За миг до тебя - Аглая Оболенская

Александрова мама от будущей невестки сразу не пришла в восторг, но решила, что и из такой ситуации можно извлечь толк: если вдруг Алефтина родит Сане двоих детей — ему, кормильцу, по закону дадут отсрочку от надвигающейся армии! А ведь не на пустом месте рассуждала — Аля сама родилась в паре с сестрой-двойняшкой Валей. Они были разнояйцевыми, Аля и Валя, ничего общего друг с дружкой, а ретивая свекровка где-то вычитала (должно быть в журнале "Здоровье"), что подобная автономия запланирована наследственностью и передаётся через поколение. Через, конечно, хуже, чем каждое поколение, но забрезжившая на горизонте отсрочка привязала парня к "этой гулящей девке" покрепче всякой любви.

Широкоплечий красавец Саня с кудрями цвета воронова крыла и телячьими ресницами тоже, как ни странно, не был Але по сердцу. Она свято верила, что настоящий мужик должен походить на обезьяну, в крайнем случае на волосатого неандертальца, и потом от него должно пахнуть, а не лосьонами… С Сашкиной же рожей впереди уж точно хлопот не оберёшься! И профессию выбрал как на зло героическую, Глеб Жеглов, мент паршивый… Однако, родителей своих Аля уважала, к мнению их прислушивалась, зарегистрировалась с Саней в местном ЗАГСе, будучи уже на четвёртом месяце.

Рожала трудно и долго. От боли забиралась под железную кровать в палате и поднимала её поясницей. Боль утихала, чтоб возникнуть вновь и рвать спину в клочья. В четыре часа утра на свет пролезла крупная головка, затем вялое тельце измученного и уставшего вместе с матерью сына. Ванюши, Ивана Александровича Бестынцева, четыре кило живого веса с прилипшими к темечку смоляными кудрями. "Наша порода!" — приняла внука Санина мать, а сам он вдруг понял: вот он — преемник, товарищ и наследник на всю оставшуюся жизнь!

Не каждому в восемнадцать лет дано такое осознать…

18.

Когда пропал Валин муж Владик, Саня посчитал своим долгом найти его и вернуть в семью. Он обожал бывать у них в свободное время, с Ванюшкой и без, и даже догадывался о частых визитах жены — вместе у них как-то не получалось. Валя была совершенной противоположностью сестре. Высокая, крепкосбитая Алефтина походила на гриб-боровик. Мясистая ножка без талии и большая голова с розовой пористой кожей на лице. Валентина же — худая, непропорционально сложенная с длинным телом на коротких кривеньких ножках и измождённым желтушным лицом, которое украшали впалые щёки и крупные коричневые веснушки. Эти веснушки, как голодные пауки, вырвавшиеся на волю из банки, тоже непропорциональные, разбежались кто куда и прилипли намертво — не то веснушки, не то родимые пятна.

У плиты Валентина орудовала ловко и споро, демонстрируя высший пилотаж поварского искусства. Так споро Алефтина управлялась с кирпичной кладкой, намазывая слой цементного раствора на ребро кирпича. Каждому своё, и если Валин Владик хлебал в обед борщ с клёцками, сметал пюре и ростбиф, запивая компотом, да ещё имел на десерт блины, трещавшие по швам от творога и мёда, то Алины Саня и Ваня довольствовались комплексными обедами общепитовского сервиса. Только младенец Андрейка сосал могучую мамину сисю и довольно скалился единственным нижним зубом.

Валя позвонила им среди ночи и, постанывая, рассказала, что муж не пришёл с работы. Саня не стал дожидаться утра, примчался в их скромную квартирку и засел на кухне с телефонным аппаратом. Ночной вахтёр стройуправления, где Владик трудился электриком, сообщил о том, что вчера в четырнадцать сорок пять он и Петрович отбыли ремонтировать повреждённую электропроводку в Сосновский особняк тамошней "партейной" резиденции. С тех пор о них ни слуху, ни духу. Звонок жене Петровича тоже нисколько не прояснил ситуацию: Петрович по пятницам любил заложить за воротник с приятелями и иногда являлся домой под утро. "Может, и Владика вовлёк, пьянь несчастная?" — сонно посетовала Петровичева жена. В списках вытрезвителей и больниц Петрович и Владик не значились…

Рано утром Саня выгнал из гаража старый отцовский драндулет — "Жигули" второй модели и, гремя гайками, рванул в Сосновский район. Он нашёл электромонтёрскую машину у забора, не доезжая до ворот главного входа на территорию особняка. Она стояла целёхонькая, с полным боевым снаряжением в незапертой будке и полиэтиленовой папкой, набитой путевыми листами и разнорядками, в кабине. Под солнцезащитным козырьком лобового стекла покоились техпаспорт и водительские права с довольным усатым прищуром немолодого дядьки. Больше всего озадачил ключ, легкомысленно торчащий в замке зажигания и скалящаяся бесовская морда брелока. Морда раскачивалась на длинной цепочке, словно водитель только что вышел из машины по малой нужде. Только потом до Сани дошло, что он сам привёл её в движение, когда открыл дверцу.

— Чертовщина какая-то. В наше время оставить незапертой даже такую тарантайку рискованно. Да ещё и ключиками снабдить — садись и ехай…

19.

Дальнейшие поиски ничего не дали — два здоровых мужика как сквозь землю провалились. На Валентину страшно было смотреть. Её бледная истончившаяся кожа в облипочку обтягивала череп, растворяя в красных пятнах выцветшие веснушки. Плечи согнулись, отказываясь удерживать лямки лифчика, и Валя всё время оправляла их трясущимися руками. Впервые Саня ловил себя на мысли о том, что переступает порог её квартиры через силу.

Вот тогда-то он и поднял материалы дела прошлогодней давности о пропавшей почти там же молоденькой девушке Кате Лисицыной. Девушке, собиравшейся вскоре родить, возможно, сына, который был бы сейчас чуть младше его Адрюшки.

Папка выглядела вместительной: помимо протокола осмотра места, где Катю последний раз видели живой и перечня содержимого оставленной ею сумки, здесь пылились листы с показаниями множества людей, скурпулёзно опрошенных Саней. Главный свидетель и помощник в деле — шестнадцатилетняя Эрика, свояченица Димы Рубашкина, сотрудника ОБХСС и лучшая подруга пропавшей — не поленилась объездить с ним морги и реанимации, вдоволь насмотрелась трупешников, а также покалеченных и беспамятных, и ухитрилась нигде не шлёпнуться в обморок. Мужественная девочка! Хотя, чего удивляться — будущий медик. Это она с похвальным тщанием вспоминала особые Катины приметы, как то: родинка на левой ягодице, замеченная в душе и крестообразный шрам под грудью, оставшийся после падения с дерева в детстве. Она же, Эрика, описала Катин темперамент и привычки, она затащила его к бабке-повитухе, с которой Катя советовалась по поводу предстоящих родов. Бабка оказалась провидицей. Вижу, говорит, вижу вашу Катерину живою, рано вы её хороните. Не далеко она, и не близко. Не в плену и не на воле… Ищите, говорит, и найдёте, ежели не опоздаете. Если б карга старая ещё и координаты подсказала, где искать, — поиск пошёл бы продуктивнее, а так… Но Эрика заинтересовалась, "повелась" в надежде спасти Катю.