Батарейцы - Николай Петрович Варягов

ходами сообщения в полный профиль, окопы. На месте многих поселков и хуторов почерневшие печные трубы. Даже зелень не может скрыть страшных следов войны.

Из газет, сообщений радио воины знали о борьбе белорусских партизан, переросшей во всенародную войну. На территории республики действовали подпольные обкомы, горкомы, райкомы партии. В целых районах была восстановлена Советская власть. Имена партизанских вожаков В. Е. Лобанка, Ф. Ф. Капусты, Р. Н. Мачульского и других были известны всей стране.

Врагу не приносили успеха ни карательные рейды против партизан, ни тюрьмы и концентрационные лагеря, ни расстрелы мирного населения. В глубоком тылу фашисты не были хозяевами положения. Каждый мост, железнодорожный переезд, не говоря уже о станциях, им приходилось охранять. Однако и это не помогало. Эшелоны продолжали лететь под откос. Тогда гитлеровцы начали вырубать леса вдоль железных дорог, стирать с лица земли населенные пункты.

Но одно дело читать, слышать по радио о событиях в Белоруссии, другое — видеть деле рук фашистов. Горько становилось при виде опустошения и запустения некогда людных мест.

Чем ближе к фронту, тем чаще эшелон останавливался. На станциях и полустанках народу мало: женщины, старики, дети. Одежонка ветхая и серая, безликая. На ногах — лапти, опорки, подвязанные веревками старые галоши. Солдаты тяжело вздыхали, делились с ребятишками хлебом, сахаром, а то и крупой. Обезлюдел, обветшал и обнищал за время фашистской оккупации белорусский край…

После разгрузки сосредоточились в лесу у города Новозыбков. Отсюда предстояло выйти к болоту в районе деревень Гороховище и Корма, там оборудовать огневые позиции. Дороги не было, рубили лес и кустарник, вязали маты, гатили болото. К строительству колонного пути вскоре подключились прибывшие минометчики. Дело пошло быстрее, хотя и не обошлось без неурядиц. Нет-нет да и попадал кто-либо в болотную жижу. С головой окунуться пришлось и Васнецову. Пренеприятная это штука. Николай оказался с ног до головы в грязи, под смех окружающих побежал к костру — болото еще не прогрелось. Санинструктор Маша Кузьменко налила Николаю из фляги сто граммов, сказала, смеясь:

— Хорош, сейчас бы тебя в село — за черта бы сошел. Вот бы бабы похохотали.

Подошел сержант Попов. Развязал вещмешок, протянул сверток.

— Переоденьтесь, товарищ лейтенант. Застудиться недолго.

С благодарностью принял Васнецов обмундирование.

Через несколько суток переправа была готова. Батареи форсировали болото и приступили к инженерному оборудованию местности. В тылу занимал огневые позиции минометный полк. В эти дни стало известно, что из резерва Ставки полк вошел в состав 28-й армии генерал-лейтенанта А. А. Лучинского.

Воины части совершенствовали оборону, изучали передний край. Естественно, в замыслы командования их не посвящали. Лишь позднее, после войны, им стало понятным и ясным многое из тех насыщенных до предела подготовкой к операции событий. Они узнали, что Белорусская операция — «Багратион» — явилась одной из блестящих стратегических операций советских войск. Ее замысел предусматривал одновременный прорыв обороны врага на шести участках, окружение и уничтожение фланговых группировок противника в районах Витебска и Бобруйска, разгром оршанской и могилевской группировок. Затем сходящимися ударами трех Белорусских фронтов в общем направлении на Минск предстояло окружить и уничтожить основные силы группы армий «Центр». В дальнейшем, расширяя фронт наступления, планировалось выйти к западной границе Советского Союза. В операции участвовали четыре фронта, Днепровская военная флотилия, соединения авиации дальнего действия.

28-й армии в составе 1-го Белорусского фронта предстояло участвовать в Бобруйской операции, замысел которой сводился к нанесению ударов по противнику из районов севернее Рогачева и южнее Паричи в общем направлении на Бобруйск.

Больше месяца готовились воины к прорыву обороны противника, возводили инженерные сооружения. Разведчики за передним краем врага выявляли его силы, огневые средства, наносили их на схемы и карты.

Работа не прекращалась ни днем ни ночью. Погода выдалась жаркая. Воздух стал плотным и вязким, напоенным терпкостью зелени. Появились комары.

— Вот бисовы души, — ворчал водитель Чернов, — ни днем ни ночью нет от них покоя. Поедом едят. Ну и места!

— Кругом болота, топи, — вздыхал сержант Попов.

— Спасу нет от кровососов. Мало того что нудят — уродуют. Нынче глянул в зеркало и не узнал физиономию.

Медики во главе с капитаном Константином Начинкиным с ног сбились, однако облегчить участь воинов мало чем могли. Комары продолжали истязать людей.

И все же воины радовались весне. Как-то с вечера на березовом взгорке завел песню соловей. Из уходящего к изгибу небольшой речушки ивового распадка ему ответил второй. Когда же у КП начала выводить свою песнь третья птаха, округа замерла. Затаив дыхание, слушали певунов. Не так-то уж и часто в грохоте боев можно оказаться на «поединке» пернатых. Разведчик-наблюдатель Миша Зебров покачал головой и зашептал:

— Вот это выводят коленца, товарищ лейтенант! Голоса, голосища-то какие! Ну прямо курские певуны!

Зебров вздохнул и после очередного колена соловьиной песни продолжил:

— Точно дома побывал! В глазах двор, усадьба, мать… Как она там справляется? Давно что-то писем нет.

— Живет, Миша, ждет тебя. А насчет весточки — работы по горло. Весна!

— Это-то я знаю, что ждет не дождется. Собрались перед войной крышу новую в доме сладить, да не успели. Теперь разве до нее матери…

Голова Зеброва дернулась. Недавно Михаил был ранен. Пуля задела нерв. Врачи сказали, отойдет, рекомендовали побыть в тылу. Но Михаил отказался наотрез.

Слушая соловьев, ребята охали и ахали от избытка чувств.

«Концерт» длился часа полтора, пока соловьев не спугнули выдвинувшиеся к переднему краю стрелки. Затем над головой загудели ночные бомбардировщики. Низко, почти над самыми верхушками деревьев, шли По-2. Чуть позже из глубины вражеской обороны донеслись глухие взрывы. И так уже не первую ночь: советские пилоты наносили бомбовые удары по врагу.

Наконец на передовой установилось относительное затишье. Инженерные работы были в основном закончены. Появилось время подумать, мысленно обозреть прошлое, взглянуть на товарищей, с которыми идешь фронтовыми дорогами. Теперь это подлинные мастера своего дела.

Академия войны строга и беспощадна. Ошибка здесь стоит дорого, иногда — целой жизни. И тот, кто прошел фронтовыми путями-дорогами сотни километров, хорошо усвоил ее кровавые уроки, научился даже на первый взгляд в слепом стечении обстоятельств боев видеть логику развертывающихся событий, а порою и влиять на них. Происходило это незаметно для самого человека. Может, потому, что, находясь на оселке жизни и смерти, он отбрасывал все наносное. Взять хотя бы Васнецова. Это был уже не тот по-детски наивный младший лейтенант сорок второго года. Николай познал тонкости профессии офицера-противотанкиста, людские характеры раскрылись ему в сложной боевой обстановке. На его глазах умирали и в одно мгновение седели люди, ковались цельные характеры у восемнадцатилетних парней, принявших на свои еще не окрепшие плечи тяготы войны. Лейтенант радовался мастерству подчиненных,