Том 2. Время Наполеона. Часть вторая. 1800-1815 - Эрнест Лависс

9 октября 1807 года король обнародовал знаменитый эдикт, который Шён называет прусским Habeas Corpus'ou. Эдикт этот уничтожал во всем королевстве крепостное состояние и освобождал земельную собственность от всяких установленных законом ограничений, стеснявших свободный ее переход. Но если не считать королевских доменов, где 47 ООО семейств сделались собственниками своих участков, декрет 9 октября остался мертвой буквой. Кавеньяк доказал, что «крестьянин по прежнему не только был далек от собственности, но оставался юридически и фактически под социальным и политическим гнетом земельной аристократии, и феодальное здание едва было поколеблено». Отмена помещичьих прав и меры, принятые к тому, чтобы помешать помещикам наложить руку на крестьянские наделы, тем не менее являлись крупным успехом, и резкая оппозиция феодалов свидетельствовала о важности принятых решений. Обнародованным 19 ноября 1808 года муниципальным законом, составленным Штейном и Шреттером, городам возвращено было ранее постепенно ими утраченное самоуправление. Штейн стремился привить народу охоту и привычку к самоуправлению. Но декрет 19 ноября касался лишь небольшой части населения, а законы о введении общинного устройства в деревнях и об организации управления округами, которых требовал Бойен, долго откладывались.

Наконец 24 ноября 1808 года, в день ухода Штейна, был издан закон о центральном управлении, который, хотя и в искаженном преемниками Штейна виде, являлся до последнего времени основой организации внутреннего управления Пруссии. Генеральная директория с ее запутанными подразделениями исчезла навсегда. Система коллегий была упразднена, а все дела распределены между министерствами внутренних дел, финансов, юстиции, иностранных дел и военным. Генеральные кассы слиты были в единую государственную кассу, вверенную министру финансов. Государственный совет, учрежденный значительно позднее, должен был стать высшим советом монархии. Единство королевства было прочно скреплено вследствие исчезновения областных министров. Привилегии отдельных провинций были уничтожены. Старинные территориальные деления подвергнуты пересмотру, провинции подчинены главным президентам, домениальные и финансовые палаты заменены управлениями (Regierungen), компетенция которых была яснее ограничена и которые избавлены были от всяких судебных дел. Штейн помышлял также об учреждении собраний земских и государственных чинов, но прошло полвека, прежде чем королевская власть согласилась призвать представителей народа.

Шарнгорст. Армия. Шарнгорст был самым решительным из числа тех, кто еще до Иены указывал на недостатки военной организации Пруссии. Старопрусская партия относилась с недоверием к этому чужестранцу, вступившему в армию в 1801 году и сразу обнаружившему намерение все изменить; сторонники плацпарада подсмеивались над этим профессором, лишенным гсякого изящества, неряшливым, неловким в своих манерах и речах; но выдающееся дарование, проявленное Шарнгорстом при Эйлау, где он был настоящим героем дня, покорило сомневавшихся в нем.

Впрочем, сами обстоятельства решили дело. Чтобы бороться с революционными армиями, нужны были многочисленные войска; чтобы устоять перед натиском наполеоновских солдат, нужно было, чтобы люди воодушевлялись высокой нравственной идеей. Система Фридриха II с ее навербованными иноземцами, которых можно было держать в повиновении лишь при помощи жестокой дисциплины, с бесчисленными изъятиями, в силу которых от службы были избавлены богатые и образованные классы, с командирами-откупщиками, у которых главная часть доходов состояла из более или менее дозволенных барышей, получаемых ими от командования своими частями, — эта система потерпела, как показали события, крах. Однако, несмотря на это, в комиссии по военным преобразованиям приверженцы старины, вопреки Гнейзенау, Грольману, Бойену, все же долгое время имели за собой большинство, а утратив его, оставались все еще достаточно сильными для того, чтобы изуродовать проекты Шарнгорста. Никак не могли решиться отменить изъятия для высших классов, и всеобщая воинская повинность введена была только 3 сентября 1814 года. По крайней мере, запрещено было вербовать иноземцев, телесные наказания были смягчены, торжественно провозглашено право всех граждан на доступ к офицерскому званию. Армия сделалась великой школой политического и нравственного воспитания; командиры избавлены были от обязанностей, несовместимых с воинской честью, правила продвижения по службе упорядочены, управление упрощено, амуниция облегчена. Скудость казны, а позднее бдительный надзор Наполеона не позволяли держать под знаменами многочисленные контингента (всего разрешено было иметь под ружьем 42 000 человек); через полки быстро проводились рекруты, которых отпускали, как только их обучение в короткий срок было закончено. Это — знаменитая система «Кптрег'ов», из которой вышла военная организация современной Европы.

