Муля не нервируй… Книга 6 - А. Фонд

Тётя Лиза сидела напротив, пила чай и хмурилась.

— Я должен остаться здесь, назад мне нельзя! — сказал я сухим бесстрастным тоном.

Тётя Лиза тяжко вздохнула и сразу же пояснила:

— Ты не подумай, Муля, я очень рада, что ты остаёшься у меня. Ты даже не представляешь, насколько! И я помогу тебе всем, чем смогу. Завтра же я пойду в консульство. У меня там есть знакомые. Мы вывезем тебя из Югославии в багажнике автомобиля дипломатической миссии. Карл поможет.

Я чуть чаем не поперхнулся.

А тётя Лиза продолжала нагнетать:

— Документы мы тебе восстановим, не переживай. Только это не быстро. Где-то около года. Потому что паспорта нет. И статус беженца тебе ещё нужно будет получить. А потом — гражданство. Но мы как-то это провернём. У меня есть знакомый, Фридрих, а у него есть двоюродная сестра, Клара. Вот она поможет. Они хорошие люди.

Тётя Лиза ещё что-то говорила, говорила…

А у меня начали закрываться глаза.

Очнулся я от того, что тётя Лиза меня осторожно, за плечи, повела в гостиную, где постелила на диване.

И я уснул, ещё будучи гражданином СССР, чтобы завтра проснуться как беженец, который вскоре станет гражданином одной из стран Европы…

А ночью я проснулся. Взглянул на часы — было три часа ночи. Можно ещё спать и спать. Но сон не шёл. Некая тоскливая досада глодала, грызла меня. Я повернулся на правый бок — нет, не могу уснуть, затем на левый — опять бессонница. Начал считать по привычке сначала маленьких овечек, потом — маленьких козляткиных. Но не помогало ничего.

И тогда я применил главную технику против беспокойства. Если что-то гложет и непонятно, что именно, нужно честно посмотреть своему страху в глаза. Признать, что да, это вот есть. А затем, когда ты сделал этот самый важный шаг и признал наличие проблемы, можно искать пошаговый рецепт, как эту проблему разрулить.

И я вдруг понял, что меня гложет!

Я не хочу оставаться в Европе! Я не хочу уезжать из своей страны! Пусть там сейчас послевоенная обстановка, не хватает продуктов, нет элементарных вещей. Пусть люди чересчур фонтанируют энтузиазмом и идеализмом, и для меня, человека двадцать первого века эпохи постмодернизма, это выглядит странно и неестественно. Но всё равно, лучше я буду жить в коммуналке, лучше буду стоять в очереди в столовой и отсчитывать трудовые копейки под сердитым взглядом кассирши, но я буду жить дома!

Да! Там — дом! Какой он ни есть, но это — мой дом.

А здесь всё чужое. Да, красивая страна, да, красивый город, и очень красивая перспектива. Но это — чужое. Чуждое.

И когда я это всё обдумал, мне вдруг стало так хорошо на душе и так спокойно, что я повернулся на бочок, свернулся калачиком, как в действе и сладко уснул. И спал как убитый.

Да так, что тётя Лиза утром меня еле-еле разбудила:

— Мулечка, вставай! — радостный голос тёти Лизы сочился энтузиазмом, — нам нужно в консульство до десяти успеть. А то потом они закрываются для посетителей. Карл, конечно, нас примет в любое время, но нас туда внутрь служащие после десяти не пустят. Так что лучше не опаздывать.

— Тётя Лиза, — сказал я и сладко потянулся, — я никуда не пойду. Спасибо тебе большое, что ты меня вчера так поддержала. Это был жест отчаяния. Но я понял, что не хочу уезжать. Не хочу бросать мать и отца. Им и так непросто…

— Но Муля… как же так… Муля… — растерянно пробормотала тётя Лиза. На неё сейчас было жалко смотреть. На глазах показались слёзы, она не выдержала и тихо заплакала. Просто сидела и смотрела в одну точку и слёзы лились и лились. И это всё без единого звука.

— Тётя Лиза, не плачь, пожалуйста, — я сел рядом и обнял её, — мне очень жаль, но вчера я был в раздрае и не видел выхода. А сейчас я подумал и понял, что нельзя постоянно прятаться и убегать от своих проблем. Проблемы нужно решать. И я буду их решать.

— Муля… божечки, а я уже так обрадовалась, — всхлипнула тётя Лиза, припала к моей груди и зарыдала, повторяя, как мантру, — а я так надеялась, так надеялась…

— Не плачь, — я прижал её и погладил по стриженному ёжику, — ничего ведь ужасного не случилось. Просто меньше забот на твою голову.

— Муля! Я так устала быть одна! Ты даже не представляешь! Как же мне тяжело, как страшно жить в полном одиночестве!

Она отодвинулась от меня, и вытерла глаза рукавом. Заговорила быстро, взахлёб. Видимо накипело:

— Больше всего, Муля, я ненавижу праздники. Особенно День рождения, Рождество и восьмое марта. Ты даже не представляешь, как тяжко видеть, как вокруг люди поздравляют друг друга, дарят подарки и улыбки родным, а ты идёшь, вся такая успешная, и делаешь независимый вид, словно тебя эта вся праздничная суета совершенно не касается…

Она вздохнула и продолжила:

— Я специально заказываю себе букет цветов, чтобы мне приносили на работу. Словно меня кто-то поздравляет. Чтобы коллеги не думали, что вообще никому на этом свете не нужна…

Мда. Вот ещё одна жертва своего таланта.

И я сказал:

— Увы, тётя Лиза. Такова цена за талант. Одиночество. Потому что ничего просто так на свете не бывает. Ты же сама прекрасно знаешь этот закон: «что от чего убудет, то присовокупится к другому».

— Ломоносов, закон сохранения массы, вещества и энергии, — слабо улыбнулась тётя Лиза.

— Угу, — кивнул я, — поэтому так и выходит. Но ты сама выбрала себе такую судьбу. А вышла бы замуж за почтенного инженера и стала бы домохозяйкой, то на все эти праздники получала бы цветы и подарки. Но вот надолго ли тебя бы так хватило?

Тётя Лиза прыснула от смеха, явно представив себя толстой почтенной матроной.

— Ох, Муля, как всё быстро меняется. Ты появился в моей жизни так неожиданно. Я знала, что у Надюхи карапуз, а тут такой успешный молодой мужчина. Тебе двадцать восемь лет, а ты уж международным проектом руководишь, и маститые режиссёры из других стран ходят перед тобой на цыпочках. И тут ты решаешь остаться со мной. Я так обрадовалась. А теперь — передумал…

Она остановила меня взмахом руки:

— Нет, молчи! Я просто хочу сказать тебе, что я тебе очень благодарна. Вчера у меня был замечательный вечер. Я чувствовала, что я нужна. Тебе нужна. Когда заваривала тебе чай, когда гладила тебе утром рубашку. Пусть это