Шаманы крови и костей - Айя Субботина

  Чем больше она говорила, тем сильнее Арэна разбирала досада. Таремка права, со всех сторон верны ее слова. Только отчего же легче не становится? В середке пусто и липко, словно в болоте. Мысли разбегаются, словно потревоженная мошкара, стоит только потянуться хоть за одной. Дасириец потер лоб, мысленно уговаривая себя хоть на короткое время забыть об окровавленной Бьёри. В самом деле - зачем бы Рашу убивать девушку? Чтобы досадить ему?

  - Раш говорил, что сестра его нас всех перережет, если узнает, что он попался, - вспомнил дасириец.

  - Говорил, - согласилась таремка. - Думаю, не врал, чтоб себя выгородить.

  - Ее нужно найти! - Арэн бросился к двери, не обращая внимания на протесты таремки.

  В зале было шумно и многолюдно. У дасирийца зарябило в глазах от обилия пестрых одежд, скроенных на самый хитроумный лад. Должно быть, в Рагойр прибыло сразу несколько караванов: среди посетителей "Лошадиной головы" появилось много смуглокожих жителей Иджала и черных эфратийцев. Высмотреть среди разномастной братии хозяина оказалось делом не из легких. Арэн сомневался, что Бьёри могла убить румийка - она казалась такой же беспомощной и худой, как Хани, только немного опережала северянку в росте, а Бьёри была девушкой рослой и вряд ли так просто дала бы себя убить. С другой стороны, Арэн не раз становился свидетелем тому, как щуплый Раш разделывался с теми, кто был вдвое больше его самого. К тому ж Фархи - румийка. Кто знает, какими погаными заклятиями она пользовалась, чтоб усилить свое тело. Дасириец только теперь вспомнил, что так и не выспросил у карманника, как так вышло, что румийцы вовсе не те, кем их привыкли считать. Ни сам Раш, и его сестра, не походили на кривых, побитиях разными хворями и проказами, уродов. Арэну захотелось хорошенько врезать себе за все совершенные промашки.

  Когда взгляд дасирийца заприметил среди прочих хозяина гостиницы, дасириец не мешкая бросился к нему. Мужчина, завидев его, нахмурился и, едва Арэн поравнялся с ним, начал трещать про то, что девушку уже взяли служители и скоро она отправиться в мертвое царство. Арэн сглотнул, поблагодарил его, чувствуя, что голова снова становится тяжелой, будто храмовый колокол.

  - Я разыскиваю пилигримку, - поспешно сказал дасириец. - Красивая девушка, вот такого роста, очень худая, темноволосая. Ее нельзя было не приметить, почтенный.

  - Одну еще не схоронил... - заворчал мужик, но Арэн вцепился в его плечи железной хваткой, возвращая к своему вопросу. - Отбыла нынче с рассветом ваша красавица, господин. Только странная она пилигримка: никогда ни я, ни прислужницы мои не видали, чтоб она молилась богам. Еще и сверх меры золота оставила, как съезжала. Откуда только взяла его; в мою молодость эти богомольные бедны были, что храмовые мыши.

  - Не сказала, куда направляется?

  Мужик крякнул, но тут же притих, напоровшись на тяжелый взгляд дасирийца.

  - Вы вот, господин, мне непременно станете докладывать, в какую сторону отправитесь и за какой нуждой?

  - Мы может и не станем, - раздался позади голос Миэ, и таремка нарочно повертела перед носом хозяина золотой монетой. - А вот кто-то из твоих мальчишек наверняка присматривает, кто и куда едет. Не мы первые, кто тебе такие вопросы задает, уж я-то вашу торгашескую братию знаю.

  Хозяин "Лошадиной головы" забрал монету, по привычке попробовал ее на зуб. "За жуликов он нас принимает что ли?" - подумалось Арэну, и дасирийцу пришлось собрать остатки благоразумия, чтобы сдержать гнев.

  - Видели, как она через западные ворота Рагойр покидала. Ехала одна, а лошадей две, и вторая - верховая, из дорогих.

  Сказал это - и тут же растворился между шумно болтающими эфратийцами. Арэн мысленно махнул на него рукой.

  - На запад здесь дорога одна только - в Дасирийские земли, - сказала Миэ.

  - Знаю. Как думаешь - для чего ей второй конь-то?

  Волшебница пожала плечами.

  - Она будто бы говорила, что отправляется на север, - вслух размышлял дасириец. Чтобы им с Миэ не мешали, чуть ли не силком усадил таремку на свободную лавку за столом, рядом с пирующими рхельскими купцами. Они так шумели, что смело можно было говорить в полный голос, не боясь быть услышанным. И все же дасириец не стал рисковать. - Если эта поганая девка едет обратно, туда, откуда только воротилась, значит, на то есть достаточная причина. Должно быть, они с Рашем еще раньше сговорились где-то встретиться. - Арэн тут же припомнил их разговор о судьбе Хани. Кажется, тогда оба они решили, что из Рагойра путь только на запад, в дасирийские земли, а уж оттуда - во все стороны света. Вряд ли карманник рискнул пойти на юг, в бесконечные степи - теперь там стало неспокойно из-за дшиверских кочевников. И уж точно они не воротились бы в Артум. - Если боги пристанут на нашу сторону, мы нагоним беглецов в пути. Собирайся, выезжаем без промедления.

  Миэ посмотрела на него с грустью.

  - И не простишься со своей северянкой?

  Он скрипнул зубами, но слова ее оставил без ответа. Судя по лицу таремки, он ей и не требовался. Они вместе поднялись в комнату, где по очереди переоделись. Пока волшебница приводила в порядок волосы и собирала свои пожитки, дасириец побрился. Когда небо заволокли сизые предзакатные облака, в комнату робко постучали: на пороге стоял один из служителей, который взялся проводить Арэна до места, где тело Бьёри должны были предать огню. Дасириец послушно последовал за ним. Служитель, совсем еще молодой, но уже с плешивой макушкой, смиренным тоном рассказал ему, что пути богов смертным неведомы, но если они забираю кого-то раньше срока, значит там, в мертвом царстве, тот человек нужнее. Арэн молчал. Он не знал, каким богам было угодно отобрать у него полужену и нерожденного ребенка, зато мог найти того, кто убил их.

  Глядя, как пламень жадно пожирает ложе из хвороста, на котором лежала северянка, дасириец принес молчаливую клятву богам: не найти успокоения, пока не будут наказаны его враги. Оба румийца. И предательницу Хани. И пусть Ашлон примет его клятвы, и станет стражем над ними.

  Арэн остался около погребального костра до последней тлеющей головешки. Он видел, как высохла Бьёри, как ее осенние волосы истлели, кожа почернела и осыпалась с мяса. Он не позволил себе закрыть глаза или отвернуться. Даже когда девушка превратилась в безобразный обгорелый скелет, он продолжал смотреть. Если Миэ права и Бьёри убила румийка, Раш и Хани все равно виновны. Ведь ради побега карманника северянка сварила дурман. И Арэн, будь он в ладу со своим разумом, ни за что бы не позволил Бьёри ходить в комнату к пленнику. Чем больше дасириец думал о череде совпадений, что привели к смерти девушки, тем яснее понимал - виновен и он сам, не меньше остальных, а, может, и больше. Все, что сталось - плата за доверчивость. А ведь отец бесчисленное количество раз увещал его никому не верить. Теперь-то Арэн понял цену тем советам, только заплатила ее ни в чем неповинная девушка. И младенец, которому не суждено было родиться на свет.