Донос - Юрий Запевалов

Да, видно все возможно в нашем «правовом» государстве. Начал искать эту милицию. Оказалось, нет, не просто милиция, РУБОП, Управление по борьбе с организованной преступностью. Ни хрена себе!

Все равно, в голове не укладывалось. Какая «организованная преступность», кто ее у нас организовал? Может, с кем-то перепутали, к кому-то приравняли?

Звоню, представляюсь, спрашиваю, что случилось, по какому поводу обыск, куда увезли изъятые документы и когда эти документы можно получить обратно, и вообще, как я могу попасть в свой кабинет?

– А вы приезжайте к нам. Здесь мы все вам покажем, расскажем, побеседуем, – и называет адрес. Это рядом, на Сухаревской площади.

Сажусь в машину, еду.

Конечно, сейчас-то я понимаю, что поступил как наивный мальчишка, доверился людям, у которых конкретная задача, а возможно, и задание – крамолу найти, виновность доказать, в камеру посадить.

Но тогда в голове было одно – ошибка, с кем не бывает, разберемся без лишнего шума, без огласки, без рекламы, а то ведь, по сегодняшним временам, от тебя ведь отшатнутся все с перепугу! Вот сейчас встретимся, поговорим и все выяснится. Беспокоиться не о чем. Что они со мной мо гут сделать? Не воровал, не спекулировал, не мошенничал. Торговлей никогда не занимался. В торговле многое случается. Но я далек от этой деятельности, слава богу. Не потому, что торговать – это плохо, или преступно, просто я этого дела не знаю. И никогда этим не занимался.

Может, что-нибудь связанное с Джавабой? Но это вряд ли, Джаваба работал самостоятельно, сам проводил свои сделки, оформлял и подписывал договора, контракты, получал и распределял деньги. Да, что-то выплатил нашей фирме. Но на эту оплату у нас с ними подписан договор, по которому они, Джаваба и его люди, пользуются нашим юридическим адресом, арендуют в нашем офисе служебные кабинеты, используют наши телефоны, компьютеры, другую аппаратуру.

Договор составлен в соответствии и в пределах законодательства. Пользовался Джаваба нашей фирмой почти два года. За это время что-то выплатил живыми деньгами, из них 70 процентов ушло на зарплату его же людям, остальное не покрыло и десяти процентов затрат на содержание офиса, не погасило задолженности по телефонным разговорам.

А наговаривали они всей бригадой по восьми установленным для них телефонам помногу. За время пребывания у нас в офисе эта бригада задолжала нам к тому времени уже более семисот миллионов рублей. Пообещали вернуть, даже расписку написали – и Джаваба, и Тан, и Ким – все трое подписали, но исчезли надолго. А после моего ареста – навсегда.

Эти два года, что жили у нас и пользовались нашей Компанией, ежедневно обещали какие-то выгодные сделки, богатые кредиты зарубежных банков, приводили каких-то людей, посредников, представителей разных фирм, банков.

Мы однажды позвонили по одному из переданных Кимом телефонов офицера Бельгийского Банка, нам ответили – «какой банк, это квартира, никогда по нашему телефону никакого банка не было, этот телефонный номер у нас уже много лет,» мы поняли после этого, что дело имеем с жульем и при очередной нашей встрече, когда Джаваба и его подручный, Воронежский «бизнесмен», предложили мне очередную «выгодную» сделку, я им просто указал на дверь. Надоело, врут, живут «на халяву», делают какие-то свои дела за моей спиной, но чуть ли не под моим именем, постоянно обещают – вот-вот появятся деньги, мы с тобой рассчитаемся – завели свои счета в нескольких банках, торгуют в разных городах – то бензином, то цементом, недавно пришлось объясняться в налоговой полиции – пришло представление – «торгуете бензином в Воронеже» а я об этом ни черта не знаю. Звоню Джавабе – что за торговля? – «не волнуйтесь, Георгий Александрович, я разберусь, все улажу» – и действительно, больше из «полиции» звонков не было – в общем все подозрительно, везде явный «криминал», на кой черт мне это надо – сказал им, ребята, хватит, надоело, знать вас больше не знаю.

Не может же такого быть, чтобы именно они сделали «подлянку», подставили человека, давшего им пристанище, имя, человека, который принял их за честных людей, ввел в знакомство с солидными, уважаемыми предпринимателями, дал возможность открыто заниматься своим бизнесом. Легальным бизнесом.

Если это так – что же это за «зверье» такое? А, может, и их ко мне подослали, как это уже было не раз? Нет, не укладывается все это в моей голове, не воспринимает этой подлости мой, привыкший к порядочности, подавленный такой низостью, мозг.

