Пейзаж с видом на кладбище - Василий Вялый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Машина резко затормозила на красный цвет светофора. Завуч отвлеклась, поправляя прическу.
– Осторожнее, Сергей Иванович, не дрова везете – повысила голос Надежда Ильинична. – Повернувшись к Славке, спросила: – А кто были твои родители, мальчик? – Чуть подумав, добавила: – Как, кстати, тебя зовут?
Он назвал свое имя и замолчал, не зная, что ей ответить на первый вопрос. «Кто были мои родители? Папой и мамой…» А что еще можно было добавить, он не знал. Кроме того, Славку немного смутило сообщение о красном знамени. Как ему к этому относиться, он тоже не знал.
– Молчишь? – завуч нахмурилась и отвернулась к окну. – Учти, Вячеслав, у нас таких не любят.
– Приехали, Надежда Ильинична, – машина остановилась перед трехэтажным кирпичным зданием. – На территорию будем заезжать?
– Выходи… э… мальчик, – завуч, не удостоив водителя ответом, открыла дверцу автомобиля.
Она слегка подтолкнула Славку в плечо, и они вошли в помещение. Навстречу им вышла девушка.
– Надежда Ильинична…
– Отведите его в баню, Алла Ивановна,обязательно сделайте санобработку… И карантин на неделю, – завуч, не дослушав, перебила подчиненную и указала на Славку папкой. – Затем, по прошествии указанного времени, определите в дошкольную группу, – она обернулась к новичку. – Сколько тебе лет?
Славка никак не мог вспомнить, сколько ему лет и даже покраснел от напряжения.
– Или слишком гордый, или, скорее всего, слишком тупой, – неизвестно к кому обращаясь, сказала Надежда Ильинична. – Нет, пожалуй, определите его в подготовительную группу.
– Да не бойся ты так… У тебя даже ладошка вспотела, – девушка крепко держала Славку за руку, когда они шли по бесконечным узким коридорам. – Привыкнешь, – Алла Ивановна улыбнулась.
Они зашли в отделанную кафелем душевую, и его спутница сказала:
– Раздевайся и иди, принимай душ, – она кивнула на одну из кабинок. – А я пока схожу за новым обмундированием. У тебя какой размер обуви и одежды?
Славка этого не знал и пожал плечами.
– Ну, раздевайся, чего ты ждешь? Вот полотенце, – она сунула ему в руки пахнущий хлоркой кусок грубой материи с рыжими пятнами.
Он отвернулся и снял с себя курточку, неловко стянул штаны. Алла Ивановна взяла одежду в руки.
– Сорок второй, пожалуй, – она вздохнула. – Купайся, я скоро приду.
Славка зашел в одну из кабинок и встал на резиновый коврик. Слегка крутанул холодный, скользкий барашек сместителя. Вверху что-то зашипело, и из крана хлынула едва теплая вода. Славка взял на железной полочке раскисший кусочек розового мыла и заплакал. Ему было холодно, стыдно и немножко страшно. Сейчас вернется Алла Ивановна и, наверное, будет смеяться над его внешностью. Он закрутил кран и осмотрелся по сторонам – где полотенце?
Послышались чьи-то голоса, и дверь распахнулась. В душевую комнату вошли несколько мальчишек, похоже, его сверстников. Славка прикрылся полотенцем. Несколько секунд они разглядывали новичка.
– Вот это красавец! – воскликнул один из них. Остальные дружно засмеялись. – И откуда ж ты такой взялся? – спросил тот же самый, видимо, заводила. Он подошел к Славке, с интересом рассматривая его горб. – Ну, дела! Прямо, как у верблюда… – мальчишки снова рассмеялись.
Они обступили Славку и, передавая друг другу зажженную сигарету, задавали ему глупые вопросы.
– А как он у тебя образовался?
– А что там находится внутри?
– А откуда ты приехал?
Славка переводил взгляд с одного мальчика на другого и не знал, что сказать им в ответ.
– Ты что, немой, придурок? – заводила выхватил у Славки полотенце и швырнул его в угол, чем в очередной раз невероятно рассмешил своих приятелей.
– Что здесь происходит? – с одеждой в руках в душевую вернулась Алла Ивановна. – Кто курит? Симонян, ты снова безобразничаешь?
– Мы ничего не делаем, Алла Ивановна, – Славкин обидчик спрятал сигарету за спину. – Это… это верблюд курил, – он кивнул на Славку.
– Симонян, как тебе не стыдно!? – воспитатель подняла полотенце и подала его Славке. – Убирайтесь отсюда немедленно, а то доложу о курении Надежде Ильиничне.
Мальчишки, посмеиваясь, нехотя пошли к выходу.
– Верблюд… Классно ты, Гарик, придумал, – сказал один из них Симоняну, и они снова рассмеялись.
– Одевайся, Славик, не обращай на них внимания, – Алла Ивановна сложила на скамейку одежду и поставила на пол новые ботинки.
