся и сказал:«Твоя взяла! не диво ли?Не жнет, не пашет — шляетсяПо коновальской должности.Как сил не нагулять?»(Крестьяне засмеялися.)— «А ты еще не хочешь ли?» —Сказал задорно Клим.«Ты думал, нет? Попробуем!»Купец снял чуйку бережноИ в руки поплевал.

«Раскрыть уста греховныеПришел черед: прислушайте!И так вас помирю!» —Вдруг возгласил Ионушка,Весь вечер молча слушавший,Вздыхавший и крестившийся,Смиренный богомол.Купец был рад; Клим ЯковлевПомалчивал. Уселися,Настала тишина.

2. Странники и богомольцы