защищать их от наказаний и снимать с них всякую ответственность? Чудеса, право, да и только! Разве еще не настало время пресечь этот позор и снять с государства и народа сие постыдное бремя! Доколе иностранные консулы, пользуясь неразберихой, творящейся у нас, будут пользоваться неограниченной свободой действий? И в полную противоположность им наши консулы в таких странах, как Италия или же Россия, будут угодничать и пресмыкаться, словно лакеи перед своими хозяевами и повелителями? <...> Нет, только по отношению к той стране, которая не имеет определенных и записанных законов, можно делать все, что угодно, и никаких не будет к этому препятствий. Другое дело Болгария; хоть там и молодое правительство, а в государстве всего-навсего три миллиона населения, но попробуй генеральные консулы Англии, Франции или России вмешаться во внутренние дела государства да начать командовать болгарским подданным: здесь встань, там сядь — этих консулов быстренько собьют с копыт, так бывало! А посланники и консулы иностранных государств всем бесчинствам, которые они творят в Иране, учатся у иранских посланников и чиновников. Да и то правда: что можно требовать от иностранцев, ежели наши чины вместо того, чтобы защищать права народа, обирают своих же собратьев среди бела дня? Если нам самим не ведомы ни законы, ни правосудие, можем ли мы требовать от них справедливого и законного обращения с нами? Клянусь прибежищем бога, именно от этих ужасов, творящихся на каждом шагу, горемычные иранцы, дым стонов которых заволакивает небо тьмой, бегут из разных мест и, спасаясь от притеснений у себя на родине, подвергаются еще большим жестокостям за границей. Повсюду, в каждой деревне в России или Турции вы можете увидеть, как группа бессовестных бездельников под названием фаррашей, собравшись вокруг одного из них, торжественно нареченного консулом, грабит этих несчастных скитальцев, о которых не говорится ни слова ни в одной официальной книге записей. Во-первых, почему не покончить в стране с притеснениями, чтобы люди не покидали свою родину? Во-вторых, ради чего консулы набивают свой кошелек, взимая ежедневно по пяти рублей с каждого из этих несчастных под видом денег за паспорт? Если вы соизволите на это заметить, что консулы зато не получают положенного им жалованья, клянусь богом, вы и тут ошибетесь; ведь если деньги, которые вымогаются ими у народа, поступали бы в распоряжение государства, последнее могло бы и им выплатить жалованье, и само остаться в выгоде, да в придачу к этому положило бы конец сим позорным делишкам. Если нынче в России или Турции, случится, умирает иранец, то какого бы он ни был сословия, первыми его наследниками бывают посольства и консульства. Если наследники и кредиторы сильны, то и они урвут себе долю, а чаще все идет в карманы послов и консулов. То же самое и с паспортами. Точно высчитано, что каждый иранец за время пути на поклонение в святую Мекку платит за оба конца при переходе границ сорок пять туманов паспортных денег. В году отправляются в Мекку по крайней мере четыре тысячи иранцев, так что их паспортные деньги составляют более ста шестидесяти тысяч туманов. Ведь на эти деньги можно было бы назначить везде, где полагается, в России и Турции, образованных консулов с установленным жалованием, которым было бы под силу разобраться в любой жалобе и наказать нарушителя. Почему у врат, ведущих к нашей святыне, в порту Джедда,[111] куда стекаются мусульмане со всего мира, нельзя поставить дело умело, грамотно и честно? Почему на протяжении последних лет все дела паломников здесь отдаются на откуп за тысячу-две лир любому безродному бродяге и невежде? Какого-то негодяя делают полновластным хозяином жизни и имущества паломников, в то время как их безопасность и защита их прав должны гарантироваться государством. Этот прохвост без зазрения совести дерет с них за каждый паспорт по пол-лиры, т. е. два с половиной тумана, между тем государство взимает не более одного тумана. Но и этим он не удовольствуется: он буквально грабит людей вкупе с носильщиками и погонщиками верблюдов. Если прочие мусульмане, т. е. мусульмане из Турции, Египта, Испании, Индии и Кавказа, платят за наем верблюдов и мулов от Джедды до Мекки тридцать пиастров, то с иранцев он требует двести, т. е. в шесть с лишним раз больше. Хотя обо всем этом из года в год подробно пишут в газетах, а стоны притесняемых паломников возносятся до самых небес, однако никому до этого нет дела, и бессовестные плуты не несут никакого наказания. А ведь только той суммы, что насобирает в Джедде консул за три месяца от паломников-иранцев, достанет на жалованье посланнику. Если все, что я здесь изложил вам, вы знаете и просто не принимаете во внимание, — это верх бесчестия. Если же все это вам неведомо — тогда каждый имеет право счесть вас нерадивым и потерять к вам всякое уважение. Я кончил.
Министр зевнул, потянулся и сказал:
— Что ж, от Аравии лучшего нельзя было и ожидать! Но поражаюсь тебе — наглый, безмозглый и глупый человечишко! Услышал где-то такое слово «закон», нацепил его себе на язык и туда же, пустился в рассуждения! Да знаешь ли ты, что в других странах есть один единственный закон, и то всех его предписаний не выполнишь за целый год. А в нашей стране у каждого министерства свои собственные законы, и каждый из них может быть приведен в исполнение в полчаса. Благослови судьбу, что ты не оставил своего подданства, а то бы я поступил с тобой иначе. Вставай и катись ко всем чертям! Проваливай!
Я понял, что мне больше ждать нечего, поднялся и вышел, заливаясь от стыда потом.
Мирза Казим-бек, увидев меня, с оживлением спросил:
— Жаловались на египетского консула?
— Нет, мы говорили о другом. До свидания!
Вместе с Мешеди Хасаном мы вышли из министерства, и я сказал:
— Хоть времени осталось и очень мало, но уж сегодня надо довести это дело до конца.
Итак, мы направились в военное министерство.
Подойдя к нему, мы увидели, что караульные, поставив ружья в козлы, сидят по углам и курят. Я хотел войти, но меня задержали:
— Куда?
Мешеди Хасан сказал:
— Есть дельце!
Не знаю, что они ответили, но видел, как Мешеди Хасан закивал головой: хорошо, мол, хорошо, на обратном пути.
Мы вошли, и я спросил, где находится Асад-бек, начальник полиции. Мне указали его комнату; там важно восседал красивый юноша лет восемнадцати, одетый в богатый сюртук. Я поздоровался и с
