Майк: Время рок-н-ролла - Алексей Рыбин

В Ленинграде почему-то все считали, что лучше всего знают рок-музыку, что ее в Ленинграде больше, чем в любом другом городе страны, и что ленинградские меломаны — самые «продвинутые».

Все это было совершеннейшей неправдой.

Любителей рок-музыки в Ленинграде было крайне мало — сейчас ситуация не изменилась, в Санкт-Петербурге людей, слушающих современную музыку (я имею в виду рок — это и есть современная популярная музыка, без привязки к несуществующим рок-движениям, рок-философии, которой тоже не существует и никогда не существовало, — просто музыка, просто область искусства), совсем немного. Я могу даже назвать примерную цифру. Это 10 ООО человек, включая стариков и детей, — ну, плюс-минус, конечно.

Цифра эта взята не с потолка, это данные по посещениям так называемых «рок-концертов». Если говорить о хорошей «рок-попсе», то есть о пресловутой «классике рока», как она понимается у нас в России, — все эти дипапалы, слэйды, юрайяхипы и прочие назареты с блэк-саббатами, — то в «Ледовый» на фестивали, куда съезжаются все эти седовласые «легенды», и собираются те самые тысяч десять — в лучшем случае. И я не знаю никого из тех, кто хотел бы пойти на эти вакханалии и не смог по причине отсутствия билетов в кассе. Все, кто любит эту музыку, ходят туда. И число их — десять тысяч.

На концерты более, скажем так, интеллектуальных артистов, играющих музыку, которую уже можно назвать «искусством», являющихся настоящими классиками современной музыки, равно как и молодых музыкантов, работающих в мэйнстриме, в главном русле современной музыки, ходит и того меньше людей. Лучше даже сказать — «куда меньше».

На концерте Боба Дилана в Ледовом народу было ничтожно мало. Собственно, на этом можно ставить точку. Если уж Боб Дилан не интересен санкт-петербуржцам, то что тут рассуждать о рок-музыке и ее востребованности. Равно как и о ее влиянии и способности что-то изменить в общественной жизни. На Патти Смит пришла примерно тысяча человек — из них половина была друзьями или знакомыми организаторов концерта, в числе которых был и Сева Гаккель, в прошлом виолончелист «Аквариума», один из самых безнадежных идеалистов и энтузиастов Санкт-Петербурга.

Все остальные по-настоящему интересные музыканты с трудом собирают небольшие клубы.

Рок-музыка в России по большому счету никому не нужна и поэтому совершенно безопасна. Более того, даже книги в современной России никому не нужны и поэтому безопасны. Про поэзию и говорить нечего — она давно не пользуется в России массовым спросом и, соответственно, на мозги народных масс никакого влияния не оказывает.

Начитанный Сталин волновался по поводу содержания книг Булгакова и музыкального контента Шостаковича — напрасно волновался.

Никому все это — и Булгаков, и Шостакович, и даже Маяковский — не интересно, кроме тех же условных десяти тысяч на каждый крупный город. Тех, кто ходит на концерты, в театры, в музеи, тех, кто читает книги — не

покетбуковскую хрень из серии «Женский детектив», а настоящие книги, — их так мало, что ими можно пренебречь. Они варятся в собственной жизни, достаточно закрытой и редко пересекающейся с реальностью, общаются исключительно с членами своего круга и не выплескивают на окружающих свои невероятные идеи об изменении мироустройства так, чтобы вдруг всем стало хорошо.

И это сейчас, при таком обилии информации и степени ее открытости, что, скажи нам о таких возможностях в семидесятых, мы бы все сочли это научной фантастикой.

Тогда же, в эпоху «начала» рок-музыки в СССР, любителей, ценителей и знатоков этой штуки было настолько мало, что, считай, и вовсе не было. Но ими не пренебрегали и время от времени давали поджопник-другой — то из комсомола выпрут, то с работы, то просто участковый нагрянет непонятно зачем и начнет спрашивать непонятно о чем и совершенно уж неясно для чего.

В Ленинграде жизнь шла своим тихим чередом, Сайгон — сейшен — Сайгон — Михайловский сад, где музицировали летом «Аквариум» и К° — в число К° входил и Майк, считавший тогда себя бас-гитаристом.

Ход жизни был нарушен, точнее, жизнь получила неожиданный толчок, который ускорил дальнейшее развитие событий, по крайней мере у Майка, а на самом деле и не только у Майка — группы «Аквариум», «Кино» и «Зоопарк» начали «выходить в люди» с первыми поездками в Москву.

Если «Аквариум» как-то в этом смысле тихарился, то Майк после первой поездки на «коммерческий», точнее, почти «настоящий» концерт, за который он получил деньги, на некоторое время странно распух, как-то надулся, напыжился и стал даже говорить по-другому, важно, значимо и немногословно. Именно в тот момент он, кажется, и начал играть в «рок-звезду» и играл в нее уже до конца жизни.

Он приехал из Москвы холодным зимним утром, и мы с другом Панкером пошли за пивом.

«Сколько ты получил за концерт в Москве?» — спросил Панкер. Майк подумал, помолчал, для придания важности сообщению, потом ответил: «Домой я привез сто рублей».

Подразумевалось, что и в Москве он успел потратить изрядную сумму.

Это было много.

О «ста рублях за концерт» не мечтал тогда никто из ленконцертовских, москонцертовских, росконцертовских и других «концертовских» официальных артистов.

Конечно, официальные артисты зарабатывали такие деньги, которые никогда и не снились подпольным, а сейчас и неподпольным рок-музыкантам, гонорары нынешних поп-звезд и популярных эстрадников семидесятых и тогда и теперь несопоставимы.

Другое дело, что официальным артистам были даны все карты в руки, а тем, которым не даны, — тем эти карты раздавали профессиональные администраторы. Они заделывали официальные гастроли по Сибири или Дальнему Востоку, на которых артисты чесали по четыре концерта в день, получая ставку, а по возвращении получали зарплату — честно и официально заработанную — в несколько тысяч рублей.

Отливалось им и по линии Всероссийского авторского общества — не помню, как правильно называлась эта организация в те годы, может быть, именно так и называлась, но в любом случае работала она хорошо.

Песни популярных эстрадных артистов транслировались по радио и, главное, игрались во всех ресторанах необъятного Советского Союза. И каждый ресторан отчислял свою копеечку за использование музыки и стихов известного эстрадного артиста в Авторское общество. И потом популярный эстрадный артист получал почтовые переводы из Авторского общества на суммы с тремя или четырьмя нулями. Все было хорошо.

Поэтому понятна и ненависть многих «серьезных» эстрадных композиторов и поэтов-песенников к проросшей сквозь асфальт шпане, которая вдруг начала собирать стадионы или пусть хотя бы Дома культуры, ранее — подростковые клубы или школьные залы, и отбирать эту самую копеечку у «профессионалов», то есть тех, которые писали заведомую лабуду и зарабатывали на этой лабуде себе дачи, машины, квартиры и всенародную любовь.