Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант

Канта он посещал почти так же часто, как и курсы по медицине, а его страстный интерес к философии сделал его любимым учеником Канта.8 Окончив медицинский факультет, он вернулся в Берлин и вскоре завоевал репутацию не только как врач, но и благодаря своим лекциям по философии. Его лекции и демонстрации по физике привлекали видную аудиторию, включая будущего короля Фридриха Вильгельма III.

Его жизнь была одновременно и яркой, и печальной благодаря браку с Генриеттой де Лемос, одной из самых красивых женщин своего времени. Она превратила его дом в салон, соперничающий с лучшими салонами Парижа. Она оказывала гостеприимство и другим еврейским красавицам, включая дочь Моисея Мендельсона Брендель — впоследствии Доротею — и Рахель Левин, будущую жену дипломата-автора Варнхагена фон Энзе. Вокруг этих трех граций собиралась как христианская, так и еврейская знать, и христиане были в восторге, обнаружив, что они обладают не только умом, но и телом, и к тому же весьма авантюрны. Мирабо посещал эти собрания, чтобы обсудить политику с Маркусом, а чаще — поразмышлять на более тонкие темы с Генриеттой. Она наслаждалась восхищением христианских знатных особ и вступала в «двусмысленные отношения» то с просветителем Вильгельмом фон Гумбольдтом, то с философским проповедником Фридрихом Шлейермахером. Тем временем она побудила Доротею, которая вышла замуж за Симона Вейта и родила ему двоих детей, оставить мужа и дом и жить с Фридрихом фон Шлегелем, сначала как его любовница, а затем как жена.

Таким образом, свободное смешение иудеев и христиан имело двойной эффект растворения: оно ослабило веру христиан, когда они обнаружили, что Христос и его двенадцать апостолов задумывали их религию как реформированный иудаизм, верный Храму и Моисееву кодексу; и оно ослабило веру иудеев, которые увидели, что верность иудаизму может стать серьезным препятствием в погоне за приятелями и местом. В обоих лагерях упадок религиозной веры подрывал моральный кодекс.

IV. МОРАЛЬ

Кодекс покоился на вере в бога доброго и ужасного, поощряющего каждое смиренное обращение, следящего за каждым поступком и мыслью каждой души, ничего не забывающего и никогда не отказывающегося от права и власти судить, карать и прощать, бога любви и мести, хозяина, в его средневековой форме, рая и ада. Это мрачное и, возможно, необходимое вероучение все еще сохранялось в массах и помогало духовенству, юнкерам, генералам и patres familias управлять своими стадами, крестьянами, войсками и домами. Периодические войны, торговая конкуренция и необходимость семейной дисциплины требовали формирования у молодежи привычки к послушанию и прилежанию, у девушки — обворожительной скромности и домашнего искусства, у жены — терпеливой самоотдачи, у мужа и отца — сурового умения командовать.

Обычный немецкий мужчина был в основном добродушным, по крайней мере в таверне; но перед женой, детьми, конкурентами и сотрудниками он считал нужным держаться торжественно. Он много работал и требовал того же от тех, кто находился в его подчинении. Он почитал традиции как источник мудрости и опору авторитета; старые обычаи позволяли ему решать повседневные задачи и поддерживать контакты с экономией и удобством. Он считал свою религию священным наследием и был благодарен за то, что она помогла ему воспитать в детях вежливость, систему и уравновешенность. Он отвергал революцию, которая погубила Францию, и «Бурю и натиск» немецкой молодежи как безрассудное разрушение устоявшихся отношений, жизненно важных для порядка и здравомыслия в доме и государстве. Он держал в подчинении жену и детей, но умел быть гуманным и любящим в своей домашней манере, и трудился безропотно, чтобы удовлетворить их телесные и душевные потребности.

Его жена приняла ситуацию без особого сопротивления, поскольку согласилась с тем, что большая семья в небезопасной стране, окруженной потенциальными врагами, требует суровой и твердой руки. В доме, подчиняясь мужу и закону, она была признана авторитетом и почти всегда была вознаграждена любовью своих детей на всю жизнь. Она довольствовалась ролью «оправданной матери детей».9 которая посвятила себя завоеванию земли и продолжению рода.

Но были и другие голоса. В 1774 году Теодор фон Хиппель, опередив Мэри Уолстонкрафт на восемнадцать лет, опубликовал «О браке» — мужскую защиту женского освобождения. Он возражал против клятвы невесты в повиновении; брак должен быть партнерством, а не подчинением. Он требовал полной эмансипации женщин — не только права голоса, но и права занимать должности, даже самые высокие; он отметил несколько великих женщин-правительниц эпохи — Кристину Шведскую, Екатерину Российскую, Марию Терезу Австрийскую. Если полная эмансипация не будет принята в качестве закона, «Права человека» должны быть более честно названы «Правами мужчин».10

Германия его не послушала, но под влиянием Французской революции и распространения радикальной литературы в Германии в конце XVIII — начале XIX веков появился такой шквал эмансипированных женщин, с которым по количеству может сравниться только наше время, по блеску — только Франция XVIII века, а по дьявольскому разврату — никто не превзошел. Романтическое движение в литературе, вторя средневековым трубадурам, идеализировало женщину уже не как мать, подобную Деметре, и не как девственницу, подобную Марии, а как пьянящий букет физической красоты и интеллектуальной живости, с оттенком скандала для завершения приманки. Мы уже отметили Генриетту Герц и Доротею Мендельсон; добавьте сюда Каролину Михаэлис (дочь геттингенского востоковеда), которая, будучи вдовой революционера, вышла замуж за Августа фон Шлегеля, развелась с ним и вышла замуж за философа Шеллинга. Добавьте Терезу Форстер, которая соперничала с мужем в республиканском пылу, оставила его, чтобы жить с саксонским дипломатом, и написала политический роман «Семья Зельдорф», который произвел фурор в Рейнской области; «по интеллектуальной силе, — писал Вильгельм фон Гумбольдт, — она была одной из самых замечательных женщин своего времени».11 Добавьте Рахиль Левин Варнхаген фон Энзе, чей салон часто посещали дипломаты и интеллектуалы Берлина. Добавьте Беттину фон Арним, которую мы видели порхающей вокруг Бетховена и Гете. И те культурные, не совсем революционные женщины, которые затмили Гете в Веймаре: герцогиня Луиза, Шарлотта фон Кальб, Шарлотта фон Штайн.

В крупных городах Германии это освобождение женщин, естественно, сопровождалось ослаблением моральных ограничений. Король Фридрих Вильгельм II ввел моду на любовниц, а в следующее царствование принц Людовик Фердинанд превзошел его. Браки по любви множились, поскольку молодые люди отказывались от прелестей собственности ради экстаза романтики. Стареющий