Последняя тайна храма - Пол Сассман

– Ха-ха, Бен-Рой! – раздался над ним в ту же минуту презрительный хохот. – Ей-богу, моя бабка и та бегает быстрее!

Открыв глаза, Арие увидел над собой жилистого следователя, с которым говорил несколько минут назад. С ним были еще четверо полицейских в форме, двое из них держали за руки беглого палестинца. Жилистый детектив протянул ему руку, но Бен-Рой лишь гневно отмахнулся:

– Да пошел ты, Фельдман!

Он с усилием приподнялся и сделал шаг в сторону ускользнувшего от него палестинца. Парень оказался моложе, чем он думал. Его левый глаз начал раздуваться и чернеть, губа была рассечена. Фельдман кивнул полицейским, и они крепче стиснули локти арестованного.

– Ну что, врежь ему, как ты умеешь, – подмигнул детектив Бен-Рою. – Мы ничего не видели.

Бен-Рой посмотрел на Фельдмана, затем на палестинца. О, как же он любил мочить их! Показывать этим ублюдкам, кто они такие на самом деле. Ничтожные твари. Он сделал еще полшага вперед, сжимая кулаки, и тут тихий голос прозвучал у него в ушах и перед глазами предстал мимолетный образ прекрасной сероглазой женщины. Доля секунды – и голос пропал, образ растворился.

Бен-Рой остановился, взглянул на палестинца и, тяжело дыша, побрел вниз по склону, теребя менору на шее.

– Бедный Арие, – со вздохом сказал ему вслед Фельдман. – Совсем рехнулся.

Египет – между Луксором и Эдфу

Лихо крутанув руль вправо. Халифа выскочил из-за грузовика, выжал педаль газа и, лихорадочно гудя, пронесся по встречной полосе вдоль обгоняемой машины. Слева на горизонте тянулись бесконечной волнообразной линией желтоватые песчаники; справа, за пестрой чересполосицей сахарных и банановых полей, извивался змеей Нил, блестя на солнце идеально гладкой поверхностью. Инспектор прикурил и, не снимая ногу с газа, включил радио, из которого вырвались надрывные звуки песни Шаабан абд-эль-Рехима под названием «Я ненавижу Израиль». Послушав немного. Халифа переключился на другую волну. Указатель на дороге гласил, что до Эдфу осталось шестьдесят километров.

С того дня, как в Малкате нашли труп, прошло уже больше недели, но инспектор так почти ничего и не узнал о таинственном Пите Янсене. Конечно, расследование приходилось вести исподтишка, приходя раньше всех на работу и скрываясь от чужих глаз, чтобы не узнал шеф Хассани. Но даже имей он в своем распоряжении все свободное время, Халифа вряд ли собрал бы достаточно полное досье. Те скудные сведения, которые он получил за эти дни о Янсене, неопровержимо свидетельствовали только об одном: этот человек вел затворнический или, вернее, скрытный образ жизни, всеми способами оберегая свой дом от любопытных глаз.

Через старого знакомого в министерстве внутренних дел Халифа выяснил, что Янсен получил египетское гражданство в октябре 1945 года. Первое время он жил в Александрии, где неплохой доход приносила переплетная мастерская на Шарим Амин Фикри. В марте 1972-го Янсен переехал в Луксор и приобрел там сначала виллу, а семь месяцев спустя – отель, который переименовал из вполне заурядного «Радушного приема» в экзотичный «Менно-Ра». Судя по банковским счетам, он если и не был богачом, то уж, во всяком случае, не испытывал финансовых трудностей. Зато болезней у Янсена хватало: его медицинская книжка была исписана жалобами на геморрой, артрит, ангину, нарост на большом пальце ноги. Там же Халифа также нашел запись от января 2003 года с диагнозом «рак простаты в последней стадии». Хромым Янсен стал, очевидно, после автомобильной аварии в 1982-м, когда серьезно травмировал правое колено.

Сколько бы Халифа ни анализировал различные фрагменты биографии покойного, скольких бы знавших его людей (а таковых оказалось немало) ни расспрашивал – никаких подозрительных фактов, на которые так надеялся инспектор, не всплывало. В полицейских записях имя Янсена не значилось. Он посещал египтологическую библиотеку при Чикагском доме и увлекался садоводством; впрочем, ничего нового в расследование эти факты не принесли. Более того, попытка прояснить происхождение убитого также не увенчалась успехом. В голландском посольстве Халифу заверили, что имя «Пит» и фамилия «Янсен» – одно из наиболее часто встречающихся в Нидерландах сочетаний и без даты или места рождения получить информацию о человеке с такими именем и фамилией невозможно.