Офис у меня опустел после их ухода. Я оставил себе кабинет, приемную, помещение для бухгалтерии и комнату для работы посетителей, остальное сдал в поднаем и этим жил в последние месяцы. Я распустил охрану, отказался от юристов, заблокировал некоторые программы, оставил пока Ярославское жилищное строительство, ищу новые варианты коммерческой работы. Деньги пока есть, на текущие расходы хватает сборов за аренду, спешить мне некуда.

И вот, когда я совершенно не защищен, без охраны, без юристов, именно сейчас этот погром, обыск, следствие. Случайность? Не бывает таких случайностей. Кто-то меня «пасет», подставляет.

Ладно, не паникуй, приедем – разберемся. Я въезжал на Сухаревскую площадь.

В Кургане, на углу улиц Вольнопожарной и Куйбышева, стоял старый купеческий дом, большая усадьба, во дворе амбары сад огромный, подвалы, погреба. У амбаров широкие и высокие мостки, на сваях, за ними массивные амбарные ворота, заборы, засовы, замки. Все это вызывало у нас, пацанов, огромный интерес и любопытство. Было где поиграть и в войну, и в «багдадского вора», недавно показанного в наших кинотеатрах.

Купеческий дом при советской власти разделили на множество квартир и комнат, в них проживали современные «пролет арии». Относились мы к ним не только скептически, но и враждебно – вот-де новые блатные работяги, все живут в коммуналках, а они, смотри-ка, в отдельных квартирах.

Но в одной из таких квартир жил удивительный человек, звали его Семен Прокопьевич. Инвалид, у него каким-то образом, историю он никому не рассказывал, а спрашивать никто смелости не набирался, была повреждена одна нога. Ходил он с трудом, с палкой, иногда с костылем, когда очень болела нога, ходил этак вычурно, сделает шаг, потом круговым движением выставлял больную ногу куда ему надо было, опирался на палку и снова шаг, здоровой уже ногой. Мы над ним сначала потешались, потом помогали при разных там уличных переходах, а потом и вовсе зауважали, когда он заступился за одну девчонку с нашей улицы.

У нее умерла мать. Отец на фронте. Девочке семь лет, взрослая уже, а ей предлагают детдом. Соседи возмущаются, но втихаря, на кухне. А Семен Прокопьевич вступился – я знаю отца, я буду отвечать за девочку, пока отца нет, а он вернется, я знаю, я с ним переписываюсь, не трогайте, не дам. В общем, девочку отстоял, она осталась в своей квартире и действительно дождалась отца.

Так мы узнали Семена Прокопьевича, узнала его вся улица, узнала и приняла за своего, зауважала.

Семен Прокопьевич работал в городском Драматическом театре, играл в оркестре на огромной, круглой трубе – Бас называется. Был он в оркестре «басистом». Инструментом своим очень гордился, исполнял свои басовые партии в театральной оркестровой яме всегда стоя. Сам большой, с этой своей большой трубой, стоя, казался огромным, грациозным. Мы и в театр-то ходили чаще всего для того, чтобы посмотреть на нашего Семена Прокопьевича, какой он величавый и особенный. И как он, раздувая щеки, выдавал свои «бух., бух, бух…»

В сорок втором году, Семен Прокопьевич, насмотревшись на беспризорность курганских пацанов, собрал самых активных из них у себя дома и стал создавать детский оркестр. Из ничего.

Проверял у ребят музыкальный слух, но не выгонял никого, даже и не найдя этого слуха.

– Ничего, по нотам сыграешь. А там гляди, что-то и появится.

Собрались самые активные, Саша, брат, конечно среди них. Семен Прокопьевич посадил вначале его на трубу, потом перевел на баритон.

– Губы у тебя, баритониста, толстоваты для трубы. – А на трубу посадил друга Саши, лихого впоследствии трубача – Валю Пушкарева. У Вали тоже, кстати, была повреждена нога, и этот оркестр Семена Прокопьевича, и эта труба подняли Валю в собственных глазах, смирили с увечьем, помогли вырасти Личностью!

Комплект инструментов Семен Прокопьевич выпросил в театре. Он сам расписывал ноты и медленно, трудно, терпеливо учил. Ребята занимались увлеченно. Они рассаживались по своим местам с инструментами и под легкие хлопки Семена Прокопьевича пели по нотам – мычали партию своего инструмента. Семен Прокопьевич садился в большое кресло на колесах, прямо при входе. Ребята сидели в глубине комнаты, лицом к двери. Семен Прокопьевич видел всех и легко общался с теми, кто входил.