Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА - Дэвид Ритц

Мы с Эшли стояли, держа свои сумки в руках.

Мне было восемнадцать, Эшли четырнадцать.

Это было не лучшее время, чтобы мне, старшему брату, разразиться рыданиями, но, чел, в тот момент я сделал именно это. Я плакал, как ребенок. В тот момент Эшли пришлось взять на себя роль матери.

«С нами все будет хорошо», – сказала она.

Я наконец смог собраться. Я осознал, что Мама просто закаляет нас.

«Вы не тупые детишки, – говаривала она. – Вы работаете с юных лет».

Мама была холодной, но она осознавала, что ее холодность была одной из причин, благодаря которым мы выжили.

Тут включились мои инстинкты. Кого я знаю в Чикаго? Волка. Волк живет в Чикаго. Надо наскрести мелочи. Пойти в телефонную будку, чтобы позвонить Волку. Вижу, что на цепочке там висит телефонная книга. Беру книгу и начинаю искать номер Волка. Но Волка зовут Уильям Нельсон. Вы знаете, как много Уильямов Нельсонов живет в Чикаго? Сотни. Я не знал, с кого начать. Кроме того, у меня нет столько десятицентовиков, чтобы прозвонить их всех.

Тогда я стал искать Рона Эскриджа. Ронов Эскриджей было меньше, чем Уильямов Нельсонов, но все равно слишком много, чтобы обзвонить всех. Наконец у меня появилась идея. Я позвоню в Фаррагут Карир Академи, где Волк работал тренером. Я вспомнил, что Волк упоминал фамилию директора, и я назвал ее, чтобы меня соединили.

«Мистер Герра, это Кевин Гарнетт».

«Ах да, Кевин. Рад тебя слышать. Тренер Нельсон многое рассказывал мне про тебя».

«Правда?»

«Да, конечно».

«Что ж, сэр, мне очень нужно поговорить с Тренером Нельсоном».

«Разумеется. Давай я дам тебе его мобильный номер».

Мобильный? Я даже не знал, что такое мобильный.

Он дал мне номер. Я набрал. Позвонил раз. Позвонил два. На третий раз он ответил.

«Волк? Это Кевин».

«Эй, дружище, привет, какие дела? Ты где?»

«В Мидуэй».

«В Мидуэй?»

«Я здесь с сестрой Эшли».

«Идите к выходу и стойте там. Я выдвигаюсь за вами прямо сейчас».

Прошло не больше тридцати минут, как показался Волк в своем седане Cadillac. Я никогда в жизни не был так рад видеть человека. Пока он вез нас туда, где жил, мои глаза чуть не повылезали из орбит. Чикаго. Ничего общего с Гринвиллем. Ничего общего с Атлантой. Широко раскинувшийся город. Гигантские небоскребы. Полуразрушенные здания. Разбитые витрины магазинов. Один район паршивее другого. Словно истерзанная войной страна. Слишком много всего разом. Мой мозг вот-вот должен был взорваться.

«Все в порядке, – сказал Волк, когда мы вошли в его квартиру. – Можете пожить здесь, пока я не найду для вас постоянное место».

В тот вечер он позвонил Маме, чтобы сообщить ей, что мы у него.

«Что сказала Мама?» – спросил я у Волка, когда он закончил разговор.

«Она сказала, что ей было неприятно вешать все это на меня, но она знала, что я хороший человек. Она знала, что ты станешь искать меня. И она знала, что я смогу привести тебя туда, где тебе место. Тебе нужно в Фаррагут. Я уже обо всем договорился».

В то время у Волка не было детей, постоянной девушки или каких-то важных обязательств. У него действительно не было никакой другой жизни, кроме детей, которых он тренировал.

Эшли спала на диване Волка. Я спал на полу. То было начало самого важного года в моей жизни.

The Go / Го

Молдин не подготовил меня к старшей школе в Чикаго. Даже близко. Каролина – деревня, Чикаго – это бетон. География Каролины проста. География Чикаго запутанна. Я мечтал о поездке в Чикаго, город, который некоторые из братьев любили называть Гo.

Та короткая поездка в лагерь Nike в Дирфилде не позволила увидеть мне громадного городского ландшафта. Но в своих мальчишеских мечтах я видел Сирс-Тауэр. Хотел увидеть место съемок «Дел семейных», своего любимого сериала, который, разумеется, снимали в Голливуде, но что я тогда знал? Я принял фальшивый Чикаго за настоящий. Я жил в той иллюзии. Жил в той наивности.

Но когда я на самом деле оказался в Чикаго, в настоящем Чикаго с его кирпичными зданиями и враждебной атмосферой, я понял, что если быстро не разберусь, как тут выжить, то либо сломаюсь сам, либо кто-нибудь сломает меня. Я помню, что Nas, любимый рэппер всех любимых рэпперов, говорил: «You have to keep your vision clear, cause only a coward lives in fear»[5]. Я усердно трудился, чтобы сохранить ясность взгляда.

Баскет был моим лекарем. В Го все с ума сходили от баскета. Я всегда мог залечить свои душевные раны баскетом. В Чикаго все постоянно хотели играть. Баскет был побегом от реальности. Мое эмоциональное выживание было завязано на том, чтобы найти какую-нибудь площадку – неважно, насколько ушатанную, – и выложиться там на полную. Это дерьмо помогало мне сохранить рассудок.

Но сохранить рассудок и сохранить жизнь в Го – две не связанные друг с другом задачи. Бандитская география Го не имеет с рассудком ничего общего. Чистое безумие. Карта сфер влияния составлена не из прямых углов, которые легко считать и интерпретировать. Я жил в квартале, контролируемом бандой Вайс Лордс. Это одна банда. Но там еще есть Стоунс, есть Черные Апостолы, есть GD, есть Лэтин Кингс. Где пролегают границы? Где разграничения? Волк помог мне разобраться в раскладе сил, но этот расклад находился в постоянном движении. Предположим, Лэтин Кингс выиграли битву и внезапно расширили свою территорию. Об этом нужно знать. Нужно читать улицы и читать их правильно, и притом каждый день. Волк выталкивал меня на улицу, считая, что там я найду свою дорогу.

«Ты со всем разберешься, – сказал мне Волк. – Теперь ничто не способно тебя остановить, сынок, ты здесь, ты там, где тебе место, у тебя открыты глаза, у тебя дышит нос, у тебя есть мозг в башке и бодрость в шаге, ты движешься туда, куда тебе нужно, делаешь то, что должен, быстро схватываешь, быстро учишься, для тебя нет ничего, в чем ты бы не мог разобраться».

Я вижу, что в некоторых районах заправляют пацаны с Миссисипи. Братья из Миссисипи симпатизируют братьям из Каролины. Мы стали тусоваться вместе, и они увидели, что я скромный, что я тихий, что я себе на уме. Я очень спокойный, но, чел, стоит нам только начать играть, как мои глаза разгораются. Наружу рвется животное. Некоторым братьям это по душе. Другим нет.

Я играл в мяч каждый божий день. Понял, что, будучи жителем Западной стороны, я не могу ходить и играть всюду.