Юконский ворон - Сергей Марков

После скитаний по острову Загоскиным обычно овладевала жажда общения с людьми. Тогда он, по выражению Таисьи, «блажил». Его можно было увидеть у палисада крепости, в том месте, где к ограде примыкали шалаши индейцев и землянки алеутов. Он без цели бродил там, дарил детям и женщинам цветной бисер, разговаривал с охотниками и рыбаками. Он был щедр. Бисерные нити лежали у него в карманах, в сумке, и он раздавал их, не считая.

? Сколько аршин роздал? ? сокрушалась Таисья Ивановна. ? Да он бы тебе, бисер-то, пригодился самому. Те же деньги ? мехов бы себе наменял у индиан. А то все даром пошло, через меру добрый! Вот они тебе за этот бисер нож еще когда-нибудь всадят в спину.

Не одобряла Таисья Ивановна и затею Загоскина ? сделать сетку для ловли колибри.

? Вот еще, дитя малое! Ну, ты их наловишь, а кормить чем будешь? Иди уж лучше бумаги пиши. Ты путешествию-то свою для главного правителя сделал? Ну, еще чего-нибудь пиши. Я тебе свечу сегодня переменила… Чем пичужек ловить, ты мне лучше пару тетеревей принеси, как в прошлый раз. Кузьма, сходи ты с ним на охоту завтра, али рыбы половите. В Колошинке-речке, сказывают, крупная рыба пошла. Невод я дам, его только починить малость надо. Иди, Кузьма, возьми его в чулане.

Загоскин заметил перемену в наружности Кузьмы, но все забывал спросить у индейца, чем вызвана эта перемена. У Кузьмы куда-то исчезла палочка из нижней губы. Все объяснила Таисья Ивановна.

? Я приметила, что он к картам пристрастен, и придумала, как палку у него отобрать. Все с ним в «подкидного» на огороде дулась, бисер да цукли у него выиграла. Потом говорю: «Кузьма, я табаку поставлю, а ты колюжку свою ставишь на кон». Ну, я колюжку выиграла. Он морщится ? неохота с таким добром расставаться, однако отдал. Я ее в тот же день в печку кинула; хватит, насмотрелась на эту срамоту! И сразу, как палку вынул, более стал на человека походить… А вообще он на редкость правильный индианин, и рассудительный, и по-русски знает все же. Он мне часто рассказывает, как вы с ним бродили. Пусть бы он здесь жил ? мне он нисколько даже не мешает, и опять руки у него добрые, по хозяйству все решительно может помочь… А с палкой я его здорово провела…

Однажды Загоскин послал Таисью Ивановну с запиской к отцу Якову, настоятелю ново-архангельской церкви. Священник славился как любитель книг. В его ведении находилась знаменитая библиотека Русской Америки, привезенная еще Лисянским. Таисья Ивановна вернулась от священника с томиком, переплетенным в телячью кожу.

? Передавал, что держать можете сколько хотите, только чтоб никому другому не давать. Еще сказывал: пусть и Загоскин заходит, как время свободное будет. Тоже сочинитель отец Яков, вроде тебя. Ряску скинул, в жилеточке одной сидит и что-то все пишет. И про тебя спросил: «Сидит, поди, сочиняет?» И книг ? ужас просто сколько у него! ? умилилась Таисья Ивановна.

Загоскин раскрыл принесенную книгу «Современника» за 1836 год. В ней рассказывалась удивительная история белого человека, прожившего тридцать лет среди индейцев. Джон Теннер ? так звали его ? сочинил записки о своих скитаниях с охотничьим племенем. Об этих записках и рассказывал неизвестный автор большой статьи, укрывшийся под псевдонимом «The Reviewer». Загоскина поразило неравнодушие к судьбе человека, проданного индейцу Нетно-куа за табак и бочонок водки, сочувствие к диким племенам, скитающимся в лесах и пустынях.

«Обозреватель» подробно излагал содержание записок индейского пленника и особенно ценил сочинение за то, что жизнь он изобразил во всей ее суровой правде, чего не сделали ни Купер, ни Шатобриан.

«Эти записки драгоценны во всех отношениях. Они самый полный и, вероятно, последний документ бытия народа, коего скоро не останется и следов. Летописи племен безграмотных, они разливают истинный свет на то, что некоторые философы называют естественным состоянием человека». Эти слова «Обозревателя» Загоскин отчеркнул ногтем.

Другую фразу он выписал целиком, тщательно выводя буквы. Он перечитывал эти слова несколько раз, думая, что они ? лучший эпиграф.

«Это ? длинная повесть о застреленных зверях, о метелях, о голодных дальних шествиях, об охотниках, замерзших на пути, о скотских оргиях, о вражде, о жизни бедной и трудной, о нуждах, непонятных для чад образованных…»

Загоскин думал о том, как верно выражено все в этих немногих словах. И он невольно вспоминал юконские вьюги, охоту на оленей и медведей, жилища народа кан-юлит, торжества охот и праздник мертвых. Ведь все это он видел своими глазами, прикасался ко многому своими сильными руками. Но его часто мучили сомнения, как описать все это не только с точки зрения ученого. Научные описания у него получались. Но Загоскину хотелось иного. Как передать на бумаге картину северного сияния, серебряный грохот водопада, кружение радужных птиц над раскрывшимися цветами? Как показать душу индейца Кузьмы, рассказать о подвигах девушки-тойона Ке-ли-лын? И наконец, самым трудным Загоскину казалось писать о себе, особенно о тех мгновениях великого душевного напряжения, которые зовутся подвигом, любовью, отвагой и без которых немыслима была для него жизнь.

Он в отчаянии бросал перо, сознавая, что такой дар ? удел немногих, рвал на мелкие клочья то, что уже успел написать, хватал ружье и уходил на Лебяжье озеро стрелять уток.

? Задичал совсем мой Лаврентий, ? вздыхала вслед ему Таисья Ивановна. ? Ишь до чего книжки людей доводят! Напрасно я к попу ходила. Хоть бы женить парня на креолке, что ли… Да куда там! Говорил, что в России его какая-то ожидает.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В Ново-Архангельске произошло радостное для многих событие. Американский шкипер привел на корабле «Аргус» ром с Гавайских островов. Население крепости находилось в приятном возбуждении, и почти все жители Ситхи ходили на пристань смотреть, как с корабля на берег по деревянному молу перекатывали бочки с клеймом «РАК» ? «Российско-Американская компания». Один вид огромных посудин с крепкой влагой наполнял сердца ситхинцев трепетом. Ром распределяли с большой оглядкой, но каждый надеялся его получить. Так, многие переводили на ром подлежащие возврату долги, другие умоляли непьющих, но имеющих право на получение рома уступить свою порцию за деньги или меха. Шинкари ходили по крепости с важным и неприступным видом, давая понять, что теперь от них зависит многое. Несколько человек из промышленных сказались хворыми и захотели лечь в больницу, так как некоторым больным давали там за счет Компании ром. Главный лекарь, добрейший старик Флит, из кантонистов-выкрестов, привыкший к этим уловкам, покачивал головой и спрашивал: «Что болит?» У всех промышленных почему-то была ломота в руках и спине. Флит ласково щурился, долго сочувствовал, а потом проникновенно советовал «больным» ехать на Сандвичевы острова ? там вся ломота пройдет: в Гонолулу рому хватает.