Синдзи-кун и парадокс Абилина - Виталий Хонихоев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Три фургона? — переспрашиваю я у Вереск, мозг цепляется за какие-то несущественные детали.
— Угу. — кивает Вереск, прыгая с одной ножки на другую: — черные-черные такие!
— Джин. — говорю я нашей хикки в образе готичной лолиты: — послушай, наверное я зря волнуюсь, но все-таки…
Дорога, которая ведет к Лесному Лагерю — далека от идеала. Это проселочная дорога, без признаков асфальта или дорожных знаков, ограждений и прочего. Это то, что немцы наверное назвали бы «направлением» а не дорогой. Потому зрелище стоящих на опушке леса трех больших фургонов было необычным. Я опускаю руку на плечо стоящей рядом Вереск.
— Ну все. — говорю я: — дальше мы сами. Чепу, присмотри за ней и остальными. Если что.
— Конечно. — кивает Чепу и протягивает руку Вереск. Они вдвоем бегут к большому дому, где раньше была резиденция Учителя, а сейчас что-то вроде клуба по интересам, где в свободное время собираются почти все обитатели лагеря.
— Ну ладно… посмотрим, что тут у нас. — говорю я, шагая к черным фургонам, возле которых стоит чиновник в костюме и с папкой в руке.
— Здравствуйте. — говорю я, кланяясь, как и положено при встрече младшего со старшим: — чем могу помочь?
— Ты здесь старший? — спрашивает чиновник, окидывая меня беглым взглядом. Грубовато, но если он и впрямь из городской инспекции, то имеет право. Он — важная шишка, а я — какой-то подросток. Правда для чиновника местного муниципалитета у него слишком хорошо развиты мышцы предплечья, нет выступающего животика, а костяшки кулаков — сбиты, как после долгих тренировок. Конечно, может быть, что чиновник в свободное время увлекается каратэ и вообще черный пояс, и корочки инструктора, а в муниципалитете он так… подрабатывает.
— Пока Акиры-сан нет. — поясняю я: — может что передать надо? Я передам.
— Хм. — он с сомнением окидывает взглядом мою фигуру: — а старше никого нет?
— Неа. — мотаю головой я: — все уехали.
— Хорошо. — говорит чиновник и с размаху опускает ладонь на землю, встав на одно колено. Под его рукой загорается печать подавления магии, двери фургонов открываются и в проемах я вижу пулеметные турели, за которыми виднеются лица стрелков. Крупнокалиберный шестиствольный «Вулкан», обычный «Браунинг» и — что удивительно — старый знакомый ДШК. Из травы поднимаются фигуры бойцов в темной униформе и с шлемами, закрывающими лица полностью. В руках у бойцов — оружие, но я не могу распознать ни марку ни модель, ничего подобного раньше не видел. Антимагическая печать действует на меня как обычно — то есть никак. Скорее всего я сейчас не смогу работать лезвиями и щупальцами, но в остальном я не чувствую никаких ограничений. Я по-прежнему могу усилить свое тело, могу быть быстрым, могу быть сильным, могу регенерировать… я ограничен только пределами своего собственного тела, словно что-то не пускает кровушку вовне.
— Стоять! Инквизиция! — грохочет голос из громкоговорителей: — прекратить сопротивление и лечь на землю! Любое неповиновение будет рассматриваться как нападение на представителя власти!
«Чиновник» рядом со мной ускоряется, он пытается схватить меня за руку, в его второй руке блестят наручники, но я уже готов, я уже накачал кровушку в мышцы и сжал пружину до предела, а сейчас — выпустил энергию, словно камень из пращи. Просто перенес вес тела на переднюю ногу и встретил движение «чиновника» прямым ударом в грудь. Кончиками пальцев, так называемое «нукитэ». Если бы я оставался обычным человеком в этом мире сумасшедшей магии — я бы попросту сломал себе пальцы. Но кровушка живет внутри меня, укрепляя мое тело, ускоряя мои движения, превращая мою руку в сталь, что-то что крепче и гибче стали. Я попросту протыкаю незадачливого «чиновника» насквозь, словно гнилую тыкву. Не переборщил ли я, мелькает мысль, но пулеметы открывают огонь, бойцы вокруг тоже нажимают на спусковые крючки и мир превращается в огненный ад, где нет времени рассуждать, нет времени на поиск компромисса, я не могу поднять свои щиты, защищая Лагерь за своей спиной, а ведь ни одно из построек не в состоянии выдержать пулю из штурмовой винтовки, а уж тем более из крупнокалиберного пулемета. Ускоряюсь, пытаюсь ворваться в ряды штурмовиков, а там уж перейти в ближний бой, где они поостерегутся стрелять из опаски попасть по своим. Но что-то ударяет меня в бок, бросает на траву, сбивает дыхание. Пулеметы! Вокруг меня визжат пули, вздымаются клубы песка и пыли, новые удары не дают мне встать, несмотря на то, что и не пробивают кровушку, которой я усилил свою кожу. Но кинетических ударов от постоянных попаданий достаточно, чтобы я не видел ни черта вокруг, не понимал что происходит и не мог встать на ноги. Это не может продолжаться бесконечно, думаю я, пытаясь перекатиться в сторону, у них закончатся патроны, перегреются стволы, они … и тут словно громадная кувалда обрушивается мне на затылок, наступает звенящая тишина и я перестаю чувствовать свое тело. Граната. Они попросту закидают меня гранатами, собьют мне дыхание и … Вот оно. Дыхание. Меня снова отбрасывает назад, пули крупного калибра выбивают облака пыли и песка из земли рядом со мной, втыкаются в мой подкожный щит, бросая меня из стороны в сторону как тряпичную куклу от пинков мальчишек. Не обращаю внимания я сосредотачиваюсь на том, что внутри меня. Дыхание. Я же могу и не дышать — так кажется Линда говорила? Все, что я из себя представляю — это на самом деле имитация человека. А если это всего лишь имитация, то и мои человеческие реакции — тоже лишь иллюзия. Как они могут сбить мне дыхание, если я могу не дышать? Как они могут закрыть мне глаза клубами песка и пыли, если мои глаза — лишь конструкция, чтобы подражать человеку? Значит где-то внутри у меня есть предохранитель, который нужно сорвать прямо сейчас!
Рядом со мной взрывается еще одна граната, потом — еще. Я группируюсь, взрывы отбрасывают меня назад. От одежды уже практически ничего не осталось. Жаль, думаю я, сестричка Нанасэ будет ругаться, она так долго этот пиджак подбирала. Пулеметы неожиданно
