Иисус против священников. Как возникла церковь и кем были первые христиане - Крейг Эванс

Иллюстрация 5.3. Храмовые камни

Археологи оставили некоторые камни в том виде, в каком нашли их на линии южного окончания западной стены на храмовой горе. Некоторые из этих камней, возможно, когда-то находились в самом Храме. Фотография любезно предоставлена сайтом Israelphotoarchiv©Alexander Schick bibelausstellung.de

Следовательно, весьма важно то, что прямо или косвенно два брата-галилеянина – Иисус и Иаков – были преданы смерти двумя первосвященниками из одной семьи – Кайафой и Анной (Ананом). В случае Иисуса мы знаем о его демонстративном поведении и критических речах в Храме, вызвавших злобную реакцию правящих священников (Мк 11–12). В случае Иакова нам сообщается, что его обвинили за нарушение закона. Можно ли более точно выявить критические моменты антагонизма между братьями Иисусом и Иаковом, с одной стороны, и близкими родственниками Кайафой и Анной (или Ананом) – с другой? Я полагаю, мы сможем лучше понять подоплеку этого антагонизма, если внимательно рассмотрим храмовые традиции, связанные с Иисусом и Иаковом.

В новозаветных евангелиях псалом 117:26 связывается с въездом Иисуса в город Иерусалим. Об этом говорят крики возбужденной толпы: «Осанна! Благословен Грядущий во имя Господне! Благословенно грядущее во имя Господа царство отца нашего Давида! Осанна в вышних!» (Мк 11:9–10). Это видно также из заключения притчи о винограднике, где Иисус спрашивает старейшин и правящих священников: «Неужели вы не читали сего в Писании: “камень, который отвергли строители, тот самый сделался главою угла; это от Господа, и есть дивно в очах наших”» (Мк 12:10–11). «Строители» – это прямой намек на религиозных вождей, а в данном контексте – на правящих священников (как и в Деян 4:11 и в арамейской парафразе Пс 117 (118)). В арамейском толковании отвергнутый камень – не кто иной, как отрок Давид, которого священник Самуил сначала даже не заметил (ср. 1 Цар 16:1–10).

В христианской традиции Иаков, брат Иисуса, тоже связывается с Пс 117. Пока он был жив, его называли «столпом» (Гал 2:9), что может относиться к эсхатологическому видению, в котором апостолы и церковь строят новый храм (см. выше, главу 3). Метафоры строительства и храма, примененные к Иакову, оживают в более поздних христианских текстах.

Как уже упоминалось, Иаков был известен как «оплот народа» и «праведник» (Евсевий, Церковная история 2.1.2; 2.23.7, 12). Хотя слово, переведенное как «оплот», остается загадкой, часто считается, что оно относится к Храму. На мой взгляд, здесь аллюзия на Пс 117: «Отворите мне врата правды; войду в них, прославлю Господа. Вот врата Господа; праведные войдут в них» (стихи 19–20). Прозвище Иакова – «справедливый» или «праведный» (греч.: ho dikaios) вполне могло основываться на образе «праведника», который входит в храм Господень. Открытие врат, «врат Господа», может указывать и на Иакова, и на его брата Иисуса. Эти элементы сводятся воедино в легендарном сообщении Гегесиппа, сохраненном Евсевием:

Упомянутые книжники и фарисеи поставили Иакова на крыло храма и закричали: «Праведный! Мы все обязаны тебе доверять. Народ в заблуждении об Иисусе распятом; объяви нам, что это за “дверь Иисуса”». И ответил он громким голосом: «Что спрашиваете меня о Сыне Человеческом? Он восседает на небе одесную Великой Силы и придет на облаках небесных». Многие вполне убедились и прославили свидетельство Иакова, говоря: «Осанна Сыну Давидову». Тогда книжники и фарисеи стали говорить друг другу: «Худо мы сделали, позволив дать такое свидетельство об Иисусе. Поднимемся и сбросим его, чтобы устрашились и не поверили ему». И они закричали: «О-о! И праведный в заблуждении?» Они исполнили напитанное у Исайи: «Уберем праведного, он для нас вреден; они вкусят плоды дел своих». Они поднялись и сбросили праведника (Евсевий, Церковная история 2.23.12–14, 16).

