Брат лучшей подруги - Джосс Вуд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Готов к следующему? – весело спросила Роуэн. Себ улыбнулся:
– Удиви меня.
Он откинулся на локоть и чуть не подавился. Платье было оранжевым. Платье было гофрированным. Платье было ужасным. Себ хотел что-то сказать, но решил, что словами его кошмарность не передать.
– Что, настолько плохо? – Роуэн повернулась к зеркалу и рассмеялась. – Ой-ой! Я похожа на оранжевую помадку.
Себ рассмеялся:
– Думаю, правильно этот цвет назвать космический морковный. Сними, пожалуйста, и мы его сожжем.
– Неплохая идея.
Увидев, как оранжевое платье летит к сундуку, он представил почти обнаженную Роуэн за ширмой. Понадобились немалые усилия, чтобы усидеть на месте. В джинсах с каждой секундой становилось все теснее и теснее.
Следующие три платья были черными, соблазнительными и утонченными. Подложив оранжевое чудище в качестве подушки, Себ лениво вытянулся на полу, залитом рассеянным солнечным светом, проникавшим сквозь окна в крыше. Смотреть, как сексуальная женщина примеряет обтягивающие платья? Н-да! Можно придумать и более отвратительный способ провести день.
– Вот оно. Если и это не подойдет, сдаюсь. И еще я хочу бокал вина.
– Давай-ка посмотрим.
Себ повернул голову, и сердце в груди забилось чаще. Он медленно сел, глядя на Роуэн. Она изучала свое отражение в зеркале. Цвет платья с глубоким вырезом был между голубым и серебряным. Оно все состояло из кружева и оборок. Себ увидел, как сквозь кружево просвечивает прекрасная кожа Роуэн, и у него пересохло во рту.
Он помнил это платье. Помнил, как мать надевала его на вечеринку незадолго до того, как навсегда исчезнуть. Ему было двенадцать. Мать тогда, выходя, прижала его к себе. Он упирался и делал вид, что ненавидит ее объятия, хотя на самом деле обожал их. Лаура обнимала его очень редко, не была нежной и спонтанной, потому проявления ласки всегда впечатывались ему в память. В тот раз мать пахла ванилью, а ее волосы были собраны в высокую прическу. Спустя две недели Лаура исчезла. Навсегда.
– Оно мне очень нравится. Чудесное кружево. – Роуэн крутилась перед зеркалом. Себ не ответил, она обернулась, склонилась над ним и прижала прохладные ладони к его лицу:
– Себ, что не так?
Он попытался стряхнуть с себя грусть. Боль, которую обычно глубоко прятал, терзала его душу. Он попытался улыбнуться, но понял, что даже близко не получилось.
– Пожалуйста, пожалуйста, скажи мне.
Себ прикоснулся к ткани, которая легла складками на ее коленях.
– Это платье моей мамы.
– О, милый, извини. – Роуэн прижалась головой к его голове. – Я найду что-нибудь другое.
– На самом деле воспоминания приятные. Она надевала его незадолго перед отъездом. Обняла меня, назвала компьютерным гением, сказала… – Себ попытался вспомнить точные слова, но они со временем стерлись. – Как только мог у женщины вроде нее получиться такой умный ребенок. Что-то типа этого.
– Я смутно ее помню.
– И Калли тоже. Сколько тебе было, когда она уехала? Семь?
– Мне было семь, Калли шесть. – Роуэн подняла подол выше колен и села на покрывало рядом с Себом.
– Мне до сих пор ужасно жаль, что мамы не было рядом с Калли, когда она росла.
– Рядом с тобой ее тоже не было. Калли переживала ее исчезновение не так остро, как ты, милый. У нее была Яс. У нас обеих была Яс. Моя мама была увлечена учебой Питера и своей музыкой, на меня у нее не оставалось ни времени, ни сил. Так что, когда нам нужны были ласка и утешение, когда нам хотелось поговорить, мы шли друг к другу. Или к Яс, старой ворчунье. Она остра на язык, наверное, им металл можно резать. Без нее в Авельфоре странно.
Себ провел рукой по бедру Роуэн, понимая, что она пытается поднять ему настроение.
– Если бы она была здесь, ты бы в моей кровати не спала.
Роуэн рассмеялась и процитировала одно из любимых выражений Ясмин:
– Хочешь молока, купи корову!
Он улыбнулся, а когда снова взглянул на платье, улыбка поблекла.
– Она в Бразилии, в Сальвадоре. Пару месяцев назад попала в больницу с разрывом аппендикса.
Зачем он сказал это ей? Почему хотел, чтобы она знала? Впрочем, не в его духе сожалеть о сказанном. Он не разговаривал на такие темы с женщинами, с которыми спал. