На день погребения моего (ЛП) - Пинчон Томас Рагглз

  — Это веснушки? Почему они так светятся?

—  Воспоминания о паприке, —  пробормотала она, а вскоре уснула в его руках, нагая и мокрая.

Им казалось, что лучший план — держаться подальше от вокзала Сегеда, а вместо этого подняться на пароходе в Сольнок, сесть на местный поезд до Будапешта, а там в литерном вагоне через озеро Балатон в Прагергоф, где они сядут на поезд «Грац-Триест» и вторым классом отправятся в Венецию.

План казался достаточно изощренным. Но озеро Балатон выглядело слишком заманчиво, чтобы просто проехать мимо. Они сошли с поезда в Шиофоке и вскоре окунулись в воду среди сотен семей на отдыхе.

  — Какой-то стремительный побег.

  — На самом деле нам нужно двигаться быстрее.

  —  Впереди едут поезда, груженые шумящими турками.

  —  Размахивают мечами и маузерами, и тому подобное.

Они уже смотрели друг другу в глаза. Снова. Кажется, это могло продолжаться бесконечно.

 Солнце село, маленькие такелажники с баграми вернулись на свои родные дамбы, купальщики ушли, ловцы, fogások, подплывали ближе, чтобы посмотреть, что происходит, и это смущенное гляденье никак не заканчивалось. Где-то на террасе грянул танцевальный оркестр. Огни зажглись в ресторанах над водой, в садах и в номерах отелей, Кит и Далли оставались там до первой звезды, когда, словно им напомнили обо всем, чего они желали, они пробрались под кровлю своего номера, где, в роскоши тайного бегства, предпочитали проводить большую часть времени.

 —  Кто-то начнет тебя искать, да? —  спросил Кит.

— Не уверена. Думаю, им будет намного спокойнее, если я никогда не найдусь.

Солнечный свет из окна освещал ее сзади, когда она расхаживала по маленькой комнатке, внимательно наблюдая за ним. Страдая от избытка внимания в определенных кварталах, она привыкла осторожно относиться к тому, что говорит мужчинам, но более-менее нервничала, ожидая, когда Кит начнет расспрашивать ее о красочном прошлом. Не похоже, что он нарывался на драку, но мужчины — словно морской шторм, начнется прежде, чем вы заметите его приближение, и вот вас, растерянного, уже заливает вода. Она решила рассказать ему всё, что может. Кому еще она могла бы довериться? Вы доверяете людям, пока они вас не предадут, но альтернатива — никогда никому не доверять — превращает вас в очередного Клива Краучмаса, а в мире их уже и так достаточно.

 —   Кит, какую часть истории ты хочешь узнать?

   Она действительно только что это произнесла?

  — Какую часть истории я пойму?

—  Это во многом связано с международными крупными финансовыми операциями.

  —  О, нет, полагаю, это не связано с функциями комплексной переменной.

  —  В основном сложение и вычитание, но в известном смысле...

  —  Ты права, конечно, я просто растерялся...

— Нет, послушай..., — мысленно она зажала нос и согнула пальцы ног, и бомбочкой прыгнула прямо вниз, в свою историю с Кливом Краучмасом. Кит внимательно слушал, не заметно было, чтобы он впал в бешенство от ревности.

— Я шпионила за ним для одних людей, — в заключение сказала она, — и он об этом узнал.

 —  Значит, он опасен? Твой бывший кавалер?

—  Может быть. Я могла бы вернуться в Лондон, предполагается, что у меня будет небольшая роль в новом шоу, но прямо сейчас я не уверена, что должна это делать. Вероятно, будет лучше ненадолго залечь на дно.

  — О чем я сейчас думаю...

Она замерла, гладкие мышцы напряглись, микроскопические золотые волоски на ее голых ногах насторожились в лучах солнца.

—   ...так это о том, чем мы будем зарабатывать, пока я не найду работу в Италии?

—  О, денег будет достаточно. Об этом даже не волнуйся, моя дорогая головушка.

Но, честно говоря, она дала ему, вероятно, полторы минуты, чтобы он произнес что-нибудь неприятное вроде «Его деньги» или «Как ты должна зарабатывать?», прежде чем целеустремленно подкрасться туда, где он сидел, и двумя пригоршнями схватить его за волосы, и притянуть его милосердно молчаливое лицо к аромату ее киски.

Свет проникал не совсем так, как предполагается в церквях — не через посредничество священных образов на витражах, а через новую листву на деревьях на улице, дыры, выбитые в кирпиче артиллерией федералов, случайно мелькающие тени птиц и облаков. Была Страстная Неделя в Сьерре, ночью еще заморозки, но днем уже сносно. Иногда дул бриз с гор. Эта часть Чихуахуа пока что безопасна. Хотя федералы отвели войска Мадеро в Касас-Грандес, у них не было ни малейшего желания воевать на открытой местности, и в данный момент они оставались в своих гарнизонах.

Почти ежедневно кто-то умирал здесь после недавней битвы. Раненные лежали рваными рядами на древнем мозаичном полу, священник и доктор обходили их раз в день, женщины из города приходили, когда могли, если у них не было ребенка, за которым нужно присматривать, novio, жениха, с которым нужно проводить время или прощаться, семьи, в которой нужно оплакивать смерть, и пытались промывать раны, менять повязки, хотя стерильные бинты по эту сторону границы были роскошью.

Однажды Френк очнулся ото сна, ему снилось, что он бежит без усилий или боли на скорости, которую не могут развить даже кони, его не преследовали, он не преследовал, просто бежал без причины, наверное, так чувствуешь себя в раю. Пока он перемещался таким образом, легко и невесомо, он почему-то знал, что у него никогда не может быть никаких неприятностей. Перед ним, кажется, находился сгусток света, что-то вроде города после тьмы, ему стало интересно, что это может быть. Учитывая скорость его бега, он должен был вскоре там оказаться. Но тут вдруг он вернулся на пол разбитой церкви, неподвижный и голодный, среди запахов страдания и смерти, над ним склонилось лицо, которое он сразу узнал, человек закурил, а потом протянул Френку покупную мексиканскую сигарету.

  — Я видел, как тебя внесли.

Это был индейский шаман Эль Эспиньеро, который когда-то показывал ему, как летать.

  — Ну, ¿qué tal, amigo, как дела, друг? — Френк взял сигарету и вдохнул дым как можно глубже, учитывая состояние его ребер, как минимум одно из которых треснуло.

 Колдун брухо кивнул и зажег сигарету для себя.

—  Ты думаешь, что спишь, да, ¿verdad? Нет, так случилось, что моя деревня —  как раз вон там, — он взглядом указал на горы. —  Я был в Дуранго какое-то время, а теперь я здесь, ищу дона Хосе де ла Лус Бланко, — он бегло осмотрел повреждения Френка. —  Ты был в бою с ним и Мадеро.

  — Да. Я должен был находиться там.

 —  Но ты выздоровеешь. Всего одна пуля.

 — На одну больше, чем мне нужно. Остальные падали с лошадей под копыта других лошадей, и тому подобное.

— Лошади Чихуахуа — лучшие в мире, но они прекрасно об этом знают, и человек на земле для них мало значит, если он не из племени тараумара. Они уважают нас, потому что мы бегаем быстрее.

 — Эта лошадь была настолько добра, что протащила меня до оросительного канала, во всяком случае...

Френк выдохнул клуб дыма в мимолетный луч солнца, а колдун брухо с терпеливым интересом наблюдал, как он рассеивается.

  — Тебя кто-то ищет.

  — Я должен вскочить и смыться отсюда?

   Эль Эспиньеро рассмеялся.

  — Да, думаю. Это твоя другая Эстрелла.

 —  Она здесь?

 Да, и под ручку с каким-то невозможно смазливым мексиканским типом. Не удивительно. Френку хотелось бы снова уснуть.

  — Это Родриго.

  — Mucho gusto, очень приятно, — кивнул Френк.

Ладно, она ведь не собиралась всю жизнь путешествовать одна, кроме того, пощадите, сейчас она еще красивее, что бы это ни значило, чем два года назад, уже почти три, солнце на ее лице и в волосах, не изящная игрушка 22-го калибра под женственным платьем, а надежный кольт, привязанный, он не мог не заметить, к одной из интересных ножек в походных габардиновых бриджах.

Старина Родриго смотрел на Фрэнка с некоторым пренебрежением, вероятно, так мексиканские помещики смотрели на гринго, который выпал из седла и позволил затоптать себя нескольким лошадям, так что ситуацию нельзя было назвать бесконкурентной. Нельзя сказать, что Фрэнк его в этом винил.