Что это за «дверь Иисуса»? Похоже, что эта «дверь Иисуса» – Иаков. Те, кто проходят через эту дверь, войдут в храм Господа, т. е. станут участниками движения Иисуса. Иаков Праведный уже вошел в Храм, как и говорится в Пс 117:19: «Вот врата Господа; праведные войдут в них». Это толкование, переданное в рассказе Гегесиппа, получает поддержку со стороны еще одного источника II века н. э., в котором история тоже приукрашена: Иакову говорят: «Через тебя те, кто желает войти, откроют добрую дверь, (…) и последуют за тобой, и войдут» (2‑й апокалипсис Иакова 55, в Кодексе V из Наг-Хаммади). Предание Гегесиппа завершается аллюзией на Пс 117:25–26 и его парафраз в Мк 11:9–10. Соединение данных Гегесиппа и 2‑го апокалипсиса Иакова наводит на мысль, что храмовые власти напали на Иакова за то, что он отвращал народ от властей, их понимания храмовой практики и богопочитания и приближал людей к постижению Иисуса и его движения.{101}

Хотя нельзя достигнуть полной уверенности, кажется вполне очевидным, что семья Анны (или Анана) смотрела на братьев Иисуса и Иакова как на своего рода соперников во власти и, вероятно, также в смысле влияния на народ.{102} Регев в заключение дает любопытный комментарий: «реальная позиция в отношении к храму у Петра, Павла и Иакова не особенно отличалась от позиции их собратьев-иудеев».{103} Я согласен. Лидеров движения Иисуса отличало от лидеров Иерусалимского храма уверенность первых в том, что Иисус – действительно Мессия Израиля и что те, кто отверг и убил его, т. е. храмовые лидеры, подлежат осуждению. Мы видим это в утверждении мессианства Иисуса в присутствии первосвященника Кайафы, в проповеди Петра и Двенадцати, а также в проповедях Стефана и Павла. Мы это видим также и у Иакова, если только мы верно поняли предания II столетия, только что нами рассмотренные.

Иисус, сын Анании, и семья Анны

Иисус бен Анания – возможно, еще один христианин, столкнувшийся с семьей Анны. Взглянем еще раз примечательный рассказ об этом человеке:

Некто Йешуа [= Иисус], сын Анана, простой человек из деревни, за четыре года до войны, когда в городе царили глубокий мир и полное благоденствие, прибыл туда к тому празднику, когда по обычаю все иудеи строят для чествования Бога кущи, и близ храма вдруг начал провозглашать: «Голос с востока, голос с запада, голос с четырех ветров, голос, вопиющий над Иерусалимом и храмом, голос, вопиющий над женихами и невестами, голос, вопиющий над всем народом!» Денно и нощно он восклицал то же самое, бегая по всем улицам города. Некоторые знатные граждане в досаде на этот зловещий клич схватили его и наказали ударами очень жестоко. Но, не говоря ничего в свое оправдание, ни в особенности против своих истязателей, он все продолжал повторять свои прежние слова. Представители народа думали, как это было и в действительности, что этим человеком руководит какая-то высшая сила, и привели его к римскому прокуратору, но и там, будучи истерзан плетьми до костей, он не проронил ни просьбы о пощаде, ни слезы, а самым жалобным голосом твердил только после каждого удара: «О горе тебе, Иерусалим!» Когда Альбин (так назывался прокуратор) допрашивал его: «Кто он такой, откуда и почему он так вопиет», он и на это не давал никакого ответа и продолжал по-прежнему накликать горе на город. Альбин, полагая, что этот человек одержим особой манией, отпустил его. В течение всего времени до наступления войны он не имел связи ни с кем из жителей города: никто не видел, чтобы он с кем-нибудь обмолвился словом, день-деньской он все оплакивал и твердил, как молитву: «Горе, горе тебе, Иерусалим!» Никогда он не проклинал того, который его бил (что случалось каждый день), равно как и не благодарил, если кто его накормил. Ни для кого он не имел иного ответа, кроме упомянутого зловещего предсказания. Особенно раздавался его голос в праздники и, хотя он это повторял семь лет и пять месяцев, его голос все-таки не охрип и не ослабевал. Наконец во время осады, когда он мог видеть глазами, что его пророчество сбывается, обходя по обыкновению стену с пронзительным криком «горе городу, народу и храму», он прибавил в конце: «Горе также и мне!» В эту минуту его ударил камень, брошенный метательной машиной, и замертво повалил его на землю. Среди этого горестного восклицания он испустил дух (Флавий, ИВ 6.300–309).{104}

Флавий приводит эту историю как еще одно зловещее предзнаменование участи, вскоре ожидающей Иерусалим. Многое между Иисусом из Назарета и Иисусом бен Анания, особенно в отношении к судебному процессу, которому каждый из них был подвергнут, достаточно интересно и уже исследовалось в других работах.{105} Здесь я ставлю вопрос: был ли этот пророк из крестьянской среды участником движения Иисуса?