Не борись со мной, малышка - Мария Сергеевна Коваленко

бедняга. Сейчас не твоя смена, — шепчет своему члену с таким сочувствием, что я готова рассмеяться.

— Ты неисправим! — сжимаю его бойца. И пока нас не застукали дети, пересаживаюсь в соседнее кресло.

— Надлюбила и бросила. — Глядя между ног, вздыхает Егор. — Тогда рассказывай, что помнишь. — Поворачивается ко мне и включает диктофон на своем мобильном.

***

Радуясь тому, что дети заняли друг друга какой-то игрой, следующие пару часов я подробно описываю свою жизнь с мужем.

Первые полчаса Егор не перебивает. Иногда, когда говорить становится особенно трудно, он берет меня за руку. Порой кивает. И почти все время то сжимает, то разжимает кулаки.

Следующие полтора часа напоминают вежливый допрос. Майор выспрашивает все, о друзьях Марата. Просит рассказать о его партнерах по бизнесу. Заставляет меня вспомнить вроде бы незначительные факты о спонсорах бойцовского клуба.

Мне сложно понять, как это может быть связано с убийствами женщин. Но ничего не утаиваю. Называю фамилии всех чиновников, дружбой с которыми гордился муж. Пересказываю подслушанные разговоры о подпольных боях и ставках с неприличным количеством нулей.

К окончанию беседы, мне становится одновременно легко и обидно за себя прежнюю. Легко — потому что я наконец поделилась всеми кошмарами своей жизни. Обидно — потому что не сбежала от Марата раньше, когда он в самый первый раз посмел замахнуться.

Вопрос, почему не сделала этого, мучает меня до самого вечера.

Я постоянно отвлекаюсь во время ужина. Путаюсь в строчках сказки, которую читаю на ночь детям. А стоит малышам заснуть, не раздумывая, иду в спальню Егора.

— У нас дресс-код! Никакой одежды! — разглядывая мою не эротичную пижаму, возмущается этот потрясающий мужчина.

— Я потом разденусь. — Устраиваюсь рядом с ним и накидываю на себя одеяло.

— А до этого мы чем заниматься будем? — Он удивленно наклоняет голову вбок. — В ладушки и камень-ножницы-бумага я уже сегодня наигрался. Лошадкой… Для двоих! Тоже был.

— Я рассказала тебе о себе, а теперь… — Идея озаряет внезапно. — Ты расскажи о себе.

— О моей нелегкой ментовской доле? — играет бровями Егор.

— Можешь начать с дома, — обвожу взглядом не самую дешевую мебель. — Как ты до этого докатился?

​​​​​​​Глава 37

Егор

Умом понимаю, что Аленке пришлось сегодня несладко, однако исповедь застревает в горле комом. Не умею я играть в этот душевный эксгибиционизм. Не пробовал никогда. Да и желания не возникало.

— А я бы начал с тебя. — Пытаясь отвлечь свою жрицу, я засовываю язык ее сладкий ротик.

Целую так, что в паху стреляет от боли, а из груди рвется стон. Почти укладываю Аленушку на спину. Тяну резинку штанов вниз. Но в самый последний момент моя податливая женщина включает заднюю передачу.

— Стоп! — безжалостно упирается ладонями в плечи. — Ты можешь хоть раз со мной поговорить? — надувает пухлые губы и злобно стреляет зелеными глазами.

— А может, мы потом… когда-нибудь… — Жамкаю сквозь топ пышные сисечки и чуть не скулю от досады.

— Я сейчас уйду. Будешь справляться, как хочешь! — разит словами наповал.

— Мозоли на руках натру. Пощади.

Становится совсем не смешно.

— Тогда рассказывай! — Жрица воинственно вздергивает свой носик.

— Вот жестокая женщина! — Откидываюсь на спинку кровати. — Ни совести, ни секса.

— Сегодня в программе только любопытство.

Она примирительно целует меня в плечо. И язык как-то сам собой развязывается.

— Это все можно считать презентом, — говорю, как есть. — Щедрый подарок от дружков отца.

— Так ты у нас продажный мент? — хихикает Аленка.

— Я у нас идейный! И неподкупный! — щелкаю ее по носу. — Просто иногда даже у очень разных людей совпадают цели.

— Ты искал того же преступника, какого разыскивали и они?

— В яблочко. Этот урод отправил на тот свет одного хорошего опера. Я нашел ублюдка первым и засадил за решетку до конца его дней.

— Неплохая премия. — Аленка, улыбаясь, смотрит на резной комод.

— Если бы не Лариска, я бы в жизни сюда не въехал. Но по разводу пришлось отдать ей квартиру. А бомжуют в Питере только интеллигенты в энном поколении.

— Это ту квартиру, в которой мы первый раз?.. — Алена стыдливо кусает губку.

— Ее самую! — Уже и не верится, что прошло всего две недели с нашего первого траха. Будто месяц кувыркаемся, а то и больше. — Будь этот дом на мне, Лариска и его бы к рукам прибрала. К счастью, папашины товарищи оформили свой подарок грамотно. Задним числом. На мать.

— Тогда никакое это не наследство. — Хмурит лоб жрица. — Или я что-то не поняла о твоем отце?

— Он у меня непростой человек.

— Я видела татуировки. Немного догадываюсь, кто он.

— Мой отец никогда не был семейным человеком и никогда не дружил с законом. У него был свой подход к судьям и к прокурорам. Он частенько имел дело с адвокатами. А вот с семьей и Уголовным кодексом… как-то не пошло.

— Мне он показался очень интеллигентным, несмотря на внешний образ.

— Отец умеет находить подходы к людям. Особенно к незнакомым. — Морщусь. — Большую часть детства мы с братом провели в ожидании, когда же отец отсидит очередной срок и вернется домой. Растили нас мать и подельники отца. Вахтовым методом. Один присматривал за нами, потом садился. На смену ему заступал другой, и через какое-то время тоже попадал на нары.

— Необычная семья… — Алена кладет голову на мое плечо.

— За много лет я привык, что это нормально. Мама ругалась с отцом только в самом начале, когда мы пошли в школу. После она как-то смирилась. Научилась ждать.

— Я ей не завидую. Тут с одним трудно. А двое мальчишек… — Вздрагивает.

— Не скажу, что ей было легко. Но в целом жили мы нормально. Денег хватало. Обижать нас — никто не обижал. Отец… иногда все же появлялся.

— Ты так говоришь, будто это все было недолго.

Моя догадливая жрица с тревогой зыркает на меня снизу-вверх.

— Недолго. Маму убили. Застрелили, когда один из отцовских дружков возил нас за город на стрельбище.

— Боже…

— Мне было девятнадцать. Брату двадцать два. Оба еще без мозгов, но уже с понтами. Мажоры из подворотни.

— Егор, мне так жаль. — Аленка мгновенно садится. — Потерять маму… неважно в каком возрасте. Это жутко.

— Для нас это был жесткий удар. Многие вещи стали выглядеть иначе.

— А папа? — берет меня за руку.

— Отец отомстил за ее убийство. Питер тогда здорово тряхнуло от криминальных разборок. Мелкая шушера залегла на дно. Крупняк мигрировал в другие города. А конкуренты отправились на кладбище. У ментов после этого больше года не было работы. Никто не хотел соваться в город, который