Сексуальные преступления как объект криминологии - Николай Исаев

V. Целомудрие не есть высшее благо при полном воздержании.

VI. Простой блуд, блуд неженатого с незамужней, не является грехом.

Эти тезисы отражают совершенно новую ментальность и служат фоном для формирования новых стандартов человеческого поведения.

Еще одним феноменом Средневековья, оказавшим значительное влияние на сексуальное поведение, можно считать появление куртуазной любви. Исследователь средневековой культуры Ж. Ле Гофф пишет: «…генезис куртуазной любви даже на уровне фактических представлений остается непроясненным», «дискуссия об интерпретации еще не завершена».[263] Одним из возможных подходов к рассмотрению данного феномена может выступать сценарий инверсии власти в гендерных отношениях. Ж. Ле Гофф отмечает: «…характер этой любви, вдохновляемой связями между сеньором и вассалом, когда вассалом выступает дама, представительница прекрасного пола».[264] Этому способствовал ряд условий, наиболее значимым из которых представляется примогенетура, когда неделимое имущество наследовалось в феодальных семьях только старшим сыном, остальные дети стали формировать «бедное богатое» сословие и вынуждены были искать материальное благосостояние за счет брака. Еще одно условие формирования куртуазной любви психологический протест против сексуальной морали феодального общества.

Доказательства сексуальных преступлений в каноническом праве особой проблемы не составляли, так как использовался институт исповеди, существовали показания «добропорядочных» свидетелей и в арсенале всегда была возможность проведения ордалий. Однако для светского правосудия проблема доказывания в суде становится актуальной уже со времен «Эклоги». Так, титул XVII, § 27, гласил: «И расследование дела о прелюбодеянии должно быть проведено с большой тщательностью, и судьи должны рассмотреть, что из себя представляют обвинители в этом процессе. И если обвиняют ее собственный отец, или муж, или брат, или мать, или дядя, то основание иска является более достойным доверия. Если же обвинителями являются чужие, должно быть установлено по правилам, каково поведение этих лиц, и это должно быть подтверждено в отношении их и у каждого должны быть затребованы доказательства по делу. И если они докажут факт наличия связи, то да будет отрезан нос и у развратника и у развратницы. Если же не докажут, но сделали обвинение из вражды, то подлежат как клеветники такой же каре».[265]

Часто вопросы сексологического характера возникали как обоснования расторжения брака, для чего проводилось освидетельствование жены и даже мужа. Пример такой «сексологической экспертизы», относящейся к XIV в., приводит в своей монографии R. Н. Hilton: «Семь добропорядочных женщин назначались для того, чтобы подтвердить девственность жены, и в большинстве судов выставлялись семь добропорядочных мужчин, чтобы засвидетельствовать импотенцию мужа. В судах Йорка и Кентербери считали, что и последнее лучше поручать добропорядочным женщинам. В документированном деле в Йорке одна из «добропорядочных» женщин обнажала груди и согретыми у помянутого огня руками держала и растирала пенис и яички помянутого Джона. И она обняла и часто целовала помянутого Джона и возбуждала его, насколько могла, показать его мужество и потенцию, убеждая его, что стыдно ему не доказать там и тогда, что он не мужчина».[266]

В эпоху Возрождения в Венеции перед юристами стоял открытым вопрос, считать ли в юридическом смысле изнасилование блудом или разбойным нападением, при этом оно не относилось к категории тяжких преступлений. «Превращение женщин в жертв насилия не воспринималось как предмет серьезной озабоченности в силу предвзятого представления о якобы маловажности данного явления».[267]

Эпоха Реформации, раскола римско-католической церкви помимо чисто теологических причин несла в себе и особенности сексуального поведения. Основными моментами применительно к сексуальному поведению являлись: (1) возможность упрощенной процедуры развода, (2) значительное сужение границ инцеста, (3) предпочтение брака целомудрию, в том числе для клира. Своим последователям Лютер говорил: «Берите себе в супруги кого хотите, крестных родителей, крестников, дочь или сестру восприемника и не обращайте внимания на эти искусственные, высасывающие деньги препятствия».[268]

За период Средневековья происходит значительное сокращение функций семьи. В частности, власть переходит в руки судов, религия становится функцией церкви, и размеры семьи находятся в обратно пропорциональной зависимости от государства: когда последнее слабело, преобладала большая семья, когда государство набирало силу, семья становилась нуклеарной. Контроль и регуляция сексуального поведения, в том числе внутри института брака, перешли к церкви.

