Его маленький чертёнок (СИ) - Коваль Алекс

Прошагав добрый десяток метров, я уж было решила, что чета Нагорных решила оставить меня в покое, но немного погодя услышала, что отец с дочкой двинулись за мной следом.

Демьян

До дома Ветровой мы шли молча. 

Анфиса бежала впереди, быстро перебирая своими стройными голыми ножками, но мне совсем не составляло труда ее догонять. Ника и подавно мчала на скейте, по-моему, даже не замечая повисшего между “условно взрослыми” угрюмого молчания.

Я все еще напрочь отказывался воспринимать пигалицу Фису в каком-то другом ключе, кроме как ребенка. Капризного, несмышленого, импульсивного ребенка, действующего исключительно на поводу у своих эмоций. Это значительно облегчало жизнь.

Правда, подсознание ехидно вопрошает, а какого черта тогда я сегодня веду себя с момента встречи в кино, как спесивый желторотый юнец? Потому что именно эмоциями продиктованы все мои действия последней пары часов. От и до. Тогда как девочка не перестает ломать шаблоны у меня на глазах. 

В моей голове прочно засели слова о косичках и полной непригодности Кэм в роли матери для Ники. Это было для меня шоком, если не сказать откровением. Одно дело, когда ты нет-нет, да ловишь себя на подобной мысли сам, тут же погребя ее в мозгу под тонной рабочих вопросов, и совсем другое, когда тебе ее озвучивают. Вслух. Решительно, громко и с упреком.

Признаю, за работой и постоянными делами, которых в городе было навалом, мне нередко не хватало времени даже на обычные бытовые мелочи. А уж чтобы остановиться и подумать о будущем с Камиллой в таком ключе – подавно. Всегда было не до того. Всегда находились первоочередные задачи. И хоть я регулярно замечал, знал и понимал, что будущая невеста и дочь не контачат от слова совсем, но, наверное, предпочитал на это закрывать глаза. По принципу «стерпится – слюбится».

Дермовый принцип.

И от этого  я сейчас чувствую себя дерьмовым отцом. 

Сложно принять, когда человек, который знает твою семью чуть больше суток, тычет тебя носом в твои косяки. Очевидные и заметные. 

Анфиса вообще умелица ткнуть по больному или пробраться туда, куда никого не пропускал. К сердцу, например. К мозгу, который не отпускает ее. 

Сутки. Гребаные сутки! И уже в моей жизни начало что-то меняться. Коллаборации, которые, скорее, выбешивают. Потому что серые до этого краски рутинных будней становятся ярче. Глаза режут. Почему? Зачем? А главное, как она это делает своим присутствием? Не пойму и понимать не хочу. Но шпильку про Нику и Кэм я услышал. К сведению принял.

Подумаю об этом. Потом обязательно подумаю. Сейчас же буду таращиться на симпатичную задницу в платье, которое колышется от ветра, и ненавидеть себя за собственную слабость. 

У дома Анфисы мы оказались спустя десять минут. Девушка дотопала на своих каблуках до подъезда и остановилась, резко крутанувшись на пятках и вперив в меня недовольный взгляд.

– Спасибо, что проводили, – отчеканила скорее из вежливости, нежели от искренней благодарности.

– Всегда пожалуйста, – кивнул, поймав пролетавшую мимо Нику. – Ника, говори Фисе «пока» и поехали.

– Уже? А мозно…

– Нельзя. 

– Лано, – скисла мордашка, – я тогда… о-о-о, – загорелись глаза дочери.

Я проследил за ее взглядом и увидел в стеклянной витрине в метре от нас холодильники с мороженым.

– Папочка, а я кочу молозеное! 

– Прямо сейчас? Принцесса, сейчас Анфиса пойдет домой, и мы зайдем за мороженым. Идет?

– Не идет, Фиса тозе кочет молозеное, – улыбнулась дочурка, глянув на девушку, что нервно топталась на месте. – Да? 

– Не думаю… – неуверенно пролепетала девушка едва слышно.

– Тогда я подумаю за вас с папулей и куплю нам молозеное. Сама. Как взлослая! – задрала нос-кнопку дочь. И выглядело это до того умилительно, что Анфисе пришлось смириться и кивнуть. 

– Хорошо, спасибо.

– Только подозди меня, угу? Не уходи, лано? 

– Ладно.

