Раненый целитель: Контрперенос в практике юнгианского анализа - Дэвид Сэджвик

Обсуждение

Установление лучшего баланса внутри терапевта дает возможность более свободного проявления эмпатии и зеркализации. Здесь, похоже, происходят синхронные изменения у пациента и терапевта. Ее признаки внутреннего обновления совпали с тем фактом, что я, в свою очередь, частично благодаря самоанализу, смог воспринять ее фантазии символически, а не со страхом. То есть, я уже больше не боялся, что она воплотит свои фантазии в реальность. Здесь происходило последовательное движение с парадоксально позитивным эффектом: когда я, после своего сновидения, разобрался в своих проблемах с границами, стало возможным более полное соединение в фантазии. Мы стали более способны работать в «безопасном символизирующем» поле, о котором говорил Гудхарт.

11. Пробудившаяся контрпереносная способность меньше обижаться на нее и относиться к ее словам не так конкретно — на самом деле, меньше застревать в примитивном «мистическом соучастии» — продолжала расти, хотя и не без резких подъемов и спадов. Когда Д. захотела вырвать мои растения, я вместе с ней смог пофантазировать о «вырывании с корнями» и «корнях» чувств, которые она (и я) хотели бы увидеть. Подобным же образом, ее фантазии о том, чтобы сломать мои книжные полки принесли хороший символический материал: для меня — про мои, возможно, заинтеллектуализированные и доктринерские взгляды на нее, а для нее — про ее желание «знать», потребность быть увиденной как индивидуальность, зависть и страх, что я брошу ее из-за «безнадежного», пограничного диагноза.

Хотя внешняя жизнь Д. оставалась нестабильной, со сменами работ, несчастьями и потерями, наша работа продолжалась. Желание конкретизировать гнев не отступало и до определенной степени воплощалось в вышеописанных крайностях, но одновременно на первый план стал выходить менее амбивалентный симбиоз, требовавший конкретизации. Д. втайне «воплотила» следующий сон, как она потом призналась, коснувшись моего пиджака, когда я провожал ее в свой офис:

Вы и я стоим около белой церкви рождественским утром. Это ваш офис. Но вы туда пока не входите.

Внутри мы слышим смех и хлопки. Вы хотите что-то купить, возможно, воды. Я покупаю газету. Я предлагаю подержать вашу воду: «можно мне помочь?» Вы благодарите и даете мне подержать воду и газету, а затем открываете двери в святилище.

Пока мы собираемся войти, сильные части меня (именно так!) касаются вас. Мы решаем, кто пойдет наверх и войдет первым. Это происходит легко и непринужденно, как между друзьями, со смехом и весельем. Я просыпаюсь со слезами на глазах.

Обсуждение

Поскольку, на сессиях и во снах проявилось некоторое желание помочь аналитику, в бессознательном Д., похоже, происходят позитивные сдвиги к теме coniunctio[41] и воскресения в переносе (ее ассоциации были связаны со «свадьбой» и «Пасхой»), Эти важные изменения были в обстановке взаимного доверия, причем мои колебания менялись практически параллельно ее колебаниям. «Безопасный» контейнер может быть важен для аналитика в не меньшей степени, чем для пациента, причем не только ради безопасности самого терапевта, но и потому, что происходящие в нем процессы аналитика и вообще любые процессы являются целительными. Совместное построение святилища (или temenos) и вступление в него являются в равной мере, как целью, так и предпосылкой аналитической работы. Тогда из этого общего психического и духовного «контейнера» смогут проистекать дарующие жизнь воды — как во сне Д. слезы радости.

12. Пока мы с Д. пребывали в этой достаточно легкой и непринужденной атмосфере, ее сны продолжали свое повествование. В одном из них она, отыскала собственный дом:

В доме моих родителей мама выходит из кухни, и мы с папой ссоримся. Он говорит: «Выйди вон».

Я говорю: «Я уйду, ты мне не так уж и нужен. Ты никогда и не был со мной. Я не хочу видеть тебя, пока ты не сможешь поговорить обо мне, а не о своей работе или ком-то другом».

Я выхожу и думаю о том, у кого из друзей я могу остановиться. Затем меня осенило, что у меня есть собственный дом.

В другом сне снова проявляется хроническое ощущение Д., что «никому нет до нее дела», будь то дома или в переносе, но теперь это имеет отношение к ее женственности:

Я управляю трактором, думая о празднике и платье, которое мы с мамой собираемся купить. Меня это очень увлекает!

С мамой, папой и бабушкой с дедушкой я с нетерпением возбужденно обсуждаю предстоящий праздник. Они не слушают. Я замолкаю и чувствую раздражение.