Кличка Верблюд приклеилась к Славке намертво и надолго. По имени его называли только учителя и воспитатели. Учение Славке давалось невероятно трудно, что давало повод для новых насмешек. Он почти всегда отвечал невпопад и даже слегка заикался.
– Ну, Верблюд, смелее, – веселя класс, подбадривал его Симонян.
Славка еще больше тушевался и краснел, от волнения покусывая губы.
– Садись, Ковальчук, – Надежда Ильинична, преподаватель грамматики, хмурилась и махала рукой. – Не будет с тебя толку, – она поворачивалась к Славкиному обидчику. – А ты, Симонян, выйди из класса, – завуч кивала на дверь.
В столовой Славке могли незаметно подсыпать в чай или суп горсть соли, и когда он делал первый глоток этой бурды, то неимоверно морщился. Все, сидящие за столом, дружно хохотали.
– Разве верблюды соль не любят? – сквозь смех говорил кто-нибудь из учеников.
От соленого чая, обиды, беспомощности, размазывая по лицу слезы, Славка выскакивал из-за стола и мчался к выходу. Но его хватал за плечо и останавливал дежурный по столовой воспитатель.
– Ты куда это лыжи навострил, Ковальчук? – и, водворяя Славку на место, добавлял: – Что пища сильно не понравилась?
– Ага, говорит, не нравится, – серьезным голосом отвечал за него Симонян. – Жалуется, что соли слишком мало.
– Так возьми и добавь, – ничего не подозревающий воспитатель подвигал к Славке солонку. – Чего вы смеетесь, я не понимаю, – он удивленно смотрел на сползающих от хохота под стол мальчишек. – Ну, любит человек еду посолонее.
Уроки физкультуры для первоклашек – Славка из подготовительной группы был переведен в первый класс – не отличались особой сложностью. Бег с эстафетной палочкой, игра в футбол, а для воспитанников с физическими отклонениями и вовсе только простенькие физические упражнения. Любыми путями Славка пытался отлынивать от уроков, но преподаватель физкультуры был неумолим, отыскивая его в укромных уголках интерната: «Ковальчук, тебе это необходимо». Славка не столько боялся оказаться в какой-нибудь неловкой ситуации, сколько его страшил сам урок – ведь на физкультуре надо быть только в трусах и майке и его недуг становился очевидным.
Но более всего ему докучали по ночам. Стоило Славке заснуть, и сразу же мальчишки совершали над спящим различные пакости. Намазывали лицо зубной пастой, а затем, разбудив, говорили, что его вызывает дежурный воспитатель. Славка, позевывая, медленно одевался и под приглушенные смешки шлепал босыми ногами по коридору в кабинет воспитателя. Дежурный, услышав чьи-то шаги, выходил из кабинета, усмехнувшись, брал Славку за руку и вел в душевую комнату.
Зачинщиком всех проказ был Гарик Симонян. Осторожно, чтобы не разбудить, Славку за руки-ноги привязывали полотенцами к кровати и начинали ее слегка раскачивать. Он всхлипывал, вскрикивал и, пытаясь от чего-то защититься, хотел поднять руки, но крепкие путы держали намертво. Славка знал, что через мгновение произойдет что-то страшное и, надеясь предупредить аварию, надрывно кричал: «Папа, папа»!
Симонян даже удивлялся:
– Надо же! Обычно все маму зовут, а этот, – он кивнул на Славку, – папу.
Но самой изощренной шуткой считался, так называемый, «велосипед»: спящему между пальцами ног вкладывались небольшие бумажки и затем поджигалась. Пытаясь избавиться от внезапно возникшего источника боли, жертва отчаянно сучила ногами, что напоминало езду на велосипеде, и истошно орала. Зрителям же было невероятно весело.
Когда Славка увидел огонь и почувствовал резкую боль, он решил, что ЭТО началось снова. Рядом стояли мальчишки и хохотали.
– Что испугался, дурачок… – усмехнулся Симонян. – На велосипеде никогда не ездил?
За окном что-то загрохотало. То ли это был гром проходящей невдалеке грозы, то ли на крыше от ветра поднялся и опустился лист старой жести, но звук был очень громким и неприятным.
Грохот, боль, огонь… Славка неуклюже прикрыл голову руками и закричал: протяжно, обреченно. Словно щенок, которому ощутимо наступили на лапу.
– Да он, оказывается, шизанутый, – Симонян подошел к Славке и ладонью ударил его по голове. – Ты чё орешь, козел?
«Так вот кто виноват во всём этом…» – Славка замолчал и уставился на своего лютого обидчика немигающим взглядом. Мысли хаотично сновали в его маленькой голове, словно пчелы, у которых разрушили улей, раздавили матку, а теперь пытаются уничтожить их самих. Они становились всё злее и злее; не подходи к ним – ужалят. Хотя и погибнут при этом сами.