Канатная танцовщица - Морис Леблан

Доротея внезапно поперхнулась. В самом деле на четыре бриллианта пять человек наследников. Такое противоречие не может не броситься в глаза. Спохватился и нотариус:

– Стойте, стойте! Вас действительно пятеро. Как же я раньше не заметил?

– Верно, потому, – догадался Дарио, – что у вас все время перед глазами четверо мужчин и четверо иностранцев.

– Да-да, поэтому. Но все-таки… Вас пятеро, черт возьми. А у маркиза было четыре сына, и он послал каждому из них по одной медали. Следовательно, существует всего четыре медали.

– Может быть, он послал четыре медали сыновьям, а пятая была… так себе… отдельно… – нерешительно сказал Вебстер и взглянул на Доротею.

Ему казалось, что в этом неожиданном инциденте найдется ключ к разгадке всего. Доротея действительно задумалась и не сразу ответила:

– А может быть, пятая медаль была подделана и попала кому-нибудь по наследству.

– Как же это проверить?

– Попробуем сличить медали. Поддельную легко узнать.

Вебстер первый предъявил медаль. Она не возбудила никаких сомнений. Ничем не отличались друг от друга и медали Эррингтона, Дарио и Куроблева. Нотариус внимательно рассмотрел каждую, затем потянулся за медалью Доротеи.

У пояса Доротеи была приколота маленькая кожаная сумочка. Она раскрыла ее и в ужасе застыла: медаль исчезла, сумочка была пуста. Она встряхнула ее, вывернула. Напрасно.

– Пропала. У меня пропала медаль.

– Потеряли! – с ужасом воскликнул нотариус.

– Нет, потерять я не могла. Тогда пропала бы и сумка. В ней не было ничего, кроме медали.

– Где же она? Как вы думаете?

– Не знаю. Потерять я не могла. И если она пропала – значит…

Доротея чуть не сказала «украдена», но вовремя спохватилась. Сказать украдена – значит, бросить обвинение одному из присутствующих. Вопрос стал ребром: медаль украдена. Но все четыре медали налицо. Следовательно, одна из них принадлежит мне и один из этих молодых людей – вор.

Это было более чем ясно. Доротея с трудом взяла себя в руки. Пока надо молчать и придумать выход, не подавая вида, что зародилось подозрение. Лучше представить, что медаль потеряна.

– Вы правы, месье Деларю. Медаль потеряна, но где и как, я не могу сообразить.

Она задумалась, силясь припомнить, как исчезла медаль. Все молчали. Фонарики были погашены. Доротея стояла у окна, ярко освещенная солнцем. Бледная от волнения, она закрыла лицо руками, с трудом скрывая тяжелые мысли.

Вспомнилась ей ночь на постоялом дворе в Перьяке, пожар, переполох, крики. Это был несомненный поджог. Вспомнила она, что на помощь цирку прибежали случайно проезжавшие крестьяне. В суматохе кто-нибудь мог забраться в фургон, а сумочка с медалью висела на гвоздике.

Захватив медаль, вор отправился к замку, где поджидала его шайка товарищей. Каждый закоулок был ими изучен и инсценировка воскрешения детально разработана. Несомненно, устроили экстренную репетицию, а потом старик, игравший Богреваля, был захлороформирован или гипнотически усыплен. В случае успеха ему обещали награду, а в случае провала – пригрозили убить. Грабитель же явился в полдень к башне, предъявил краденую медаль, присутствовал вместе с остальными наследниками при чтении завещания, а потом поднялся в башню и принимал участие в воскрешении маркиза. А Доротея была так наивна, что собиралась отдать старику конверт с припиской! Чудовищная комбинация Эстрейхера чуть-чуть не увенчалась успехом. Да, Эстрейхер, потому что один Эстрейхер мог выдумать такой ловкий и наглый план. И не только придумать, но и разыграть, потому что подобные вещи удаются только под личным руководством изобретателя, а без него кончаются провалом.

«Эстрейхер здесь, – промелькнуло в ее мозгу. – Он бежал из тюрьмы. Старик хотел его надуть, и сам поплатился жизнью. Вот он стоит и следит за мной. Трудно узнать его без бороды и очков, с бритым черепом и рукой на перевязке. Он в русской форме, представляется не говорящим по-французски и все время молчит. Да, это не Куроблев, а Эстрейхер. О, как он смотрит на меня в упор, стараясь понять, разгадала ли я его махинации. Теперь он ждет удобного момента, чтобы выхватить револьвер и потребовать приписку».