Древняя Русь, по мнению H. М. Карамзина, получила свои «гражданские уставы» от скандинавов («главная цель общежития есть личная безопасность и неотъемлемость собственности»[269]). Характеризуя нравы славянских племен до принятия христианства, H. М. Карамзин писал: «Древние писатели хвалят целомудрие не только жен, но и мужей славянских. Требуя от невест доказательства их девственной непорочности, они считали за святую для себя обязанность быть верными супругами. Славянки не хотели переживать мужей и добровольно сжигались на костре с их трупами. Вдова живая бесчестила семейство».[270] Цитируя Нестора, H. М. Карамзин также отмечает: «Поляне были образованнее других, кротки и тихи обычаем; стыдливость украшала их жен; брак издревле считался святой обязанностью между ними; мир и целомудрие господствовали между ними. Древляне же имели обычаи дикие, подобно зверям, с коими они жили среди лесов темных, питаясь всякою нечистотою; в распрях и ссорах убивали друг друга; не знали браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов, но уводили или похищали девиц. Северяне, радимичи и вятичи уподоблялись нравами древлянам; также не ведали ни целомудрия, ни союзов брачных; но молодые люди обоего пола сходились на игрища между селениями: женихи выбирали невест и без всяких обрядов соглашались жить с ними вместе; многоженство было у них в обыкновении».[271]

Устав Святого князя Владимира в отношении регуляции сексуального поведения преследует блуд, кровосмешение: «…аже кто с сестрой согрешит… аже свекор с снохою сблудит… аже кум с кумою сотворит блуд… аже кто с мачехой сблудит», многоженство: «…аще кто с двумя сестрами падется…».[272]

Другим из наиболее древних исторических правовых документов является «Русская Правда», или «Законы Ярославовы». Этот исторический памятник правовой мысли аналогичен «варварским правдам» средневековой Европы, поскольку в нем прописаны светские нормы поведения, в основном относящиеся к уголовным правонарушениям, и отсутствуют религиозные и моральные догмы. Как отмечал H. М. Карамзин, в «Русской Правде» Ярослава нет упоминания о насилии над женщинами, так как последнее «казалось законодателю сомнительным и неясным в доказательствах».[273] Распространение насилия исходит из древних дохристианских брачных обрядов – «умыкание» или похищение невесты, которые упоминаются со времен летописца Нестора,[274] на тех «бесовских игрищах умыкаху жены себе, с нею же кто свещашеся».[275] Такая форма брака вызывала вражду между родами, которая в последующем трансформируется в «отступные» или «выкуп» невесты и далее в «прямую продажу невесты жениху ее родственниками по взаимному соглашению родни обеих сторон: акт насилия заменяется сделкой с обрядом».[276] Таким образом, происходит процесс сближения родов, родственники жениха и невесты становятся свояками, отражая новый процесс образования родства и образование «большой» семьи. Большая родовая семья Древней Руси как социальный институт отражала специфику наследственного права. Как писал С. М. Соловьев, «связь между старшими и младшими членами рода чисто родовая, а не государственная; единство рода сохраняется тем, что когда умрет старший или великий князь, то достоинство его вместе с главным столом переходит не к старшему сыну его, но к старшему в целом роде княжеском».[277]

Насилие как форма поведения не выступает в обществе Древней Руси как противозаконное поведение, о чем свидетельствует не только «умыкание невесты», но и «поле» в практике судопроизводства, судебный поединок: «…окончательное решение предоставляется оружию, чей меч острее, тот и берет верх. Кто одолеет в бою, тот и выигрывает дело».[278]

Важной особенностью «Русской Правды», не отягощенной религиозными догмами, является отсутствие телесных наказаний: «…виновный платил или жизнию, или вольностию, или деньгами». Телесное насилие было исключено из системы наказаний, так как оно само носило институциональный характер.