По поводу первого сна я чувствовал в контрпереносе, что поддерживаю отделение от ее негативного отца и стремление к индивидуации. Эти чувства возникли естественно; т. е., из нейтральной позиции. Слушая второй сон, я переживал настоящую печаль (в синтонном контрпереносе) и присоединялся к ее вполне понятному гневу. За этим гневом чувствовались подступающие к горлу слезы.

Вскоре после этого, на сессии я заметил, что большое тело Д. кажется мне уже не просто отталкивающим и чрезмерным, но и по-настоящему величественным. В первый разя увидел ее «богиней», воплощением своего рода идеала амазонки. Она показалась мне «огромных», богатырских размеров, но не «безобразно толстой». Я стал понимать, что другие, — например, ее слабая не индивидуированная мать — полагались на ее «силу». Но эта моя новая точка зрения не была вызвана моей зависимостью от нее.

Обсуждение

Компенсаторные образы роста, понимания и силы одновременно возникают у пациентки и аналитика. Когда последний по-настоящему признает возможности пациентки, то он может особенно хорошо поддерживать ее, потому что как раз в это же время бессознательное пациентки и актуализирует эти возможности. Но такое синхронное «включение» нельзя инсценировать или даже предсказать. Оно может возникнуть только естественным образом из общего бессознательного пространства, в котором «играют» аналитик и пациентка. Нечто новое, образовавшееся в результате переживания единства в переносе и контрпереносе, проявляется в том образе пациентки, который возникает у терапевта. Ранее Д. казалась мне чрезвычайно больной и полной тревоги (которая также передавалась мне). Со временем у меня постепенно сформировался другой образ Д. — как величественной и гармоничной. Появилось совершенно иное видение ее тела (и ее женственности).

13. На важность правильного «видения» Д. со всей очевидностью указывает следующий сон:

Мне 8—10 лет, и я нахожусь на школьном дворе. Мои подружки стоят в кругу и кричат: «Убийство, Изнасилование, Грабеж». Когда я слышу «изнасилование», то бегу прочь, стараясь подавить боль в области паха.

Я почти наскакиваю на мужские ботинки — папины. Он берет мою руку и болтает о наших «играх» этой ночью. Заметив, что я молчу и прихрамываю, он спрашивает, в чем дело. Я рассказываю ему, что споткнулась, когда бежала. Он продолжает что-то говорить.

Учительница, вроде миссис 3., подходит и спрашивает меня: «Что с тобой? Ты выглядишь такой печальной». Я хочу рассказать ей об изнасиловании, но не могу. Она не верит, что у меня все в порядке в семье.

Сейчас она наблюдает за мной как мама. Я сижу перед ней. Это момент выдачи аттестата зрелости. Мама широко улыбается, но говорит со злостью: «Держи меня за руку!» Учительница видит это, хотя и не может расслышать слов.

Обсуждение

В противовес интроецированному родительскому отвержению (и вполне понятной недоверчивости) здесь еще сильнее вырисовываются потребность Д. быть увиденной (и соответствующий потенциал в ней). Ее ассоциации на миссис 3. были весьма существенными (особенно, например, в свете сна о «празднике» в п. 12, с. 150): эта молодая учительница доброжелательно предложила Д. деньги для покупки гигиенических средств, когда у той начались менструации. Для исправления ее патологического симбиоза с внутренними родителями, требовалась как раз та самокоррекция и то «видение» ее (вроде моей спонтанной фантазии о «богине»), которые возникли в контрпереносе. Образ миссис 3. отражал эти изменения, а также то, что бессознательное Д. точно направляет процесс к тому, что ей было особенно необходимо в анализе —а именно, быть увиденной, или иногда «видимой насквозь», даже когда она сама не могла что-то увидеть в себе или не смела сказать, что ей нужно.

14. Такое видение требует от терапевта деликатных суждений и комментариев, успех которых будет целиком зависеть от контрпереноса. Поэтому неизбежны некоторые неудачи. Например, в конце моего отпуска Д. позвонила и хотела увидеться со мной немного раньше срока. Ее очень тревожила угроза потери работы. Я поразмышлял о ее тревоге и решил, что она может подождать, да и в любом случае у меня не было времени для приема (к тому же я не очень-то и хотел этой встречи, поскольку все еще был в отпуске). Результатом была небольшая суицидальная попытка. В конце концов, когда мы проработали многие аспекты этого происшествия, выяснилось, что Д. нужно было, чтобы я, подобно миссис 3. во сне, смог увидеть ее отчаяние, о котором сама она не могла рассказать.