Путешествия и исследования в Африке - Чарльз Ливингстон

Ландшафт этой части страны в продолжение большей части года имеет светло-желтую окраску, а в месяцы дождливого сезона – приятный для глаз зеленовато-желтый цвет. На западе виднеются возвышенности, а к востоку от них находятся сотни миль покрытых травой равнин. Большие участки на этих совершенно плоских равнинах покрыты известковым туфом, лежащим на совершенно горизонтальном слое траппа. Растительность здесь состоит из прекрасной травы; эта трава растет на туфе среди низкорослых кустов терновника, называемого «подожди немножко» (Acacia detinens), с его цепкими колючками, похожими на рыболовные крючки. Там, где эти породы не показываются наружу, поверхность состоит из желтого песка, на котором между ягодными кустами, называемыми моретлоа (Crewia flava) и мохатла (Tarchonanthus), всюду растет высокая жесткая трава. Древесина мохатлы, по виду совершенно зеленая, горит ярким огнем благодаря содержащемуся в ней ароматическому смолистому веществу. В менее открытых местах попадается отдельными группами мимоза (Acacia horrida и A. atom-phylla), а также много дикого шалфея (Salvia africana), различные стручковые (Ixia), а луковичные с большими цветками: Amaryllis toxicaria и A. brunsvigia multiflora (первая луковица – ядовитая) доставляют хороший материал в виде высохших мягких шелковистых чешуек для набивки матрацев.

Здесь мы всегда видели одно любопытное растение – нго-туане. Оно бывает сплошь усыпано красивыми желтыми цветами, обладающими таким сильным и приятным запахом, что весь воздух кажется наполненным их ароматом. Оно представляет собой замечательное исключение из общего правила, так как в сухих частях Африки почти все цветы не имеют запаха или же имеют неприятный запах. Кроме того, оно содержит в себе сильный яд: один француз, выпив глоток или два настоя из его цветов, внезапно лишился сил.

Когда Сечеле узнал, что мы не можем больше оставаться с ним на р. Колобенг, он отослал своих детей к мистеру Моф-фету в Куруман для обучения их всем наукам белых людей. Моффет очень охотно согласился на увеличение своей семьи, прибавив к ней пять человек.

Задержавшись в Курумане около двух недель вследствие поломки колеса у повозки, я не мог присутствовать при нападении, произведенном бурами на баквейнов. Известие об этом я получил в Масебеле, от жены Сечеле. Сама она с ребенком укрылась в расщелине скалы, с которой буры вели обстрел. Ребенок начал плакать, и она, опасаясь, как бы это не привлекло внимания буров, ружья которых при каждом залпе появлялись прямо над ее головой, сняла со своей руки браслеты, чтобы ими, как игрушками, успокоить дитя. Она привезла мистеру Моффету письмо, которое говорит само за себя; переведенное почти буквально, оно гласит следующее:

Друг моей сердечной любви и всецело доверяющего тебе моего сердца, я – Сечеле. Я погублен бурами, которые напали на меня, хотя я не виноват перед ними. Они требовали, чтобы я принадлежал к их царству, а я отказался; они требовали, чтобы я не пропускал англичан и грикуа (на север). Я отвечал, что они – мои друзья, и я не могу препятствовать никому из них. Они приехали в субботу, и я умолял их не начинать боя в воскресенье, и они согласились. Они начали в понедельник утром на рассвете, и стреляли во всю мочь, и сожгли огнем город, и рассеяли нас. Они убили шестьдесят моих людей и взяли в плен и женщин, и мужчин, и детей. И мать Балерилинг (прежней жены Сечеле) они тоже взяли в плен. Они взяли весь скот и имущество баквейнов; они разграбили дом Ливингстона, увезя все его имущество. Число их повозок было восемьдесят и пушка; и после того, как они утащили мою собственную повозку и повозку Макабе, тогда число их повозок (считая пушку – за одну) было восемьдесят восемь. Все имущество охотников (известные английские охотники, которые охотились и занимались исследованиями на севере) было сожжено в городе. А из буров было убито двадцать восемь. О, мой возлюбленный друг, теперь моя жена идет навестить детей, и Кобуе Гае проводит ее к тебе.

Я – Сечеле, сын Мочоазеле

Описание это вполне согласуется с рассказом туземного учителя Мебальве и с сообщением, сделанным самими бурами в общественной прессе колонии. Баквейнов никогда не обвиняли в краже скота, о которой мы так часто слышали около страны кафров, и если бы за время моей жизни среди баквейнов когда-нибудь произошел хоть один случай кражи, то я, наверное, знал бы об этом. Единственным обвинением, выдвигаемым против них в газетах, было только то, что «Сечеле становится слишком дерзким». Предъявленного ему требования – подчиниться бурам и не пропускать на север английских торговцев – как будто и не существовало. Весть об этом разбойничьем набеге на баквейнов, усугубленная угрозами по моему адресу за то, что я как будто бы подучил их убить буров, вызвала по всей стране такую панику, что я не мог нанять себе ни одного человека для сопровождения меня на север. Я уже упоминал о способах ведения бурами войны; во всех предшествующих грабительских набегах их на туземцев убитые всегда бывали только на стороне последних; но когда именно то племя, среди которого жил англичанин, осмелилось, защищаясь, пролить также и их кровь, это было сочтено за несомненную улику против меня. На мою голову призывали месть, раздавались угрозы немедленно организовать погоню за мной в случае, если я осмелюсь поехать через их область, а так как к этому добавлялось еще, будто бы английское правительство предоставило их власти все туземные племена, то неудивительно, что я месяцами задерживался в Курумане из-за полной невозможности достать себе провожатых…

Наконец, мне удалось найти себе трех человек, осмелившихся ехать со мной на север. 20 ноября мы выехали из Курумана вместе с торговцами Джорджем Флеммингом и X. Е. Резерфордом. Чтобы избежать встречи с бурами, мы ехали по краю калахарской пустыни, а иногда и по самой пустыне. В 1852 г. выпало больше дождей, чем обычно, и это было завершением одиннадцати– или двенадцатилетнего цикла, в течение которого такое явление, как говорят, имело место три раза. Результатом этого был необычайно большой урожай арбузов. Мы имели удовольствие встретиться с Дж. Мэкейбом, возвращающимся с оз. Нгами. Он беспрепятственно дошел до озера от одного пункта, находящегося несколько южнее Колобенга, следуя прямо через пустыню. Этот энергичный путешественник полностью подтвердил сообщения об урожае арбузов; его скот более трех недель поддерживал соком арбузов свое существование, и когда им попалась наконец вода, то скот отнесся к ней совершенно равнодушно. Подойдя к оз. Нгами с юго-востока, этот путешественник переехал через р. Таукхе и обошел все озеро с севера, являясь единственным пока европейским путешественником, который действительно видел его все. Вычисленные им размеры озера больше, чем данные Освеллом и мною; по его расчетам, окружность озера равна приблизительно 90 или 100 милям [165–185 км].