Дневник Жеребцовой Полины - Жеребцова Полина Викторовна

Они кричали, что мы украли у них фонарь?!

Что сейчас за это они расстреляют нас всех! Они тряслись от гнева и злости.

Все наши соседи молчали, замерев от страха, так как два автомата были сняты с предохранителей и нацелены на нас.

Фонарик я действительно видела. Он был в том доме, откуда мы только что пришли. Фонарик стоял лампочкой вниз на подоконнике в кухне.

Я вышла вперед и сказала об этом. Уговорила разгневанных людей не стрелять, подумать! Вернуться. Посмотреть внимательно.  Сказала, что я не брала. Они поняли — я не вру. Плюнули и ушли. Если бы не я, возможно, остались бы одни трупы! А впрочем, наши соседи-воришки это заслужили.

Кто же подставил нас так подло? Старик или Лина?

Скорее всего, украла именно она.

Царевна.

25 января 2000

Утром рассказали, что двух девочек российские военные увели из дома от матери. По возрасту они школьницы. Их мать искала, у кого можно купить ящик водки, чтобы вернуть детей, иначе их ей не отдадут. Аза и Оля принесли чужие красивые полотенца, пояснили:

- Это вместо салфеток.

И сразу забрали в свою комнату.

Днем я увидела: в нашем дворе свежая могила. Взрослые объяснили:

- Это сосед. Убило в доме рядом.

Надо же! А я не заметила.

Ночью сильно стреляют, но никто не уходит в подвал под домом.

Спим каждый на своем месте.

Больной внук бабы Нины приносит откуда-то книги. Лучшие из них Лина забирает себе. Когда обстрел, он страшно пугается и всегда твердит:

— Господи! Неужели я маму больше не увижу?! Ее убили? Давайте спрячемся в канализационный люк!

Его бабушка шутит:

— Увидишь маму, если слушаться будешь!

На самом деле тетя Варя и Башир стали беженцами. И никто не знает, живы ли они. Ведь места в автобусе стоили очень дорого. При этом еще и обстреливали. Так убило всю семью беженцев из дома № 88.

46 человек сгорело, когда в автобус попал снаряд.

Спасся один ребенок.

Маме плохо с сердцем.

Я давала ей капли.

Она попросила закопать ее в огороде, если она умрет. И чтобы это сделала именно я, а не кто-нибудь еще из ближайшего окружения. Она объяснила, что даже после смерти ей будет противно принять от них помощь.

А я ответила, что не смогу ее закопать, так как земля мерзлая. Вся в снегу.

— Тогда сожги, — предложила она.

Я попыталась представить себе, словно увидев это сверху, мерзлую землю, медленно расплывающееся черное пятно вокруг костра и ее «тающее» в огне тело.

Но, видя, как ей плохо, пообещала:

— Сделаю, как ты просишь.

И пока она не видит — вытерла слезы.

Продолжаю

Вовка притащил баллоны соленой черемши. Принес на тарелочке и угостил нас.

Мы съели черемшу в одно мгновенье.

— Остальное мое! Я люблю! — заявил он. И отнес все банки на свою половину.

В двухстах метрах от нас загорелся частный дом после обстрела из орудий. Все коллективно тушили пожар, но напрасно. Дом сгорел. Странно, но никто ничего не взял себе.

Все вещи выносили и ставили на дорогу. Отдавали в дома напротив.

Я с людьми забрала часть обгоревшего забора на дрова.

Нашли лук, и пачки с промерзшим чаем.

P.S:

Наши молодые соседки стали исчезать по ночам куда-то. Женщины, а не боятся!

Оля как уйдет — ее муж Вовка все больше пьет.

Царевна Полина-Будур.

26 января 2000

Ночь

Обнаглели соседи из второй комнаты!

Спят вповалку и там же курят и пьют. Это в такое время! В войну, когда жизнь на волоске!

Дым идет к нам. Мы задыхаемся: дети и старики.

Сейчас получилось еще круче: нашу комнатную дверь закрыли, задвинули стульями. Сидим все шесть человек, как наказанные, взаперти. В туалет не выйти! А в кухне наши «девушки» пируют с русскими военными! Мирно беседуют и жуют. Наварили что-то вкусное. Запах! Обалдеть!

Хотя продукты наверняка дали на всех. Мы — голодные. А они — пьют! В дырочку от замка нам хорошо видны баллоны с красным вином.

Русские военные услышали шорохи, спрашивают:

— Что, тут еще люди есть?

Тогда Вовкина жена и тетя Аза стали раздраженно повторять:

— Какие там люди?! Это у нас комната для калек. Мы их кормим!

Мама как услышала — расплакалась. Сказала:

— Мы отделимся. В продуктах и в дровах. А печь я сама себе с решеткой во дворе сделаю. Битых кирпичей много.

Я обрадовалась и зашептала:

— Давай уйдем от них совсем!

Но уходить из дома мама не решилась. Женщина и девочка — явная мишень. Тем более что у нее постоянно болит сердце.

Бабушки нас поддержали и хором сказали:

—  Да! Мы согласны! Мы тоже отделимся и уйдем.

Но прошло несколько минут, и они испугались собственного своеволия. Стали «петь» совсем другое:

—  Надо терпеть! Гордость ни к чему. Вы не умеете жить в коллективе.

Явное предательство и трусость. В конце концов, получилось, что отделились только я и мама. Наши соседки из параллельной комнаты продолжают исчезать по ночам.

Кто-то светит им фонариком в окно и свистит. И у наших «дам» тоже появился фонарь!!!

Маме лучше. Она смогла встать.

Мы с ней нашли в чужом доме сухие носки и переобулись.

Варежки опять не нашли.

В одном доме, на диване, увидели убитого мужчину.

Немного крови на голове, и стакан чая в руке, лежащей на подлокотнике.