Темный ангел - Салли Боумен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эдди! – сказала она. – Эдди, не хочешь ли встать рядом?
Гвен ничего не знала ни о кометах, ни о звездах, она не могла отличить одно созвездие от другого. Тем не менее комета Галлея поразила ее воображение. Ей казалось, что она сразу же узнает ее: огромный поток света, заливающий все небо. Проконсультировавшись с газетами, которые, в свою очередь, проконсультировались с астрономами, Эдди сообщил ей, что хвост кометы будет длиной в 200 миллионов миль. Двести миллионов! Гвен с гордостью смотрела на Эдди: он писатель, он понимает, считала Гвен, поэзию фактов.
Сегодня вечером она будет вместе с ним смотреть на комету. Будет, конечно, около сорока других гостей, но присутствие всех прочих любителей кометы для Гвен несущественно. Этот незабываемый вечер, чувствовала она, посвящен только ей и ее любовнику. Они будут бок о бок смотреть в небо: под покровом темноты она сможет держать Эдди за руку, а потом, позже…
Но лишь позже. Пока же стояло утро, и Гвен маялась бездельем. Слуги были хорошо вымуштрованы, поэтому все приготовления были сделаны еще неделю назад. Она может позволить себе прогуляться по весеннему воздуху, еще раз примерить новое платье цвета молодой устрицы (Эдди уже выразил ей свое восхищение). Она может радоваться близости Эдди и отсутствию своего мужа Дентона. Она получала удовольствие от самого факта, что удрала из дома и устроилась в своем любимом месте Винтеркомба – в маленьком нескладном строении перед лоджией. Оно называется Каменный домик.
Здесь, в своем Маленьком Трианоне, она может позволить себе расслабиться, как это называет Эдди. Обстановку тут она подбирала по своему вкусу, и та исполнена очаровательной простоты. Винтеркомб – это дом Дентона: в свое время Гвен сделала несколько тщетных попыток оставить в нем свой след и, столкнувшись с раздраженным нежеланием Дентона, оставила их. Куда слаще удалиться сюда, где она хранит свои акварели и мольберт, засушенные цветы и вышивки шелком, книги американских авторов, несколько предметов мебели, простой, но надежной, которые она привезла из Вашингтона, когда умерла ее мать. Отсюда, издалека, она могла любоваться озером, светло-зеленой дымкой леса, который уже начинал одеваться листвой. Она видела, как Дентон с егерем Каттермолом исчез в зарослях, то ли чтобы проведать своих фазанов, то ли чтобы пострелять кроликов и голубей, а может, чтобы проверить сетования Каттермола на браконьеров.
Эти фигуры на мгновение испортили пейзаж, но вот ни Дентона, ни его егеря больше не видно. Вернутся они не раньше, чем через час, и на Гвен опять снизошел покой. Она вздохнула. Воздух в Винтеркомбе, любит утверждать Гвен, не просто свежий, он благоуханный.
Ее младший сынишка, десятилетний Стини, дергал ее за юбки, и Гвен нагнулась, чтобы с мягкой улыбкой взять его на руки. Появился Эдди Шоукросс и занял место рядом с ней. До нее донесся запах его сигары. Ей пришло на ум, что они представляют собой очаровательную группу, едва ли не семью: она сама, маленький Стини и ее любовник. Гвен самым выразительным и привлекательным образом повернула голову перед объективом камеры. Камера была последним приобретением ее старшего сына. Френсис – его по давней привычке звали Мальчиком – нагнулся над камерой, что-то прилаживая и подкручивая. Мальчику было восемнадцать лет; он уже закончил школу и собирался делать военную карьеру. Гвен не могла воспринимать его как взрослого, для нее он оставался ребенком.
«Видекс» был подарком Гвен на его последний день рождения. Мальчик прямо влюбился в камеру. За последние несколько месяцев фотография стала его страстью, что отнюдь не радует Дентона. Он преподнес Мальчику на его восемнадцатилетие два великолепных дробовика фирмы «Парди». Эти ружья, по мнению Дентона, были лучшими в своем роде. Каждое из них создавалось два года. Дентон лично контролировал каждую деталь их конструкции. Он возил Мальчика в мастерскую к Парди и, хотя знал, что оружие будет лишь предметом хвастовства, особенно для восемнадцатилетнего парнишки, который был никудышным стрелком, Дентон гордился ими. Ее муж – и это радовало Гвен – ревновал Мальчика к «Видексу».
Теперь Мальчик делал снимок за снимком: членов семьи, слуг, дома. Он не расставался с аппаратом даже поздней осенью, когда повсюду в Винтеркомбе звучали выстрелы охотников и он должен был нажимать курок ружья, а не затвор фотоаппарата. Отец буквально выходил из себя: Мальчик, которого обычно пугало недовольство Дентона, порой переходящее в ярость, в данном случае проявил неожиданное для себя упрямство. Он продолжал делать карточки и не собирался сдаваться.
Накинув черный капюшон на плечи и голову, Мальчик прищурился, глядя в видоискатель. Как и его матери, ему понравилась композиция. Настоящая семейная группа – Эдди Шоукросс в роли преданного друга, каковым его считал Мальчик, был, можно сказать, членом семьи. Взгляд его остановился на перевернутом вверх ногами изображении матери: ей было тридцать восемь лет, и она была удивительно красивой женщиной. Она дала жизнь семерым детям и потеряла троих из них, но сохранила великолепную фигуру. Гвен отвечала моде эдвардианских времен, по которой женщина должна была напоминать рюмочку. У нее были правильные черты лица, высоко зачесанные темные волосы, спокойное выражение лица. В светлых глазах застыло мечтательное и несколько усталое выражение, которое многие мужчины принимали за чувственность, а ее муж Дентон, когда злился, называл глупостью и даже ленью.
Гвен увидела, что Мальчик готов сделать снимок, он требовал минутной выдержки, в течение которой все должны были оставаться совершенно неподвижными. Быстрый взгляд искоса на Стини, который смотрел на нее снизу вверх с неподдельным обожанием; столь же быстрый взгляд на Эдди – да, все в порядке.
Нет, не все. Краем глаза Гвен уловила какое-то движение, перемещение темного пятна. Это была дочь Эдди, Констанца.
До этой минуты Гвен успешно старалась забыть о присутствии Констанцы, что было нетрудно: ребенок вечно жался по углам. Теперь, в последнюю секунду, Констанца решила появиться на снимке. Кинувшись вперед, она прижалась у ног отца, рядом с креслом Гвен, и упрямо повернулась своей непривлекательной мордочкой к «Видексу». Забывшись, Гвен нахмурилась.
Мальчик, скрытый под черной накидкой, продолжал смотреть в видоискатель с поднятой рукой, готовой нажать грушу. Мгновение назад композиция была безукоризненной. Теперь, когда Констанца нарушила ее, все смазалось. Мальчик был слишком вежлив, чтобы сказать об этом, он постарался обратить внимание на выражение лица Констанцы, которое было достаточно выразительным, если не враждебным. Он видел остальных: Стини – милый, очаровательный, изящный; Шоукросс – подтянутый и ухоженный, красивый и небрежно раскованный, писатель до мозга костей; его мать… Мальчик вынырнул из-под накидки.