Дарий Великий заслуживает большего - Адиб Хоррам

присел на краешек и посмеялся над собой, потому что обычно так делали мама с папой.

Стандартный Родительский Маневр Альфа.

– Не смейся, – сдавленным голосом попросила Лале.

– Я не над тобой. Просто мама с папой всегда так садятся, когда приходят со мной поговорить.

Лале ничего не ответила.

– Не хочешь рассказать, что случилось?

И снова тишина.

– А я рассказывал тебе, как однажды подрался в школе?

Эти слова заставили Лале отложить раскрытую книгу и повернуться.

– Ты – подрался?

– Да, с парнем по имени Вэнс Хендерсон. – Я сморщил нос. – Он вечно надо мной смеялся, что само по себе было плохо. Но в тот раз он начал передразнивать мамин акцент.

Лале нахмурилась.

– Именно. И тогда я влепил ему kotak.

– Kotak mekhai? Ba posta das? – хихикнула Лале.

Когда мы были в Иране, кто-то из наших двоюродных братьев научил Лале этой фразе. Она означала: «Влепить тебе затрещину? Чтоб уши отлетели?»

После нашего возвращения Лале завела привычку говорить эти слова всякий раз, когда кто-нибудь ее доставал. А потом стала использовать их, чтобы рассмешить людей. И наконец она ей наскучила.

Но я был рад, что воспоминание о kotak mekhai все еще возвращало улыбку на лицо Лале.

– Уши у него, конечно, остались на месте. И тем не менее.

Лале снова захихикала.

– Так ты расскажешь, что случилось в школе? Обещаю, я не стану тебя осуждать. Или злиться.

Несколько секунд Лале внимательно разглядывала свои руки, потом ее плечи чуть расслабились.

– Я никого не ударила. Даже затрещину не влепила.

Это была отличная новость, но вслух я ничего не сказал, потому что обещал не осуждать.

– Я просто сказала Мике заткнуться. А нам не разрешают так говорить. Мисс Хоун утверждает, что это плохое слово. Хотя я не понимаю почему.

Я кивнул и спросил:

– Так почему?

– Почему это плохое слово?

– Нет, почему ты сказала ему заткнуться?

– Он опять назвал меня Лолли. Повторял снова и снова. – Голос Лале становился все тише. – А потом сказал, что наша семья – террористы.

Я резко вздохнул.

Я почти привык к тому, что меня называют террористом.

Почти.

Но мысль о том, что моей сестре пришлось с этим столкнуться, выводила меня из себя.

Как и то, что люди, знавшие Лале и нашу семью, говорили подобные вещи.

– Мне очень жаль, Лале. Я знаю, как это больно. Мне тоже так говорили. И обзывали по-всякому. Ты рассказала мисс Хоун о случившемся?

Лале опустила голову.

– Она мне и слова сказать не дала. Выдала штрафную карточку!

Штрафными карточками называли маленькие бумажки, которые означали, что учитель разочарован твоим поведением.

Одна карточка – это еще ничего, а вот три карточки в неделю сулили встречу с директором.

Но в девять лет мне тоже казалось, что в мире нет ничего страшнее штрафных карточек.

– Это нечестно, – вздохнул я.

У Лале задрожала нижняя губа.

Я погладил ее по волосам. Когда Лале была маленькой, они были тонкими и легкими, как пух, но теперь стали больше похожими на мои: густыми и кудрявыми.

– А Мике мисс Хоун вообще ничего не сказала?

Лале помотала головой и вытерла слезы.

– Меня никто не стал слушать. Бабушки сказали, что я сильно их огорчила. А мама на работе.

– А я был на игре, – закончил я вместо нее. – Прости, пожалуйста. Но сейчас я здесь. И готов тебя слушать.

Лале шмыгнула носом.

– Эй. Все хорошо. – Я развел руки в стороны. – Обнимашки?

Лале вылезла из-под одеяла и обхватила меня руками. Я притянул ее к себе, крепко прижал к груди и немножко покачал.

– Все будет хорошо, – пообещал я. – С мамой я поговорю. И мы со всем разберемся.

Я поцеловал Лале в макушку.

Я бы все на свете отдал, чтобы защитить сестру от Бездушных Приверженцев Господствующих Взглядов вроде Мики Как-Там-Его-Фамилия.

Меньше всего мне хотелось, чтобы она оказалась на моем месте.

Стала Мишенью.

– Я люблю тебя, Лале.

Я подоткнул Лале одеяло, поцеловал в лоб и ушел, оставив дверь чуть приоткрытой, как ей нравилось.

Попробовал дозвониться до Сухраба, но безуспешно. Наверное, он был в школе.

Бабушки уже легли, но я спустился на кухню, чтобы заварить себе Нью Витанаканду – цейлонский черный чай с глубоким мягким вкусом и нотками шоколада.

Потом я пил чай и делал домашку по алгебре. Мы дошли до логарифмов, в которых я никак не мог разобраться. И почему-то хотелось, чтобы Чип был рядом и помог.

Мне было не по себе от таких мыслей.

Даже стыдно.

Я уже заканчивал с алгеброй, когда загремела гаражная дверь.

– Привет, милый, – сказала мама. – Как твой день?

– Нормально. Лучше, чем у Лале. Ты слышала, что у нее случилось в школе?

Мама вздохнула и открыла холодильник. Достала упаковку бекона, вытащила ломтик и съела холодным.

Я хмыкнул.

– Что?

– А мне ты так делать не разрешала.

– Не было такого.

Я только улыбнулся.

– Было?

– Ага. И папа предлагал вместо бекона съесть яблоко или сельдерей.

Мама вздохнула и ссутулилась.

Никогда не видел ее настолько вымотанной.

– Мы были ужасными родителями, да?

Я моргнул. Раньше она так не говорила.

– Конечно, нет.

Мама вытащила еще один ломтик бекона и убрала пачку обратно в холодильник.

– Честное слово! – сказал я.

– Спасибо, милый. – Мама плюхнулась на стул рядом со мной. – Я просто устала. А теперь учительница Лале хочет, чтобы я пришла с ней побеседовать.

– Она рассказала тебе, что случилось?

– Сказала только, что у Лале в последнее время трудности в классе. А сегодня она повздорила с одноклассником.

– Он обозвал Лале террористкой. А еще парочка завели привычку коверкать ее имя – зовут ее Лолли.

Мама покачала головой и бросила взгляд на лестницу на второй этаж.

Я сглотнул.

– Лале говорит, это началось после того, как мы съездили в Иран.

Мама резко повернулась ко мне.

– И что ты хочешь сказать? По-твоему, нам не стоило ездить?

Я не понял, почему она вдруг разозлилась.

Что я сделал не так?

– Я не это имел в виду.

Мама сердито фыркнула.

– Ну правда. – Я накрутил низ футболки на палец. – Если бы мы не поехали к Бабу, то жалели бы об этом до конца жизни.

Вся сердитость разом схлынула с маминого лица.

– Просто… До нашей поездки Лале ничем не выделялась. И к ней относились как к белым детям. Но теперь…

– Персы вообще-то белые.

Я прикусил губу.

То, что в медицинских документах мы ставим галочку в нужном пункте, не делает нас белыми в полном смысле этого слова.

Когда в школе узнали, что моя мама из Ирана, отношение ко мне разом изменилось.

И с Лале одноклассники обращались не как с обычной белой девочкой.

– Она становится