Безумно богатые русские. От олигархов к новой буржуазии - Элизабет Шимпфёссль

богатой и правильной речи, а также приобретение так называемой начитанности, что предполагало чтение советской фантастики, стихов, газет, произведений Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина, а также классиков русской и зарубежной литературы[190].

Историк Катриона Келли пишет, что впечатляющая успешность идеологии культурности «отчасти была обусловлена тем фактом, что она представляла собой слияние двух систем ценностей, ранее считавшихся несовместимыми, – буржуазной и интеллигентской»[191]. Это позволяло людям, занимавшим верхние ступени по-новому устроенной социальной иерархии, наслаждаться скромным консервативным комфортом, совмещая его с элитарной культурностью[192]. Смешиваясь с новым советским бомондом, высокопоставленные члены партии формировали свою идентичность, считая себя если не интеллигентами, то, безусловно, культурными людьми[193].

После Второй мировой войны, в конце сталинской эпохи, административная элита была щедро вознаграждена за верность Сталину, в частности получив доступ к специальной торговой сети, где легально продавались импортные высококачественные потребительские товары. Однако те, кто стремился сохранить высокую культурность, воздерживались от чрезмерного потребительства. Согласно критериям культурности, слишком открытая демонстрация своего процветания считалась вульгарной. Таким образом, в конце 1940-х и начале 1950-х годов культурные люди умело маскировали очевидные маркеры статуса. Особое значение этому придавали дети первого поколения партийных лидеров, которые стали взрослыми в 1940-е годы. Многие из них хотели отмежеваться от грязного партийного прошлого своих родителей, от их борьбы за власть и привилегии. Вместо этого они стремились стать частью советской интеллигенции[194].

Отойдя от революционной идеологии, советская интеллигенция начала осваивать прежние ценности и былую утонченность дореволюционной российской аристократии. Можно провести определенные параллели между советской интеллигенцией 1930-х годов и российской интеллигенцией на этапе ее формирования в 1830–1840-е годы, о которых писал Анненков. Хотя об этом не говорилось открыто, никто не отрицал, что русская литературная традиция в то время развивалась преимущественно аристократами, такими как Пушкин и Толстой. Иначе говоря, продвигая русское литературное наследие, например к столетию со дня смерти Пушкина, которое широко отмечали в 1937 году, советский режим – после радикального отказа от дореволюционной культуры в 1920-х годах – возвращал легитимность аристократическому культурному достоянию.

В ходе интервью многие респонденты ностальгировали по культуре чтения и уважению к книге, которые бытовали во времена их молодости. Сидя в своем огромном доме с минималистским дизайном в Кенсингтоне в западной части Лондона, финансист и коллекционер произведений искусства Игорь Цуканов вспоминал, как были похожи большинство советских квартир и интерьеров: «Показать свой утонченный вкус с помощью мебели или картин было почти невозможно». Единственным, что позволяло образованным людям выразить свою индивидуальность, было количество и подбор книг на книжных полках. «У нас дома была большая библиотека, и я вырос на книгах. Это типичная советская история. У нас не имелось ничего, кроме образования и книг, – сказал Цуканов. И добавил с ностальгической ноткой: – Мы все много читали в детстве. Теперь все изменилось. Мне повезло».

Продолжая тему своей принадлежности к интеллигенции, Карина, уроженка Средней Азии, а ныне обитательница Рублевки, также рассказала о своих ранних годах: «И у меня, и у мужа было очень интересное детство. Чего мы тогда только не делали! У нас было столько разных увлечений!» Говоря это, Карина выбирала салат в ресторане «Маргарита», названном в честь героини знаменитого романа Михаила Булгакова (ресторан находится на углу у Патриарших прудов, где разворачивается начальная сцена этой книги). «И конечно, мы много читали, – со вздохом добавила Карина. – Сколько же мы читали! Сегодня этого так не хватает!»

«Разве это не смешно? – возразила старшая дочь Карины, которая ненадолго заскочила к нам в ресторан. – В 1990-е годы у вас абсолютно не было времени читать, потому что у вас были другие заботы, вы зарабатывали деньги, тратили их и все такое. А теперь вы громче всех жалуетесь, что ваши дети мало читают». Эта молодая, уверенная в себе женщина со скуластым лицом и волной темных шелковистых волос вскоре умчалась на встречу со своим парнем. «В чем-то она права, – признала Карина, глядя вслед дочери. – Но все-таки она преувеличивает. Мы всегда побуждали детей читать, даже когда у нас самих не было на это времени».

Евгений, бизнесмен и коллекционер произведений искусства, также намекал на свою культурную элитарность, приобретенную еще в юности. Мы встретились в московской арт-галерее «Гараж», которая тогда еще размещалась в знаменитом здании бывшего Бахметьевского автобусного гаража. Построенное в 1927 году, само здание было спроектировано архитектором-конструктивистом Константином Мельниковым, а его крыша – инженером и архитектором Владимиром Шуховым. Сегодня из-за своей геометрической формы в виде параллелограмма это место остается одним из самых примечательных памятников советского авангарда. Даша Жукова, третья жена Романа Абрамовича, превратила это пространство площадью 8500 квадратных метров в центр современного искусства. В тот вечер Жукова открывала выставку работ скульптора Энтони Гормли, очень популярного среди московской богемы.

59-летний Евгений был одет в оливково-зеленую рубашку, светлый галстук с алыми пятнами и темно-синий костюм из кордовой ткани. Я сделала комплимент его щегольскому наряду. Он объяснил, что одежду ему шьет его любимый французский портной, которого он посещает каждый раз, когда приезжает в Париж. Французская столица – один из тех городов, которые Евгений рассматривает как возможное место для своего будущего музея. Этот музей будет посвящен русской душе, хотя, по словам Евгения, он не уверен, существует ли эта душа сегодня. Но она определенно существовала в прошлом, в период расцвета советской интеллигенции с ее высокими культурными традициями:

Моя социализация проходила под влиянием эпохи 68-го. То есть это была литература, искусство, барды, Александр Галич. Это была весна, настоящая весна! Это были Beatles! Это был невероятно интересный период. Мне было 16–17 лет. Все это оказывало огромное влияние на меня, на то, как формировалась моя личность. Это был дух свободной культуры и свободной любви в философском смысле, но в то же время мы сознавали свое единство с народом.

Евгений говорил о политическом пробуждении и свободолюбивом духе тех лет в несколько ином ключе, чем остальные его ровесники, и я хотела расспросить об этом подробнее, но его отвлекли прибывающие художники и коллеги-коллекционеры. Он пообещал ответить на все мои вопросы в следующий раз.

Хотя следующее интервью так и не состоялось, Евгений дал мне достаточно много важной информации. Многие российские предприниматели, как и он, сегодня обратились к культуре и теперь тратят основную часть своего времени на художественные проекты – в полном соответствии с теорией Пьера Бурдьё, который утверждал, что фундаментальным преимуществом, которое обеспечивается принадлежностью к привилегированному классу, является освобождение