Я знаю, кто меня убил - Ольга Геннадьевна Володарская

компе Таши. А она еще в Энске. Как и Паша. Я приехала пораньше, потому что соскучилась по тебе, – решила подлизаться Аня. Но в душе она негодовала. Ей двадцать четыре года, она взрослая, так почему отец обращается с ней даже не как со студенткой, а как с первоклашкой?

– Аня, ты очень странно себя ведешь в последнее время. – Он уже говорил ей об этом.

– Взрослею, наверное.

– Это не повод врать отцу.

– С чего ты решил, что я?…

– Чувствую. А для меня, как ты знаешь, самое важное – это честность. Завалились с друзьями в клуб, напились, так и скажи.

Э нет, больше она такую глупость не совершит! Пробыла она, двадцатилетняя, с сокурсниками на дискотеке до трех ночи, выпила там пару коктейлей, вернулась домой и брякнулась на кровать в одежде и с макияжем. Отец в это время в отъезде был. Но приехал раньше, застал дочку в непотребном виде, спросил, что она делала накануне. Требовал честности, потому что она – самое важное. Аня врать не стала. Папа ее похвалил за откровенность, но так гайки закрутил, что Аня после девяти вообще дом покидать перестала. Все это, разумеется, было ради ее блага. Об учебе думать надо, а не о гулянках. Комендантский час закончился лишь через полтора года, когда Аня не только получила диплом бакалавра, но и устроилась на работу.

– Папа, я не пью. И не хожу по клубам, – то был нечестный ответ, но и не откровенная ложь. В «Догме» она не тусила, а просто наслаждалась атмосферой и алкоголь употребляла крайне редко. В Энске напилась, да. Но с непривычки и в домашней обстановке. – Я отключила телефон, чтобы спокойно выспаться.

– Не предупредив меня, – нахмурил лоб папа и сразу стал выглядеть на свой возраст. – Я же не знал, что думать…

– Прости меня.

– Больше так не делай. Я очень волновался.

– Обещаю, – и хотела чмокнуть в щеку, но отец отстранился.

И наказывал ее молчанием два дня. Кроме «доброго утра», «спокойной ночи», «да» и «нет», Аня от его ничего не слышала.

И как она могла ехать, когда дома такая напряженная обстановка?

К счастью, все у Гараевых наладилось. Эдуард Петрович не мог долго оставаться суровым к дочери. Он слишком ее любил!

– Радость моя, как ты смотришь на то, чтобы нам отужинать в ресторане? – спросил отец у Ани, явившейся с работы. Накануне она показала ему некоторые профессиональные фотографии локаций Энска. Их Таше прислали друзья-киношники. Они там снимали фильм о паре из будущего.

– Так не хочется куда-то ехать.

– Мы прогуляемся до набережной, сядем в «Лангустине».

– Ты же не любишь это заведение. – Отец не ел морепродукты. Брезговал. Даже омаром. И ненавидел запах готовящейся рыбы. Но в «Лангустине» была открытая терраса, и до нее «вонь» не доходила.

– А ты очень. Будешь уплетать своих морских гадов, а я перекушу овощным салатиком, поскольку сыт. Еще мы можем выпить по фужеру белого вина.

– Дашь мне десять минут на то, чтобы переодеться?

– По мне, ты и так прекрасно выглядишь, но если надо…

Аня кивнула и побежала к себе. Вещей у нее был очень много. Но носила она малую их часть. Большую половину гардероба подарил отец. Все вещи были от-кутюр, безумно дорогие, но слишком консервативные. Если Аня что-то и надевала из них, то разбавляла яркими, актуальными, а по мнению Эдуарда Петровича, нелепыми аксессуарами. Сейчас она решила выйти в графитовом платье от «Валентино», вполне актуальном, если бы не «бабушкина» вышивка на плечах. Она все портила. Но здорово то, что сейчас ветер, с реки будет дуть ветер, и можно закрыть ее палантином из последней коллекции «Гуччи». Его Аня урвала чудом, перекупив у коллеги, вернувшейся из Эмиратов.

Одевшись, она распустила волосы, сменила серьги и чуть тронула губы блеском. Ярко Аня не красилась не из-за отца. Ей самой не нравился броский макияж.

Когда она спустилась в гостиную, папа заканчивал разговор по телефону.

– Столик заказал, – сообщил он дочери, когда повесил трубку. Глянув на Аню, расплылся в улыбке. – Какая ты у меня красавица!

– Я самая обычная, папа. И если бы ты дал «добро» на пластику…

– И слушать не хочу об этом! Ты безупречна.

– У меня веки как у бабки. Они нависают. Из-за этого глаза кажутся маленькими и усталыми.

– Ласковыми. И не забывай, что я наполовину татарин. Такие глаза – наша национальная черта. И она досталась и мне, и тебе.

Эдуард Петрович и Аня вышли из квартиры, вызвали лифт. Когда он приехал, отец ойкнул.

– Забыл пилюлю принять. – Он постоянно что-то пил, то витамины, то какие-то таблетки для тонуса. Продлевал молодость, как мог. – Ты спускайся, я быстро.

Аня так и сделала. В это время многие собачники выгуливали своих питомцев. Не везде, естественно, а в специально отведенном для этого месте. Анюте нравилось наблюдать за песиками. Иногда играть с ними, но только не становиться «мамочкой» одного из них. Слишком много мороки!

– Аня, привет! – услышала она оклик и обернулась на него.

По тротуару к ней быстро шел Паша. В его руке был букет белоснежных роз, ее любимых.

– Почему ты не позвонил? – проблеяла она.

– Решил сделать сюрприз.

Он подлетел к ней, обнял. Аня чмокнула его в щеку и быстро отстранилась.

– Вот-вот отец выйдет, тебе лучше уйти, – выпалила она.

– Мы же типа коллеги, разве я не могу прийти к тебе в гости?

– С цветами? О чем ты думал, Паша?

– О нас.

– Нет, только о себе. Я же просила, даже умоляла подождать. Когда ты получишь диплом, я представлю тебя отцу.

– Как бывшего парня подруги? – горько усмехнулся Паша.

– Нет, скажу, что вы были просто друзьями, а я сделала неправильные выводы. Но ты мне всегда нравился. Как и я тебе. Ты пригласил нас с Ташей в ресторан, чтобы отметить диплом, там все и выяснилось.

– Твой отец не идиот. Он не поверит.

– Я смогу убедить его. А сейчас уйди, пожалуйста, я позвоню, как только смогу, и мы поговорим нормально.

– Поздно. Эдуард Петрович видит нас.

Аня резко обернулась. Она не поверила Паше, а зря. Отец действительно стоял у подъезда и смотрел на них, приподняв одну бровь. Плохой знак.