Подвойский - Николай Тихонович Степанов

в объятия друзей. Как только его ввели в общую камеру, с нар бросился к нему Е. М. Ярославский:

— Гулак! Ты-то как тут оказался?

— Нэ хоче коза на базар, так ведуть! — ответил Николай Ильич, крепко обнимая Емельяна Михайловича.

— Я даже не поверил, когда «тюремный телеграф» передал, что ты здесь. Думал, что ты в Германии или в Париже где-нибудь. Долго в столице работаешь?

— Полгода продержался…

— Это на тебя непохоже. В Ярославле ты чисто работал.

— Тут дело было такое…

— Ну, ладно, еще расскажешь. Хорошо, что в нашу камеру попал. Теперь хоть повспоминаем, попоем потихоньку!

— Отпелся я, кажется, — вздохнул Николай Ильич. — Легкие отбили. Теперь только для «камерного» пения и гожусь.

Емельян Михайлович познакомил Николая Ильича с товарищами. Среди них были: М. А. Трилиссер, В. И. Невский, участники московского, свеаборгского, кронштадтского восстаний. Вся камера — политические. Атмосфера была самая дружеская. Верховодил Ярославский. Сын ссыльного поселенца, он с детских лет дышал революционными идеями, отлично знал историю революционной борьбы. Обладая изумительной памятью, он почти наизусть цитировал выдержки из важнейших работ К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, документы съездов и конференций.

Поскольку в камере сидели в основном участники и вожаки восстаний, разговор чаще всего шел о военных вопросах. Само собой, естественно созрело решение использовать время отсидки для коллективного изучения военного дела. Решение было «простукано» политическим заключенным в соседние камеры. Они предложение одобрили.

Оказалось, что в тюремной библиотеке имеется довольно богатый набор книг по военному делу. Они, кстати, годами не снимались с полок, ибо заключенные их почти не требовали. А тут в камеры по заказам арестованных потоком пошли воинские уставы, наставления, книги по тактике, стратегии, даже изданные лекции Академии Генерального штаба. Как потом вспоминал Николай Ильич, в тюрьме он добровольно стал «юнкером революции». Вся военная литература, имевшаяся в тюремной библиотеке, даже наставление по фортификации, была не только прочитана, но изучена и многократно обсуждена. Эта «тюремная академия» помогла Николаю Ильичу освоить основы военных знаний, которые потом очень пригодились ему в революционной работе.

…Здоровье Николая Ильича продолжало ухудшаться. 14 января 1909 года на заседании Особого присутствия Петербургской тюремной палаты товарищ прокурора вынужден был заявить, что Подвойский «болен… одним из самых тяжелых заболеваний нервной системы», которое возникло «на почве нанесения тяжких побоев». Николай Ильич, посоветовавшись с товарищами и подначитавшись медицинской литературы, решил «помочь» тюремным медикам, кое-где симулируя предельную остроту нервной болезни. Но и тюремное начальство не дремало. Оно попыталось воспользоваться болезнью и навсегда упрятать Подвойского в сумасшедший дом. Его отправили в Вильненскую крепостную больницу «на испытание». Николай Ильич «испытание» выдержал, комиссия вынуждена была признать его психически нормальным, а состояние здоровья — тяжелым.

Нина Августовна и товарищи по партии делали все, чтобы добиться освобождения Николая Ильича. К этому был подключен врач П. П. Викторов, который в 1905 году в ярославской тюрьме обследовал избитого Подвойского. Викторов выступил в печати и сообщил общественности об избиении Николая Ильича в 1905 году и о нынешнем его тяжелом состоянии. Нина Августовна выезжала в Вильно, в Петербург и всюду ходатайствовала о досрочном освобождении мужа. Сестра Подвойского Феофания Ильинична подала прошение о том, чтобы взять больного брата на свое попечение.

11 июля 1910 года Николай Ильич был освобожден из-под стражи. Власти запретили ему жить в Петербурге и других крупных городах. Нина Августовна увезла его в Лунево. Она вновь, как когда-то в Ярославле и Костроме, а потом за границей, выхаживала своего Николушку. Особых лекарств ему не понадобилось, да их и не было в той глуши. Она отпаивала его парным молоком, кормила свежими овощами, часами гуляла с ним по лесу. Все это, помноженное на ее нежность и заботу, действовало лучше всяких лекарств.

Вскоре в Лунево приехал досрочно вырвавшийся из тюрьмы М. С. Кедров, а также старшая сестра Нины Августовны — А. А. Фраучи с детьми. Зажили коммуной, четко распределили обязанности. Арендатор барского дома Александр Августович и его жена вели общее хозяйство. Ольга Августовна обшивала коммуну. Нина Августовна была главным овощеводом. Николаю Ильичу и Михаилу Сергеевичу достались обязанности подсобных рабочих.

Михаил Сергеевич часто садился за рояль, Александр Августович брался за скрипку, а Николай Ильич запевал украинские и русские народные песни. В узком кругу его голос по-прежнему звучал выразительно и приятно. Хором пели «Вниз по матушке по Волге», «Рэвэ та й стогна», «Вихри враждебные», «Смело, товарищи, в ногу». Вместе со взрослыми, заражаясь их энтузиазмом, пели дети, в том числе Артур и Фаня — будущий известный контрразведчик Артур Христианович Фраучи (Артузов) и будущий академик Бонифатий Михайлович Кедров.

Едва поправившись, Николай Ильич съездил в Ярославль и привез оттуда тяжелую связку книг. Кедров, взглянув на корешки, недоуменно спросил:

— Зачем тебе это?

— Я, брат, должен использовать последний шанс. Подал прошение в лицей. Может, разрешат сдать выпускные экзамены, как в семинарии.

— Безнадежное дело, — покачал головой Михаил Сергеевич. — В лицее тебя слишком хорошо знают. Какой им смысл снабжать тебя дипломом?

— Лэжачий зайця не пиймае, — упрямо ответил Николай Ильич.

Он стал заниматься. Сначала с не очень большой охотой, но потом увлекся и полностью отдался учебе.

Недели через две Александр Августович, ездивший в уезд, привез Николаю Ильичу казенный пакет. Сбежались все. Подвойский вскрыл пакет и молча прочитал бумагу.

— Ну, что там, Николушка? — спросила Нина Августовна.

— Да… не той я кости для них, — с горечью сказал Николай Ильич. — Пишут, что лицей «не имеет возможности…».

— Дело не в том, — вмешался Кедров. — Я — «той кости», из дворян, а все равно… Просто это общество не хочет нас учить. Потому что мы ему служить не будем.

— С этим вопросом все, — решительно сказал Николай Ильич. — Книги не повезу, отошлю почтой.

Он собрал учебники, увязал их и подготовил к отсылке. Нина Августовна следила за резкими, нервными движениями мужа и с грустью думала о том, что Николуш-ку теперь в Луневе не удержать.

На следующий день Подвойские и Кедровы, как всегда, гуляли по лесу. Стояла осень, золотой ковер опавших листьев