Оранжевая смута - Василий Варга

– Мы должны ликвидировать и православную церковь. Борис, ты прав, нам нечего спешить в этот Евросоюз. Может случиться так, что сам Пеньбуш нас попросит, тогда мы станем одним из штатов США. Это будет самый большой штат. Моя супруга только об этом и мечтает.

– Но народу мы должны обещать немедленное вступление в Евросоюз. – Пердушенко поправил галстук, потом достал белоснежный платок и высморкался так громко, что соратник и будущий кум Давид Жования поморщился.

– Скоро в Грузию поедем делать еще одну революцию, революцию роз, – рассекретил идею будущего президента Грузии Сукаашвили Жования.

– Пригласи меня, Давид, – улыбнулась Юля.

– Нэ могу тебя пригласить. Писоевич обидится. Писоевич – мой болшой друг. А в Грузии друзьям пакость нэ дэлают.

– У вас тоже парламент, как на Украине? – спросил Жованию Петр Пердушенко.

– Точно, как на Украине.

– И партии у вас есть?

– А как ты думал?

– Тогда скажи, сколько надо выложить, чтоб попасть в список депутатов той или иной партии. Я, к примеру, заплатил три миллиона долларов, чтобы стать депутатом, – не отставал от Жовании Пердушенко.

– Ну, ты богатый человек. Да и Украина – нэ Грузия. Грузия – маленькое государство.

– Ну и что же? Грузия, как и Украина, под патронажем США. Вы даже более выгодны Штатам, чем мы. На вашу революцию хватит и полмиллиарда долларов, а нам нужно два, и то мало. Так что не прибедняйся.

Жования достал мобильный телефон и позвонил своим друзьям в Тбилиси. Он спросил на грузинском певучем языке, сколько его коллега заплатил, чтоб стать депутатом грузинского парламента. Там слишком долго объясняли, сам Жования не мог понять то, что ему было нужно, и разозлился. А когда южанин разозлится, он не отвечает за свои поступки. Жования бросил мобильный телефон в угол, выругался матом, сначала на грузинском, потом на русском языке. Все поняли, что мат был соленым, южным, но не таким горьким, как русский мат. Он уже занес кованый сапог над сиротливо лежавшим маленьким аппаратом, как тот, будто желая спасти самого себя, заревел, сколько было сил.

– Подними! – крикнул Пердушенко. – Не слышишь, зовет.

Жования приложил ревущий коробок к правому уху.

– Так бы сразу и сказал. Миллион долларов наличными и пять тонн мандаринов, и удостоверение депутата в кармане. Это не так уж и много, кацо. А я здесь выложил шесть миллионов долларов, чтоб стать депутатом.

– Мало! – сказал депутат от партии Болтушенко Школь-Ноль. – Я бы на месте Вопиющенко содрал с тебя десять миллионов. Грузины богатые люди.

Депутат Жования не обращал внимания на тираду Школь-Ноля: его глаза в это время были прикованы к суровому лицу будущего лидера нации. Тот помассировал затылок, потом кисло улыбнулся и произнес:

– В копилке нашего избирательного штаба не так уж и много денег. Я думаю, надо бы пройти по второму кругу. Придется, друзья, еще раз купить свой депутатский мандат для того, чтобы мы могли прийти к власти. Как только я стану президентом, каждый из вас вернет себе затраченные деньги в десятикратном размере. Боевые отряды под Киевом и особенно в Галичине просят не только кушать, но и новые образцы оружия. Это оружие должно поражать цели в ближнем бою.

– А американская помощь? А где Березовско-Гнильский? – вдруг задал провокационный вопрос Кикинах.

– Оставим Березовско-Гнильского в покое с его миллионами и американцев тоже, – покривил душой зять Америки. – Мы должны рассчитывать на свои силы, а потом уж, в критической ситуации, обратиться…

– Не свисти, Писоевич, – ляпнула Юля, но уже деваться было некуда и пришлось продолжить: – На какие деньги куплены тобою две дачи в Новой Зеландии?

– А ты откуда знаешь? Впрочем, у меня супруга не из бедных. Эти две дачи подарены Майклом ко дню нашей свадьбы, – защищался будущий президент.

– Не сердись, Писоевич, я просто пошутила, – произнесла Юля, хлопая в ладоши.

– Слава лидеру нации! – крикнул будущий кум Жования.

– Слава, слава, слава!

– Я первая кидаю в копилку четыре миллиона, – объявила Юля, выписывая чек на указанную сумму.

– Мой чек на пять миллионов, – расщедрился Жования.

