Принцип домино. Покой - Leo Vollmond

что вы собираетесь влезть? Это может быть опасно, – пыталась вразумить ее Рид. Она всегда предостерегала людей от опрометчивых поступков, порой жалея об этом позже.

– Это уже неважно. Теперь это вопрос времени, – Эванс отпила из бокала и бросила взгляд на наручные часы, переводя его на мелкие розочки и смотря на них с отвращением. Если бы взглядом имел силу, ваза бы разбилась вдребезги от натиска серых глаз.

– Вы чем-то расстроены, мисс Эванс. Может быть сегодня не самое лучшее время, что обсуждать убитых копов, чтобы были под колпаком у прокуратуры? – Рэйчел вернула ей ее же слова.

– Пожалуй, мисс Рид, – и она лишь согласилась.

– Откуда у вас такой интерес к Ходжу и Монро?

– Долгая история, – тихо ответила Эванс, допивая сухое красное из высокого бокала. – А откуда у вас такой интерес к выходкам эксцентричного богача? – брошено пустым бесцветным голосом.

– Долгая история, – в тон ей ответила Рид. – И он вовсе не такой. Просто он думает, что так ему будет лучше. Может он и прав, – вино ударило в голову лёгким расслаблением, и перед глазами снова замаячил образ Шарлотты, о потере которой горевала не только Рэйчел.

– Они всегда так думают. Им кажется, что смогут спрятаться и убежать от ответственности, сваливать ее на кого-то другого, лишь бы не самим нести ее. Но это ложь… Ответственность находит любого. Каждого, кто задолжал и заставляет платить в трехкратном размере. Вы, как прокурор, знаете об ответственности лучше, чем кто-либо другой. Рада была познакомиться, мисс Рид, – Эванс поднялась из-за стола, оставив купюры, на оплату счёта, пока Рэйчел пребывала в раздумьях над ее словами, что весьма точно описывали ситуацию с братом Адама, чьи выходки оставили неприятный осадок в душе.

Эванс. Простецкое имя, от которого по телу бежали мурашки. Рид не ожидала, что прятавшийся в памяти монстр выпрыгнет на нее так скоро.

– Стойте! – на этот раз Рид сама желала продолжить общение. – Эванс, – произнесла она онемевшими губами. – Кельт… – все яснее припоминала Рэйчел, на что получила лишь горькую усмешку ровных губ.

– Он уже с десяток лет на том свете, мисс Рид. Киллер Ронье – подделка. Хорошая, почти безупречная и даже превзошедшая оригинал.

– Но Ходж и Монро…

– Возможно, видели его и подтвердили бы мои слова. Поэтому они и мертвы.

– Почерки убийств совпадают с его работой.

– В этом и весь смысл подделки, согласны? Полностью повторить оригинал. Обратитесь к делам. Там вы найдете ответы. Или спросите у Дона Романо. Он подтвердит, что Кельт – всего лишь пугалка из прошлого. Приятного вечера, мисс Рид, – Эванс грубо прервала разговор, оставляя Рид в растерянных мыслях.

Прокурору услышанное казалось бредом. Дела изучены. Работы киллера Ронье точно соответствовали почерку Кельта. Сомнений не было, это его работа, но убийства Ходжа и Монро никак не вписывались в картину заказных убийств. Их показания пролили бы свет, будь они живы. И, как верно замечено, возможно, поэтому они и оказались мертвы. Но Эванс зародила в ней сомнения…

Выходило, что полиция и прокуратура годами пытались поймать руками ветер и не понимали, как их водят за нос? Игнорировали ходившие в городе слухи, что Кельт почил с десяток лет назад и упорно искали имитатора? Ронье же мутила воду, прибрав для своего спеца громкое имя. Такие выводы попахивали синдромом поиска глубокого смысла или шизофренией, но убийства Ходжа и Монро среди всего хаоса виделись флажками вдоль волчьей тропы. Недоказуемо – как первое здравое суждение, пришедшее в голову. Недоказуемо не означало, что невозможно, как заметил бы скрупулезный Пирс Салли. Из его гнезда и прилетела первая ласточка. И даже если весь услышанный Рейчел бред попадал в категорию возможно, Салли бы ответил, что возможно, не означало, что доказуемо.

За успокоением придет расплата

Над городом сгустились зимние сумерки в сопровождении мелкого ледяного дождя, жалящего замерзающими на лету каплями и впивавшимися в кожу, словно мелкие насекомые. Сливаясь с пейзажем одеянием из потрепанного серого пальто, уныло свесив голову и глядя себе под ноги, она медленно плелась по улицам старого города в сторону обветшалого жилого дома. Обходила криво припаркованные машины и лужи между ними, подбираясь к зданию из красного кирпича послевоенной постройки. Поднявшись по скрипучим ступеням старой деревянной лестницы в небольшую квартиру, Эванс привычным жестом хлопнула дверью, едва державшейся на хлипких петлях. Внутри жилища все оставалось неизменно, как и много лет назад. Хозяйка не видела необходимости зажигать свет по приходу под покровом долгой зимней ночи. Она и без него отлично ориентировалась в тесном пространстве, где провела многие годы в полном одиночестве.

Темнота разбавлялась прорывающимся с улицы грязно-желтым светом уличных фонарей и разноцветных неоновых вывесок, к которым на сегодняшний день добавился тусклый свет луны на пасмурном небе. Полоска блеклого холодного света, просочившегося сквозь чуть приоткрытые занавески, освещала лишь небольшой участок комнаты, оставляя большую часть квартиры затянутой серыми тенями, будто отражая истинную сущность владелицы обители. Абсолютно серое. Все происходившее в жизни мисс Эванс давно потеряло краски. Остались только оттенки на грани ослепительно света и кромешной темноты, белого и черного, высшего блага и абсолютного зла. Все, как подтверждение неизменного закона борьбы и единства противоположностей, где одно не существует без другого, находясь на диаметрально противоположных полюсах.

Каждый день мисс Эванс приходилось балансировать на грани между абсолютными крайностями и удерживаться от попадания в них. Быть серой тенью незримой днем и незаметной в сумерках. В сущности, она давно уподобилась коту в коробке: ни живому и ни мертвому до тех пор, пока коробка закрыта. Вся ее жизнь оставалась равна переменной, значение которой неизвестно, пока летела подброшенная в воздухе монета, что после падения всегда приземлялась на ребро. Уже много лет мисс Эванс не ощущала себя живой, принимая факт своего существования как данное, да и он все чаще в последнее время опровергался и подвергался сомнению.

Она прошла вглубь квартиры и бросила промокшее насквозь пальто на деревянный стул, издавший жалобный скрип. Посыпавшийся из свинцовых облаков холодный зимний дождь вымочил его до нитки. В ледяном воздухе капли быстро превращались в острые кристаллики льда, резавшие кожу миллиардами мелких лезвий, кружащими в воздухе и сыпавшимися сверху. Невольно поежившись на ощущение мелких ледяных колючек, соприкасавшихся с кожей, Эванс отмахнуться от навязчивых и раздражающих воспоминаний.

Уже в кухне она скинула пиджак и мокрый шарф прямо на стол. Уличный воздух сквозняком ворвался внутрь квартиры. В кухне стоял невыносимый холод по причине настежь распахнутого окна, беспрепятственно впускавшего воздух городских улиц и колючие дождевые