Принцип домино. Покой - Leo Vollmond

капли. Старую оконную раму подпирала злополучная крышка от мусорного бака, стоявшая враспор деревянной рамы и не позволявшая той закрыться под весом собственной тяжести или сильных порывов ветра.

– Какие мы обидчивые, – фыркнула Эванс, с большим трудом выдергивая с недюжинной силой воткнутую в раму крышку. – Закрывать за собой не принято? – бросила она в темноту и продолжила попытки затворить окно.

Тонкая рубашка моментально пропиталась водой от осевших капель, разносимых сквозняком. От холода начинала пробивать лёгкая дрожь. Захлопнув, наконец, заклинивший створ окна, Эванс поспешила на ощупь порыться в ящике стола. Теперь она полностью вымокла и продрогла до костей из-за идиотской выходки босса, который решил напомнить о себе, прислав ей открытку, застрявшую в раме.

– Джек, милый, скорее согрей меня, – хлопнув ящиком, Эванс направилась к столу с полупустой бутылкой виски.

В спальню идти не хотелось. От еще свежих воспоминаний о заночевавшем на досуге госте тошнота комом подкатывала к горлу. Перед глазами мелькнули отблески пламени, в котором за углом дома в мусорном баке горело постельное белье. Эванс щедро тогда полила бензином все, что стало жертвой чудовища под названием Адам, мать его, Ларссон. На ее радость запах хлорки, витавший в тот день в квартире, начисто вытравил малейшие следы его присутствия. Она откупорила бутылку, и по комнате начали витать пары алкоголя, перебивая оскомину.

– Запасы хорошей выпивки подходят к концу, – хмыкнула Эванс, наливая виски в стакан.

Оставив бутылку на столе, Эванс направилась к дивану, делая по пути глоток. Горло обожгло. В носу осел стойкий запах дорогого алкоголя. От желудка заструилась волна тепла, что принесла с собой долгожданное расслабление и покой. Иллюзию покоя. Накопленная усталость дала о себе знать, буквально сбивая с ног. Осев на засаленную ткань дивана, Эванс откинулась на спинку, продолжая сидеть в темноте и смотреть, как мелкие капли дождя с размахом врезались в окно. «И не лень в такую погоду тащиться в Северный Нордэм, пихать мне в окно треклятую крышку», – подумала она и прикинула, насколько сильно разозлила человека, на протяжении нескольких минут удерживавшего металлическую мачту вышки сотовой связи. «Нужно быть осмотрительнее», – отметила Эванс, не желая попасть под праведный гнев босса, что она, несомненно, заслужила выходками на встрече с Романо.

Алкоголь согревал изнутри. Тело постепенно начало расслабляться, несмотря на царивший в квартире холод. Самоубийственные удары капель в окно убаюкивали равномерным стуком. Веки тяжелели, а затем и вовсе сомкнулись. Наконец, оцепенение от предельной концентрации за последние пару недель сходило на «нет». Покой. Вот, о чем она сейчас больше всего мечтала. «Мне просто нужен покой», – Миа медленно погружалась в легкую дрему. Немного расслабившись, она забылась поверхностным сном, в котором снова оказывалась одна в полной темноте.

«Начинается», – обреченно отметив, Эванс приготовилась встретиться с облезлыми стенами из оживавшего кошмара: с блужданием в кромешной тьме, ожиданием столкнуться со знакомо-незнакомой дверью, оставаясь запертой в собственных мыслях. Сгущаясь в груду покореженного ржавого металла в конце узкого коридора, дверь приближались, вселяя животный ужас. Замаячивший на горизонте приступ паники неожиданно прервало вовремя нагрянувшее успокоение. На плечи осторожно легли чьи-то руки. «Лиам», – тихо позвала она свою единственную постоянную среди множества окружавших ее переменных. Руки на плечах немного сжались, и отгоняемая ощущением человеческого тепла паника начала отступать. В медленном пробуждении контуры двери и коридора растворились, сменившись окном квартиры и проступившими очертаниями комнаты.