25

Как и Курвамазин, депутат Дьяволивский был одним из самых активных оранжевых революционеров. Он, правда, принадлежал Юлии, состоял в ее блоке, но коль Юля, его госпожа, была не разлей вода с Виктором Писоевичем, то его особенно не беспокоило, к какой партии он принадлежит. Если Курвамазин не обладал никаким талантом, кроме ораторского искусства, и даже дурно распоряжался этим талантом, то Дьяволивский пописывал стишки, статейки и даже задумал повесть о Викторе Писоевиче и добился некоторого успеха: сочинил целых пять страниц о его детстве. Короче, Дьяволивский среди оранжевой братии считался писателем. Одно из издательств, расположенное во Львове, постоянно требовало от автора прислать первую часть знаменитого романа о лидере нации.

Справедливости ради следует сказать, что Дьяволивский не спешил с публикацией первой части своего романа, поскольку на горизонте появилась перспектива стать министром культуры. Это не только почет, но и солидная зарплата, связи, возможность стать в ряды людей, чье экономическое положение стабильно до седьмого колена. А это особняки в Ялте, Мисхоре, в Париже, Лондоне. Это яхты, дорогие автомобили и даже личный самолет. Да мало ли что. Но для того чтобы эта перспектива стала реальной, надо сделать лидера нации всенародно избранным президентом.

Помня свое происхождение, свои львовские корни, неплохо владея русским языком, Дьяволивский решил отправиться на избирательные участки в восточную область, поскольку на запад нечего ехать, там и так все хорошо. Там и без него вывешивали списки тех избирателей, кто голосовал за Яндиковича, с припиской в конце: «предатели».

Дьяволивский прибыл в Луганск поездом, когда уже вечерело. В Луганске торчала одна оранжевая палатка, из которой выходил какой-то львовянин с оранжевой повязкой на оранжевой куртке и покрикивал прохожим: «Голосуйте за лидера нации Вопиющенко. Вопиющенко – так!» Оранжевый парламентарий и направился к этой палатке. Но на улице одна старуха неожиданно спросила его, который час, он тут же измерил ее недовольным взглядом и в растерянности произнес:

– Без петнадцати щемнадцать.

– Вы – поляк?

– Пся крев! Я депутат Верховной Рады Дьяволивский. И к тому же великий писатель.

– Шо, шо? Дьявол? Фу на тебя, – произнесла старуха и перекрестилась. – Бандер, стало быть.

– Я боец за вильну Украину. Вы за кого будете голосовать, пани?

– За Яндиковича. А ты за кого?

– Пся крев, Яндикович – это банда, это – тюрьма. Вопиющенко – это свет, он гений, он мудрый, он добжый пан. Если пани согласна, я даю пани двадцать долларов, и пани голосует за народного президента Вопиющенко.

– Я не продаюсь.

– Двадцать долларов на дороге не валяются. Мы, депутаты блока Вопиющенко, никого не покупаем. Мы покупаем только ваш голос и то разовый голос. Крестик поставьте напротив фамилии Вопиющенко, и двадцать долларов у вас в кармане. Соглашайтесь, пока я не передумал.

– Меня зовут Марфа, – сказала старуха. – Я побегу домой, посоветуюсь с мужем и минут через двадцать приду. Ты, пан, стой здесь и никуда не уходи. Мы с мужем придем вдвоем, а ты приготовь сорок долларов.

– Пани Марфа! Пригласи всех соседей, у меня много долларов. Пан Вопиющенко богатый человек. Он станет президентом, и Америка завалит нас продуктами, одеждой и каждому, кто голосовал за Вопиющенко, подарит автомобиль.

Марфа исчезла в толпе, а Дьяволивский остался на бульваре и расхаживал вдоль безлюдной скамейки с оранжевым флажком в руках, на котором было написано крупными буквами: «Так!»

Он простоял минут сорок, и когда уже совсем стемнело, неожиданно подошла группа молодых ребят. Один из них попросил закурить, остальные окружили его, взяли под руки и завели во двор соседнего дома.

– Вытряхивай карманы, бандер!

– Я депутат, неприкосновенная личность. Мое удостоверение у меня в кармане.

– Покажи!

Дьяволивский только сунул руку во внутренний карман, как ребята, приставив нож к горлу, обшарили карманы сами. Двести тысяч долларов были отобраны вместе с депутатским удостоверением.

– Мы тебя убивать не будем, пес, но учти, если еще раз попадешься – милости не жди.

Депутат заморгал глазами, из них полились слезы. Это были слезы злобы и ненависти к… москалям. Как только ушли его обидчики, он остался один на один со своей ненавистью ко всему на свете. Он ненавидел русский язык и тех, кто общался на этом языке.

Россия и советская власть это одно и то же. Именно советская власть накануне Второй мировой войны устроила дикую резню во Львове, а после войны, в 1948 году, увозила эшелонами не только мужей, но и жен с детьми в Сибирь на вечное поселение без суда и следствия. Это невозможно забыть и простить. Если даже сами украинцы старались спровадить своих земляков в далекую Сибирь, то все равно они выполняли приказы русских.