Доротея растерялась. Мужчина прямо прыгнул бы на врага и схватил его за горло, но она была женщиной и боялась не только за себя, но и за трех молодых людей, которых Эстрейхер мог уложить тремя выстрелами. Чувствуя, что все взоры обращены на нее, Доротея отняла руки от лица, Эстрейхер следил за каждым ее движением, стараясь угадать ее намерения. Она шагнула к выходу. Ей хотелось добраться до дверей и преградить бандиту отступление, став между ними и молодыми людьми. Припертый к стене, он не сможет отбиться от трех сильных и ловких спортсменов. Она сделала еще шаг и еще. До дверей оставалось три метра. Несмотря на темноту, она уже различала медную ручку. Чтобы отвлечь внимание Эстрейхера, она притворилась страшно расстроенной и повторяла со слезами в голосе:

– Верно, я потеряла ее вчера в дороге. Она лежала у меня на коленях, я встала – и она скатилась на землю.

И вдруг сделала огромный прыжок.

Но было поздно. Эстрейхер прыгнул на секунду раньше и стал в дверях с револьвером в руке.

Оба молчали. Но молодые люди поняли, что перед ними убийца старика. Увидев дуло револьвера, они инстинктивно попятились, но тотчас оправились и ринулись вперед. Доротея бросилась им наперерез и стала между ними и Эстрейхером. Она понимала, что он не посмеет стрелять.

Не опуская револьвера, Эстрейхер левой рукой нащупал дверь.

– Отойдите, мадемуазель! – вне себя крикнул Вебстер.

– Не шевелитесь. Одно движение – и он меня убьет.

Эстрейхер нащупал дверь, быстро выскользнул из комнаты и резко захлопнул двери.

Глава 15. Похищение капитана

Молодые люди бросились к двери. Но их порыв разбился о преграду. Дверь была заперта хитроумным замком маркиза Богреваля. Открыть ее можно было только снаружи, наступив на три средних камня последней ступеньки.

Дверь распахнулась лишь тогда, когда Вебстер и Эррингтон стали бить ее досками, оторванными от окна. После нескольких мощных ударов что-то щелкнуло в ржавом замке и створка медленно повернулась на петлях.

Молодые люди вихрем бросились вниз.

– Стойте! – кричала Доротея. – Погодите.

Но они не слышали и мчались дальше. В тот момент, когда они должны были добраться до выхода, снаружи донесся резкий свисток.

Что это значит? Доротея бросилась к окну, но оттуда ничего не было видно.

Увидев дуло револьвера, Деларю забился в темный угол и только теперь выполз оттуда на свет. Он упал на колени и бормотал, цепляясь за юбки Доротеи.

– Не уходите! Не бросайте меня с покойником! Что мне делать, если разбойник вернется!

Доротея ласково подняла старика.

– Успокойтесь, месье Деларю, идем спасать наших бедных спутников.

– Спасать? Они нас бросили, а вы: спасать. Да разве мы можем их спасти? Куда мы годимся! – И расплакался.

Доротея взяла его за руку, как ребенка, и повела к выходу.

«Что делать? – думала она. – Как им помочь? Боюсь, что ничего не выйдет, и мы только свяжем их своим присутствием».

Они проходили мимо дыры, которую Доротея заметила при подъеме. Доротея выглянула, внимательно осмотрелась и заметила в трещине карниза под дырой какой-то сверток. Это была веревочная лестница.

– Прекрасно, – сказала она нотариусу. – Эстрейхер заготовил себе запасной выход. Тут можно незаметно спуститься, потому что подъемный мост по ту сторону башни. Спускайтесь, месье Деларю.

– Спуститься? Ни за что на свете.

– Тут, не больше девяти метров, два этажа.

– Достаточно, чтобы разбиться насмерть.

– Ах, значит вы предпочитаете пули и нож? Помните, что Эстрейхер добивается конверта с припиской, который у вас в руках.

У нотариуса не было выбора. Пришлось согласиться. Но он настоял, чтобы Доротея спустилась первой и проверила крепость веревок. Так и сделали.

Доротея легко соскользнула вниз, зато бедный нотариус едва добрался до земли. Они сделали большой крюк и вышли на площадку у дуба, осторожно оглянулись, прислушались. Все было тихо и спокойно.

Нотариус немного осмелел:

– Негодяй! Из первого же дома вызову жандармов, соберу крестьян и двину их с косами и вилами сюда. А вы, что вы думаете предпринять?

– Не знаю.

– Как! У вас нет никакого плана?

– Нет, я всегда действую по вдохновению. И я очень боюсь…

– Ага. И вы струсили.

– Я боюсь не за себя.