Ника, получив из моих рук купюру, заскочила в лавку с мороженым и прочими зубосводящими сладостями. Колокольчики на двери магазинчика звякнули, а потом улица снова погрузилась в ночную тишину, нарушаемую только далеким шумом машин и легким шорохом ветра.  

Я посмотрел на Ветрову. Она подчеркнуто старалась держаться в стороне. Ежилась от ветра и, как мне кажется, думала, как бы быстрее от нас с Никой сбежать. 

– Не переживай, на чай не напросимся, – решил я разрядить обстановку, пошутив. 

Анфиса улыбнулась. Совсем незаметно и чуть-чуть, но я уловил момент, когда уголок ее губ дрогнул. И мне бы и дальше стоять молча, подобно фонарному столбу, и ждать, когда уже дочь выберет мороженое и отпустит нас всех по домам, но какой-то черт дернул меня за язык спросить:

– Почему Нью-Йорк? 

– Что? – слегка опешила девушка. 

– Почему именно здесь, Анфиса? 

Редко с моих губ срывалось ее имя. Заноза, зараза, пигалица, как угодно, но Анфиса… стоило произнести, и на языке осталось приятное послевкусие. Терпкое, мягкое, мне определенно понравилось.

Удивительно. С каких пор простое “назвать женщину по имени” вызывает в теле такой шквал? 

– Потому что варианты у меня были невелики, – пожала плечами девушка, крепче обхватывая пальчиками ремешок рюкзачка. – Флоренция предложила свою помощь, и я согласилась. Потому что с работой в столице у меня, откровенно говоря, не клеилось после ухода из дома.

Я сделал шаг. Один. Незначительный. Потянуло просто.

Но девушка опасливо на меня покосилась.

Это разозлило. Заставило завестись мгновенно. Будто я монстр какой-то! 

– Откуда ты знаешь мою мать? – тон сменился на вкрадчивый и не терпящий возражений.

– Это допрос? – не осталось в долгу Ветрова.

– Пока что дружеская беседа.

– Вот у своей мамы и спросите.

– Она отговорилась какой-то чушью.

– Где гарантия, что я не поступлю так же? 

– Ты врать не умеешь. У тебя на лице все написано, – ухмыльнулся, делая еще шаг по направлению к девушке. 

Она отступила. Глаза забегали по сторонам, а я, не в силах остановиться, продолжил наступать.

Стоило бы прямо сейчас, прямо в этот момент развернуться и, забрав Нику из магазина, уйти. Не оглядываясь, стирая вечер, эти ноги, тонкие ключицы и длинную шею, к которой хочется припасть губам, уничтожая к чертям из головы.

Хочется, да. Но не можется. Тянет к ней, а не от нее. 

– Где там Ника? – пробурчала Фиса. 

Маска решимости с девчонки слетела окончательно. Я видел, как забилась венка у нее на шее, как от волнения заблестели глаза и задрожали руки. 

Хрупкая. Маленькая...

Это было наваждение. Пойманный момент полной дезориентации, когда Анфиса  отшатнулась. Всего секунда. Один вздох и один взгляд. Глубокий, словно затягивающий в трясину. Взгляд желания, и мои тормоза сорвало. 

Неожиданно, мать ее, сорвало! Они просто, млять, отказали! 

Не думал я, что способен так вспыхивать, как спичка. Сиюминутно. Мгновенно. От одного взмаха густых женских ресниц, одного вида губ и сладкого запаха духов, ударившего в нос, сшибающего с ног. Но завелся. Так, что мозги отказали на хрен.

Я перехватил ее тонкое запястье и потянул на себя. Решительно и быстро. Не дав Ветровой опомниться, а мне передумать.

Анфиса переступила с ноги на ногу, ошалев от смены позиции, и влетела в меня. Моя вторая рука уже сжалась на талии девушки, вжимая ее хрупкую фигурку в мое тело. Еще шаг, и Фиса прижата к холодной бетонной стене, а мои губы сами ринулись к ее губам.

Девушка охает, а я, стремительно уничтожив между нами и так невеликое расстояние, впился в эти розовые пухлые губки. Заглушая стон наслаждения, сорвавшийся с моих губ и теряющийся в ее мягких до одури и сладких до звона во всем теле, губах! В каждой гребаной, натянутой от ощущения ее, податливой в моих руках, мышце. Припал, как к последней спасительной капле воды в пустыне. Вжимая свои требовательные губы в ее.