Такой была наша любовь - Мари Сюзини
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Очаровательная англичанка Белла — я не забыла ни ее имени, которое так шло к ее коротким белокурым вьющимся волосам со светлыми, почти белыми прядями, ни этой прически под пастушка, наполовину закрывающей выпуклый, детский лоб, ни этого лица с легкими веснушками, — очаровательная Белла исчезла. Куда она уехала? В какую страну? А может, осталась жить в Париже? Мне хотелось бы увидеть ее еще раз, узнать, что с ней стало, изменилось ли с годами это красивое лицо? Может, наконец появилась тень в ее глазах цвета драгоценного металла? Или жизнь так и не оставила в них следа? Я не забыла то мартовское утро, когда она внезапно появилась и так же внезапно исчезла, — то утро, когда солнце наконец показалось над Парижем после стольких месяцев дождя. Я села к столу, и мои «пузыри» начали принимать необычные, причудливые формы. Я писала всюду: «Она плакала… плакала… плакала…» Я писала бог знает что, не думая ни о рассказе, ни о картинках, я все еще видела перед собой Беллу, слышала ее звонок, ее голос, произносивший: «You see». Дрожащая рука не слушалась меня. И рядом не было никого. Никого! Только мерно качался маятник часов. «Трах! Бах! Бух! Шлеп!» — мои «пузыри» лопались где попало и как попало. На бумаге возникали напряженные лица, застывшие, круглые, черные, как фишки лото, глаза, уставившиеся на меня… Белла, благовоспитанная Белла оставила меня одну с моими «пузырями». И я должна была одна продолжать эту историю.
В течение двух или трех дней я не могла работать, я не могла видеть свои «фуметти». Матье ничего не понимал. Я запаздывала, заказчики торопили меня. «Ну послушай, это же совсем нетрудно, — говорил Матье, — рисуй что придется». Я снова взялась за работу, но все валилось у меня из рук, и я по-прежнему не успевала… Матье знал, что я могу, весело напевая, работать целыми днями и делаю рисунки очень быстро. Теперь же он ничего не мог понять… Все валилось у меня из рук, решительно все. Надо, видимо, отказаться от всей этой чепухи. Я утратила не только привычный ритм, но, наверное, и свой стиль, свою манеру. Матье испугался, что я брошу «фуметти». И это тогда, когда я стала зарабатывать очень хорошо! Я помню, как получила свои первые деньги. Я тогда сразу же подумала о нем и купила ему часы — правда, не золотые — и трубку, настоящую пенковую трубку фирмы Гермес, отделанную кожей. Он оставил ее на капоте машины Патрика, когда они остановились у бензоколонки, а по возвращении из поездки в Таормину у него не оказалось и часов.
Матье тщетно пытался понять, что со мной случилось. Да, ты пытался понять, Матье, и даже спросил меня однажды: «Ты ждешь ребенка?»
VI
Они разговаривают спокойно, как люди, чья любовь давно уже лишена страсти, люди, которых связывают семейные отношения, но духовной близости уже нет, хотя они и дышат днем и ночью одним воздухом. Они могут возобновить разговор на том же месте, на каком прервали его накануне, а быть может, несколько недель назад, — ведь мысли заняты совсем иным, и то, что произносится вслух, не имеет ни малейшего значения и может ждать месяцы и годы… Не имеет ни малейшего значения и то, о чем не говорится, — то, что навсегда осталось в памяти, осталось в душе. Спокойное доверие, неподвластное времени, — ведь столько лет прошло с тех пор, когда они потеряли друг друга…
— Ты ведь так и не объяснила мне…
Слегка наклонив голову, Фабия снимает обручальное кольцо и играет им. Кольцо легко соскользнуло с тонкого пальца, словно оно было велико ей. Матье наблюдает за ней.
— И все же, — говорит он. — Жорж и ты…
Она снова надевает кольцо.
— Жорж… Какой Жорж?.. Ты сказал: Жорж?
Она с недоумением глядит на него.
— Ну да, конечно.
— Но кто это?
— Ты забыла?.. Невероятно!
— Нет. В самом деле не помню… Видимо, это было слишком давно…
Они сидят очень близко, кажется, будто Матье, слегка откинувшись назад, обнимает Фабию.
— Я часто думал, что с тобой стало… Где ты…
— Как, опять пить? — говорит она. — Я не могу больше…
Матье не заметил, как подошел улыбающийся гарсон, который принес на подносе два стакана. Он ставит стаканы на стол и смотрит на них все с той же улыбкой, вопрошающей и нерешительной.
— Я не заметила, как ты его подозвал.
Матье улыбается.
— Да нет, это он сам… И правильно сделал.
Фабия проводит рукою по лбу.
— Боюсь, что я уже слишком много выпила.
— Ты думаешь? Ровно столько, чтобы чувствовать себя хорошо…
Она смотрит на него в нерешительности.
— Но я чувствую себя хорошо. Вполне хорошо… Только мне пора домой.
— Нет! Еще нет!
Он произнес это быстро, слишком быстро. Она улыбается. Закусив губу, он добавляет уже совсем иным тоном, спокойным и рассудительным:
— Надо подождать, пока на улице станет немного потише… Может быть, ты хочешь есть?
— Нет, нет, мне хорошо и так.
Какая-то девушка демонстрирует свое искусство на стеклянной площадке для танцев. Она летает и вихрем кружится вокруг своего партнера. На ней очень короткое облегающее платье из цветастого трикотажа. Освещенная