Полночь мира (=Пепел Сколена) - Павел Буркин

  Рыцари рассыпались по деревне - и сразу она наполнился криками, стонами, плачем. Алки хватали за косы молоденьких девушек или молодух, вязали руки, вскидывали в седла и ехали в бывшее баронское поместье. Сам Тьерри положил глаз на Фольвед. Подъехал, свесился с седла, чтобы привычно - наверняка наловчился в предыдущих деревнях - схватить за косу, за ворот рубахи или хоть за женское покрывало. Фольвед ясно представила себе, как будет мять ее грудь этот белобрысый, убивший мужа, как его слюнявая, воняющая жареным луком, застрявшим в зубах мясом и пивом пасть коснется ее лица, как пьяные, гогочущие ублюдки раздвинут ей ноги, чтобы доставить удовольствие своему хозяину. Женщина гибко наклонилась, позволяя алку зачерпнуть рукой пустоту, отскочила и выхватила из-под ног увесистый камень.

  - Попробуй только - всю рожу расквашу, - шалея от ненависти и занося камень над головой, произнесла она.

  Алку ничего не стоило увернуться от камня, а потом чуть тронуть пятками конские бока, догоняя бегущую женщину. Но лучник только махнул рукой - мол, никуда не денется.

  - Я еще сниму покрывало с твоих волос, - усмехнулся он. Что означало: отняв у сотника Эгинара жизнь и меч, он вознамерился отнять и жену, ибо от века только муж имел в Сколене такое право.

  - Мой господин, эта девка...

  - Что, Гонтран? Что эта девка?

  - Это же Фольвед, вдова того сколенца, сотника. Король велел ее схватить, и...

  - Фольвед, - притворившись, будто не слышал последних слов подчиненного, произнес Тьерри. - Подходящее имя. И правда, спелая вишня. С косточкой... Та что он велел? Выдать эту вдову балграм?

  - Сир барон, это же приказ короля! Как можно ослушаться?! Х-ха, я слышал, сотник тяжко оскорбил тамошних Харванидов на военном совете, назвав их трусами и.... эээ... не мужчинами. Помните, Тьерри-катэ, что сделали с трупом?

  Тьерри поморщился. Враг - это враг, и церемониться с ним незачем. Но привязать тело за ногу к седлу и тащить волоком по земле до самого Балгра - это уж слишком. А ведь и сам король брезгливо морщился, когда возникала нужда общаться с предателем-главнокомандующим и его сыном. Едва ли Амори будет настаивать на точном исполнении уговора - тем более, что там, в Балгре, едва ли знают простую крестьянку в лицо.

  - Х-ха, представляю себе, что с ней будут вытворять...

  "Это уж точно, - подумал Тьерри. - Небось, мало вдове не покажется". Нот отчего-то отдавать ее балграм не хотелось. В конце концов, да кто они такие? Пусть этот Ардан обеспечил королю победу, угробив свою армию, но король наверняка бы победил и по-честному. Значит, по сути они не более, чем побежденные. Где это видано, чтобы побежденные ставили условия победителям? А без Фольвед он никогда сполна не ощутит вкус победы.

  - Значит, так, - распорядился новоявленный барон. - Найди какую-нибудь молодуху-вдову с тремя детьми, и посмазливее. Схвати её, отвези в имение прежнего барона и запри в подвале. В качестве вдовы отдадим ее. Только тихо, никому ни слова. Саму вдову схватишь якобы за непочтительность. Придумай, как это сделать, ты на таких делах собаку съел.

  - А они...

  - Они не знают ни имени вдовы сотника, ни ее внешности, ни как зовут детей. Пленных-то из этой деревни не было. Выяснить не у кого. Сойдет. И пусть хоть на куски их режут, мне плевать. А эту Фольвед я еще заставлю подарить детей мне - Алк Морской, как она хороша... У сотника губа не дура была. А пока, чтобы не скучать, поймай-ка мне вон ту девчушку. Будет у меня Фольвед - эту тебе отдам.

  - Тьерри-катэ, может, это уж слишком?

  - Женщины побежденных всегда принадлежали победителям. Так было, когда сколенцы завоевывали Алкию. Не вижу, почему сейчас должно быть иначе.

  - Слушаюсь.

  Алк из подчиненных Тьерри пришпорил коня, поймал удиравшую от другого солдата девчонку, сунул в рот драную рукавицу (на руке еще не зажили следы зубок предыдущей жертвы), заломил руки за спину. Девчонка вскрикнула - и обмякла в его руках.

  - Тьерри-катэ, вам подарок от жителей Гремящего Ручья - усмехнулся Гонтран. - Ее вроде Олтаной зовут.

  Тьерри лениво оглядел заплаканное лицо, мозолистой рукой потрогал едва наметившейся груди... Глаза барона заволокло паволокой желания. Не Фольвед, конечно, далеко не Фольвед - та подобна спелой вишне, а эта так, зеленое яблочко. Но на первое время сойдет. И перекинул девчонку через седло - точно как тюк с ковром.

  - Сойдет.

  Фольвед надеялась, что ценой Олтаны, соседской дочки, ценой сестры с тремя детьми, которая вообще исчезла невесть куда, ей удалось откупиться у судьбы. Наивная! Тьерри часто появлялся в селе, приглядывая, чтобы мешки с зерном наполняли до верху, чтобы скотина была самой упитанной и вкусной, а селяне, и особенно женщины, при его появлении кланялись до земли. Но каждый раз, проезжая мимо колодца, осматривая огороды и умываясь холодной водой Гремящего ручья, он видел стройную фигуру женщины, несущей к дому ведра, вязанку хвороста или идущую с крынкой молока. Ее легонько колыхавшиеся на ходу бедра манили взгляд, а полные, яркие губы разжигали желание. Прошла неделя - и Тьерри стал думать о ней непрерывно, даже когда задирал Олтане юбку...

  "Нет, так легко сойти с ума, - наконец решил он. - Неужели проклятый сколенский сотник окажется сильнее алкского пятидесятника?" Тьерри помнил, как Эгинар упал от его стрелы, вонзившейся как раз между лопаток. Помнил, как вывернул меч из руки обезображенного мертвеца: только хрустнули, ломаясь, стиснутые в предсмертной судороге пальцы. Пользуясь безнаказанностью, приказал стащить с павшего сотника и отстирать заляпанные кровью штаны и сапоги. Рубаха, увы, была рассечена мечом и проткнута копьем: даже если зашить, останутся швы, и будет понятно любому, что алкский пятидесятник, а теперь и барон не брезгует никакой рваниной. Штаны и сапоги оказались великоваты, но зато добротно скроены, а свое, алкское, что-то поизносилось.

  Владел он теперь и деревней сотника, был властен в жизни и смерти его близких. И только жена Эгинара ван Андрама оставалась ему недоступной, а оттого казалась еще более манящей. Если ее не покорить, не сделать его и только его, не заставить забыть о прошлом - он будет чувствовать себя просто мелким мародером, воришкой, забравшимся в чужой дом.

  Отшумели осенние дожди, отплакали вдовы и сироты, милосердно скрывая прошлое, на землю упал снег, и только Гремящий ручей звенел в каменистом русле, стойко сопротивляясь морозу. Его вода сверкала, будто хрустальная, пересекая бескрайние слепящее-белые поля. Обычно в такие дни молодежь садилась в сани - и ехала на посиделки в соседние деревни. А там уже ждало пиво, немудреные песни и танцы - и, конечно, девчонки. Какая из них - твоя судьба? Никогда не скажешь наверняка, и потому не пропусти ни одной посиделки.