Сначала замужство, потом постель - Сабрина Джеффрис

Дэвид едва успел обернуться, как к их столу подошел незнакомец, державший в руках шляпу.

— Добрый вечер, милорд. Мое имя Нед Тиммз. Я…

— Я знаю, кто вы такой, — проворчал Дэвид, узнав ростовщика, скандально известного своими сомнительными сделками. Виконт поднялся со своего места и грозно взглянул на непрошеного гостя. — И у вас хватает наглости искать встречи со мной на людях?

Лицо Тиммза хранило безмятежное выражение человека, привыкшего к угрозам.

— Вы не оставили мне выбора, милорд. Ваши слуги отказываются впускать меня в дом.

— Потому что вам нечего мне сказать. Моя жена умерла. Как ни старайтесь, вы не сможете получить что-либо у покойника.

— Она оставила много долгов.

— Верно. Но я выплатил все законные долги.

— Ее долг мне вполне законен, уверяю вас. — Достав из кармана сюртука бархатный футляр, ростовщик открыл крышку. Взгляду Дэвида предстал сапфировый гарнитур Керквудов, который он никак не мог отыскать после смерти Сары. — Ваша супруга отдала мне это, чтобы погасить долг.

Дэвид оцепенело смотрел на искрящиеся блеском дорогие украшения: серьги, колье, браслет и перстень. Этот гарнитур был частью ювелирной коллекции семьи, передававшейся из поколения в поколение. Даже отец в самые тяжелые времена не пытался продать или заложить хоть один из этих предметов.

Как Сара могла так поступить? Неужели она ненавидела его столь сильно, что предпочла заложить дорогие его семье украшения, вместо того чтобы попросить у него денег?

Дэвид знал ответ на этот вопрос. Они с Сарой всегда ссорились из-за ее пристрастия к азартным играм.

— Если моя жена вам задолжала, у вас есть возможность покрыть долг прямо сейчас. Эти сапфиры стоят гораздо больше любого ее долга. Ведь именно так вы проворачиваете свои дела — охотитесь на тех, кто в отчаянии готов получить гроши в обмен на действительно ценные вещи.

На это раз ростовщик не смог сохранить спокойствия. Он явно волновался.

— Но, сэр, ведь это фамильные ценности. У меня были все основания считать, что вы захотите сохранить их для наследников. Я готов вернуть вам гарнитур за разумную цену…

— Убирайтесь к черту, — рявкнул Дэвид, понимая, что «разумная цена» в несколько раз превысит истинную стоимость гарнитура. — Вы не получите от меня ни пенни. Вы и такие, как вы, убили мою жену, и я не желаю иметь с вами ничего общего.

Ростовщик прищурил глаза.

— Думаю, вам стоит пересмотреть свою позицию, сэр. Уверен, газеты с радостью купят у меня пикантные подробности, касающиеся того, на что готова была ваша жена, чтобы заработать денег на свои… развлечения.

Зря негодяй сказал это. Вскочив с места, Дэвид двинулся на ростовщика, заставив его попятиться.

— Ты угрожаешь мне, мерзкий червяк? Я бы не советовал. Местный судья мой хороший приятель, и, думаю, приглядевшись к твоим делишкам более внимательно, он наверняка отыщет что-нибудь противозаконное. Хочешь рискнуть?

Тиммз вынужден был остановиться, так как, пятясь, уперся в соседний стол.

— Простите, милорд, — с обидой в голосе произнес он. — Я хотел сделать вам одолжение, но теперь понимаю, что совершил ошибку.

— Непростительную. А теперь, когда ты ее исправил, я надеюсь, повторения не последует. Я ясно выразился?

Не переставая кивать, Тиммз протиснулся между Дэвидом и столом.

— Я больше не потревожу вас, сэр. — С этими словами ростовщик поспешил прочь.

Все еще дрожа от гнева, Дэвид вернулся на свое место за столом.

— Я полагаю, вы все слышали.

— Слышал. Вы уверены, что не хотите вернуть драгоценности?

— Абсолютно уверен. — Разве сможет он когда-нибудь спокойно смотреть на них? Разве сможет не раздумывать о том, почему его глупая жена заложила самые дорогие для всей семьи вещи и о том, как дурно он обошелся с ней?

Дэвид заказал еще пива.

— Мне не стоило жениться на Саре.

— Вы сделали то, что должны были.

— Не большое утешение.

Ему стоило жениться на Шарлотте. Дэвид ведь уже собирался раскрыть перед ней свой обман, когда его отец окончательно разорился. Банкротство и последовавшее за ним самоубийство отца в одночасье изменило все, взвалив на плечи Дэвида непосильную ношу — теперь содержать семью предстояло ему. Оказавшись в долговой яме, Дэвид видел для себя единственный выход — жениться на богатой наследнице.

Поэтому он женился на Саре, и маскарад продолжался. Он ведь не мог допустить, чтобы жена узнала, что он оказывает помощь и поддержку другой женщине.

Внезапно в голову Дэвиду пришла леденящая душу мысль. А что, если именно эта сторона его жизни была причиной отчаяния Сары? Не могла ли она каким-то образом узнать о его связи с Шарлоттой?

А коротенькая предсмертная записка ничего не объясняла:

«Прости меня, Дэвид, жизнь слишком невыносима, чтобы я могла терпеть далее».

Дэвид говорил всем, что она покончила с собой из-за долгов. А что еще он мог сказать? Что его жена была слишком несчастна, а он оказался бессердечным негодяем, неспособным понять это?

Нет, он определенно не умеет разбираться в женщинах. Сначала Шарлотта, потом Сара…

Дэвид провел рукой по волосам. Как бы ему хотелось повернуть время вспять. Тогда он все сделал бы иначе. Не стал бы связываться с Притчардом. Не женился бы на Саре.

Не потерял бы Шарлотту.

Грудь сжалась от знакомой боли, на которую он слишком долго старался не обращать внимания. А что, если бы он отправился прямиком к ней в тот день, когда газеты опубликовали письмо? Что, если потребовал бы объяснить причину, толкнувшую Шарлотту на подобный поступок? Расспросил бы, что так сильно разозлило ее? Ведь теперь, узнав ее лучше, Дэвид понял, что подобные поступки Шарлотте несвойственны.

Но тогда он слишком стремился спасти свою честь и поэтому не пошел к ней. И что же в итоге? Пока он вставал в позу, проклинал имя обидчицы и строил планы мести, Джеймс Харрис увел Шарлотту у него из-под носа и женился на ней.

Мысль о том, что Шарлотта бросилась за утешением именно к Харрису, до сих пор не давала покоя Дэвиду. Даже сознание того, что бравый кавалерист потерпел фиаско в качестве мужа, не охладило его ревность.

Ревность? Вздор. Дэвид отказывался ревновать Шарлотту к мужу, поклонникам или друзьям. Он не допустит, чтобы она значила для него так много. Его чувства к ней канули в прошлое, черт возьми!

Еле слышно выругавшись, Дэвид поставил пустую кружку на поднос проходящей мимо официантки и рявкнул:

— Еще пива!

Дэвид с трудом проглотил вертящуюся на языке грубость. Он не решался до сих пор обнажать душу перед друзьями. Иначе они будут потрясены его кознями в отношении женщины, от которой видели только добро. А объяснить свои поступки он сможет, лишь рассказав правду о злополучном письме, чего Дэвид делать не хотел.