– За успокоением придет расплата, – ее уставший и сонный голос не скрывал грусти.

Склонив голову и потираясь щекой о руку на плече, казавшуюся реальной, теплой, настоящей, Эванс знала, насколько обманчивыми бывают подобные иллюзии. Стоит окончательно проснуться, и мираж растает в сумраке, оставив один на один разбираться с нагрянувшими страхами.

– И на том спасибо, – сказано с сожалением от наглого обмана действительностью возложенных ожиданий.

Иллюзия не исчезла. Наоборот, окрепла в обретенном воплощении: соскользнув с плеч, руки осторожно обняли, запах мокрой одежды из кожи с едва уловимыми нотками бензиновых паров воскрешал в памяти мгновения, приносящие покой. Объятия становились теснее. Окутавший шлейф усилился, пробиваясь сквозь сонное сознание и становясь ощутимее. Эванс глубже вдохнула кожано-бензиновый аромат, навевавший счастье и грусть, и не сразу распознала, что в воздухе висел запах чего-то еще очень знакомого…

«Розы!» – в мыслях вспыхнуло от внезапно найденного недостающего элемента головоломки. Паника, что затаилась и ждала уготованного часа, решила полностью заявить свои права. В квартире пахло розами, от непереносимого аромата которых тошнота снова подкатила к горлу. Это были не те розы, что прислал ей Романо: идеальные, бездушные, без малейшего запаха. Пахло цветами, что дарят человеку, который тебе небезразличен, а не в качестве банального знака внимания официальному лицу.

– Здравствуй, Костлявая, сегодня я без приглашения, – разрывая тишину звучанием, отравленный злобой голос выбил почву из-под ног.

Распахнула глаза, Эванс почувствовала, как его руки вмиг оказались на шее, сжимая не слишком сильно, но вполне ощутимо. Она тщетно попыталась вывернуться из цепкой хватки, которой незваный гость без труда удерживал ее на месте.

– Пустите, – в ее голосе слышался испуг. Алкоголь мгновенно выветрился из крови, уступая место выплеснувшемуся адреналину. Сознание забило тревогу, звоня во все колокола и мобилизуя дремавшие инстинкты, кричавшие: «Беги!», но бежать было уже некуда.

– Пустить? Думаешь, можешь дурить мне голову, и тебе все сойдет с рук? – гнев искажал его и без того низкий голос.

Ларссон очень бы хотел раздавить ее собственными руками, задушить, свернуть тонкую шею, наплевав на последствия. Он бы сделал это с превеликим удовольствием, но в этот раз поступил хитрее, отплатив Эванс ее же монетой. Сегодня он ставил себе целью как следует напугать девчонку, чтобы в следующий раз думала своей дурной головой, прежде чем что-то делала. Рука медленно сжала ее горло и осторожно надавила. Недостаточно, чтобы навредить, но вполне хватало для внушения серьезности его намерений. Реакция Эванс последовала незамедлительно: глаза закатились, воздух чересчур быстро покидал ее легкие, грозив девчонке асфиксией.

– Пустите, – ее полувздох-полухрип, отрезвил его. План сработал, и следовало остановиться. Адам разжал руку, и, лишившись поддержки, Эванс тряпичной куклой рухнула на диван.

Она не могла отдышаться. Воздуха будто не хватало. Запах роз все насыщеннее, подстегивая захлестнувшую панику. Мысли путались. Перед глазами все поплыло. Комната закружилась дьявольской каруселью. «Выпустите меня, выпустите!» – вопило сознание, но сама Эванс не смогла вымолвить ни слова. Хотелось остановиться и сойти с чертового аттракциона. Она намерилась встать, но ноги не слушались. После очередной бесполезной попытки подняться последовало приземление на холодный пол.

Со стороны она будто запуталась в пространстве, но Адам учел весь опыт их общения и проявил подозрительность: не помогал подняться и