Через два океана - Михаил Александрович Михеев

бой с таким же «правильным» соперником. А когда перед тобой фактически пиратская эскадра, наставления можно скручивать в трубочку и запихивать во всем известное место. Хотя бы потому даже, что специфика действий таких эскадр предполагает максимальную самостоятельность их капитанов. И когда французы поняли, что замыкающий строй фрегат вышел из него намеренно, было уже поздно.

Завершив поворот, «Соловки» оказались аккурат перед уже получившим повреждения фрегатом, и расстояния как раз хватило, чтобы довернуть, заняв позицию напротив уже поврежденной оконечности француза. Там сообразили, что что-то пошло не так, однако неловкая попытка сменить курс и встать к русским бортом успехом не увенчалась. Им просто не хватило времени, а потом взревели русские пушки, и, благо дистанция уже сократилась если не до пистолетного, то уж точно до ружейного выстрела, промахнуться было сложно.

Тактика русского флота предусматривала ведение огня по корпусу вражеского корабля. В принципе, этим артиллеристы «Соловков» и занялись. А учитывая, что разворачивающийся и набравший ветра в паруса корабль шел с заметным креном, прицел был взят достаточно низко. Ядра пошли кучно – и в результате француз заработал множество пробоин на уровне и чуть выше ватерлинии. Причем расстояние между ними было столь несущественно, что их можно было, в принципе, считать за одну большую дыру, в которую тут же с восторгом ринулась соленая океанская водичка.

В принципе, для построенного из дерева парусника даже крупная пробоина еще далеко не приговор. Корабельные плотники были мастерами своего дела, само дерево тонет плохо, а потому заделать повреждение время есть. Другой вопрос, что для этого необходимо выйти из боя. Французский капитан тут же переложил руль влево до упора, тем самым одновременно уходя от русских и, за счет образующегося крена, поднимая искореженную часть корпуса над водой. Правда, тем самым он сбил прицел своим изготовившимся к бою артиллеристам. Нет, те исправно дали залп, и был он куда мощнее, чем у русских, вот только из-за того, что стволы орудий оказались задраны вверх, ядра смогли нанести лишь незначительные повреждения парусам «Соловков».

Идущий третьим в строю французский корабль вначале дисциплинированно начал поворот за головным мателотом, но тут же сообразил, что тот просто выходит из боя, и поправил курс. А потом, к собственному удивлению, обнаружил, что русский фрегат вовсе не собирается разрывать дистанцию. На встречных курсах корабли сближались с пугающей быстротой, и прежде, чем французы хоть что-то сумели предпринять, русский фрегат ударил носом своего французского визави.

От удара на французском корабле многие попадали с ног, столь мощным и внезапным получилось сотрясение. Увлекаемый инерцией, русский фрегат потащился вдоль его борта, а поскольку вывесить кранцы никто не озаботился, то над океаном разнесся жуткий скрип и поднялось облако сдираемой трением краски. Полетели в море выломанные чудовищной массой крышки орудийных портов. Снизу заорали – кого-то придавило сорванной ударом пушкой. А затем случилось то, чего никто не ожидал от русских – взлетели кошки, намертво связывая между собой корабли, и на борт совершенно не готового к такому повороту француза ринулись абордажники.

Французский корабль был заметно крупнее и нес больше людей, вдобавок его борт оказался выше, чем у «Соловков», что весьма мешало. Зато русские пролили семь потов на тренировках по владению оружием и взятию на абордаж чужих кораблей. В том числе и с высоким бортом. А пот, как известно, сберегает кровь. В считанные секунды на борт француза буквально взлетели десятки человек, и закипела рукопашная схватка.

В бой Сафин бросил практически всех – он хорошо понимал, что если проиграет, уйти все равно не получится. Остались лишь трое. Вооруженные пистолетами, они расположились в крюйт-камере[32], готовые в случае нужды взорвать оба корабля. Мустафа логично рассудил, что с одним человеком случиться может всякое, а вот трое и друг дружку подстрахуют, и, если что, хоть у одного хватит духу выполнить приказ. Хотя бы и ценой собственной жизни.

Бой на борту корабля мало похож на классическое сражение. Здесь нет строя, нет укрытий, да и противник вот он, рядом, на расстоянии вытянутой руки. Скорее, это чем-то напоминает схватку во время штурма замка, где места мало, зато куча переходов, лестниц и прочих неприятностей. Наверное, предкам и русских, и французов не раз приходилось участвовать в чем-то подобном. Их потомки, впрочем, тоже были не лыком шиты, и взятый на абордаж корабль мгновенно охватила грандиозная резня. Лучше подготовленные и вовсю пользующиеся моментом внезапности, русские имели в этом какое-никакое, но преимущество, однако и французы были не трусы, да и не новички в драке. Лязг железа, разноголосые вопли, грохот выстрелов и много крови мгновенно создали неповторимую картину апокалипсиса. И результат боя висел на волоске.

Тем не менее вне зависимости от этого самого результата Сафин уже выполнил свою часть работы, причем с лихвой. Имея относительно слабый корабль, он вывел из боя два куда более сильных вражеских. Причем быстро вернуться в строй ни одному из них не светило – у первого ремонт, а второй, даже если французам прямо сейчас удастся отбросить атакующих и избежать взрыва, лишился значительной части команды и имел повреждения такелажа.

В принципе, на том все было и решено. Один фрегат потерял управления, и сейчас его избивают сразу три корабля, второй пытается разорвать дистанцию, чтобы без помех отремонтироваться. На третьем кипит абордажная схватка, четвертый же…

Ну, теоретически он кое-что еще мог предпринять. Например, прорваться к месту основного боя. На пути у него был только один противник – бриг «Архангельск». Двадцать пушек против пятидесяти – это даже не смешно, тут без шансов. Другой вопрос, что в этом случае на наглеца тут же переключит свое внимание линкор, и тут шансов не останется уже у француза.

Самым простым было вмешаться в абордажную схватку, но, во-первых, это не привело бы к быстрому результату, а во-вторых, можно не сомневаться, остальные русские корабли тоже не останутся в стороне. А главное, в любом случае это не привело бы к победе. Только увеличило бы потери русских, хотя и это не факт. Лезть на рожон в такой ситуации – оно надо? И капитан французского корабля принял, может, и не самое красивое, но логичное решение отступить. Бросить русским на съедение уже атакованные ими корабли и уйти следом за своим поврежденным товарищем. И всегда можно отмахнуться от обвинений в трусости тем, что он сохранил корабль в безнадежной ситуации.

Убедившись, что последний из вражеских кораблей, подняв все паруса, ложится на курс, уводящий его от места боя, Гребешков подвел свой бриг к борту