Единственное, что могло бы принести какую-то пользу следствию, были телефонные счета Янсена. Звонил он мало, в основном в свою гостиницу; но вот один номер, с кодом Каира, фигурировал в счетах с наводящей на размышления регулярностью – девять раз за последние три месяца. Халифа обратился за информацией об абоненте в египетскую телефонную службу, предполагая, что это один из тех друзей Янсена, о которых упоминала Карла Шоу. Однако и в этот раз его ждало разочарование: звонки делались не на частный номер, а на таксофон, расположенный в квартале эль-Маади.

Одним словом, самостоятельное расследование зашло в тупик. Это и вынудило Халифу поехать в Эдфу.

Он погнал еще быстрее. По сторонам проплывали захолустные деревеньки; холмы и река то подступали к самой трассе, то, будто испугавшись быстрого движения, уносились вдаль. Влажная окультуренная почва лоснилась и сверкала на восходящем солнце, как свежеиспеченный пирог.

Через полчаса Халифа был в Эдфу. Он пересек четырехполосный мост через Нил и продолжил путь по западному берегу реки к югу. В шести километрах от города инспектор остановился, чтобы уточнить дорогу, затем через два километра свернул налево, на песчаный проселок, проложенный через засаженные луком и капустой поля и время от времени углублявшийся в глухие рощи. Наконец дорога уперлась в красивый белый дом с лепниной, возвышавшийся над рекой. Халифа затормозил и выключил двигатель. Здесь жил Эхаб Али Мафуз – его бывший шеф, человек, руководивший расследованием дела Шлегель.

Решившись на этот визит. Халифа многое поставил на карту. Мафуз, несмотря на то что ушел со службы три года назад, до сих пор обладал колоссальным авторитетом, и одного его слова было бы достаточно, чтобы отправить Халифу в какой-нибудь Богом забытый участок посреди пустыни или вообще уволить из полиции. Но у Халифы не было выбора – вести расследование подпольно он больше не мог, а Хассани наотрез отказал ему в помощи. Обращение же к вышестоящему начальству привело бы лишь к многомесячным бюрократическим процедурам с крайне сомнительным результатом. В итоге оставался один Мафуз. Лишь он, с его связями и влиянием, мог в считанные часы дать делу новый старт. Однако для этого ему следовало сначала признать свою ошибку…

Халифа нервно постучал пальцами по ободу руля, достал распечатанный отчет о проведенном расследовании и, собравшись с духом, пошел к главному входу в дом. Инспектор нажал на дверной звонок. Послышались шаги, и дверь приоткрылась.

– Я хотел бы поговорить со старшим инспектором, – сказал Халифа вышедшей к нему женщине.

– Полковник Мафуз сейчас никого не принимает, – холодно ответила она, особо выделив слово «полковник» – в этом звании Мафуз вышел на пенсию.

Женщина – домоправительница, как решил Халифа, – была немолода, смугла, в черном платье и тархе[33].

– Может, хотя бы на пару минут? Я по очень важному делу, из Луксора.

– Вам назначили встречу?

Халифа отрицательно помотал головой.

– Нет, без предварительной договоренности это исключается, – словно отрезала она и стала закрывать дверь, но Халифа остановил ее, протиснувшись в образовавшийся зазор.

– Прошу вас, передайте ему, что здесь инспектор Юсуф Халифа, – сказал он решительным голосом. – И сообщите, что дело срочное.

Он окинула его недобрым взглядом и, запретив заходить за порог, удалилась внутрь дома.

Халифа оперся на дверную раму и закурил. Несмотря на постоянные стычки с Хассани, он по природе был неконфликтным человеком и остро переживал в подобных ситуациях. Однажды в университете Халифа заметил, что преподаватель допустил неточность, но говорить ему об этом в лицо, перед одногрупниками, было нелегко – он до сих пор помнил, как неловко чувствовал себя в тот момент. Точно такая же робость нашла на него и сейчас; он ощущал себя канатоходцем, до дрожи в коленях боящимся оступиться и упасть.

«Зачем я все это затеял?» – допытывался он у себя, втягивая сигаретный дым глубоко в легкие и рассматривая равномерно сгибающегося и распрямляющегося крестьянина с турией[34] на поле, которое он недавно проехал.

Женщина вернулась через несколько минут. Халифа был почти уверен в отрицательном ответе, однако, к его удивлению, она повела инспектора за собой, предварительно заставив выбросить недокуренную сигарету. Всем своим видом она давала понять, что полна возмущения.

– Полковник очень слаб, – коротко сказала домоправительница, пока они петляли по комнатам. – Его лишь позавчера выписали из больницы, и врач запретил ему волноваться.