Отставка Штейна. С 1808 года Шарнгорст и Штейн считали возможным возобновить борьбу. «Королю лучше было бы потерять корону, — говорил Штейн, — чем продолжать это прозябание в нынешнем рабском состоянии». Вожди партии действия — Грюнер, граф Гётцен, Омптеда — находились в тесных сношениях с недовольными в Вестфалии, вели переговоры со Стадионом. Французская полиция тщательно следила за их происками, болтливость сторонников феодальной партии навела ее на след. Рассчитывая, быть может, получить субсидию от курфюрста Гессенского, Штейн имел неосторожность написать очень компрометирующее письмо одному легкомысленному и подозрительному придворному, Витгенштейну (16 августа 1808 г.). Асессор Коппе, везший это письмо, был арестован в Берлине французской жандармерией, а самое письмо отобрано. 8 сентября оно было напечатано в Мопи-тере. Оставление Штейна у власти повлекло бы за собой войну с Францией. Фридрих-Вильгельм III колебался, пока он сохранял некоторое сомнение насчет поведения России; к Австрии он не имел никакого доверия, и трудно ставить ему это в вину; патриотов он считал опасными энтузиастами. Когда он увидел, что Александр остается пока верным Наполеону, он велел Штейну подать в отставку (24 ноября). 16 декабря император издал знаменитый декрет, которым «означенный Штейн» объявлялся врагом Франции и Рейнского союза, а его имущество отбиралось в казну. Сам он подлежал аресту всюду, где бы он ни попал в руки французских или немецких войск. Штейн бежал в Австрию, где встретил более чем холодный прием, и оставался под надзором полиции вплоть до того момента, когда поход Наполеона в Россию открыл ему новое поле деятельности[47].

То были самые печальные дни Пруссии. Постоянные колебания Фридриха-Вильгельма III во время кампании 1809 года раздражали Наполеона; обещанные платежи были почти совершенно прекращены; император резко и грубо требовал выполнения обязательств. Король рассчитывал смягчить его тем, что из Кенигсберга возвратился в Берлин (23 декабря 1809 г.), все еще занятый французским гарнизоном; в действительности, однако, он этим лишил себя последнего средства сопротивления. Ваграмское сражение и женитьба Наполеона на Марии-Луизе окончательно привели в уныние патриотическую партию, дезорганизованную удалением Штейна. Преемники его были очень посредственные люди: Гольц — «хорошо напудренное ничтожество», граф Дона, Альтенштейн; не обладая широтою взглядов, они тратили свои силы на мелкие финансовые комбинации. Реформы были приостановлены; партийные распри обострились; злоба феодалов против говато-ров, которых они обвиняли в нанесении королевству ущерба, более ощутительного, чем всякое нашествие, была настолько яростна, что они забывали за ней чужеземное владычество.

Всюду царили уныние и инертность. Королева Луиза умерла 19 июля 1810 года. Она нередко совершала опрометчивые поступки, и ее вмешательство в политику не было удачно; но оскорбления, нанесенные Луизе Наполеоном, сделали ее предметом любви ее подданных, и она заслужила уважение потомства тем, что свою гордость королевы и женщины принесла в жертву отечеству и долгу, отправившись в Тильзит умолять своего непримиримого врага о милости. Королева не могла оправиться от волнений той ужасной зимы, когда ей, больной тифом, полуумирающей, в метель пришлось бежать без оглядки, чтобы не попасть в руки французов. В последний момент она обратилась к императору Александру, смягчившему ее горе своим ласковым вниманием, но отказавшемуся взять на себя какое бы то ни было формальное обязательство. «Мне не на что больше надеяться, — писала она своему отцу. — Конечно, настанут лучшие времена, но я не увижу их». С нею, казалось, исчез последний луч света, и среди полного молчания, воцарившегося в Германии, слышны были лишь плаксивые голоса трусливых министров, старавшихся умилостивить Наполеона. Перед своей смертью королева, возмущенная Альтенштейном, который предлагал уступить Наполеону за долги часть Силезии, добилась от короля его устранения от дел. С разрешения Наполеона государственным канцлером назначен был Гарденберг (июнь 1810 г.).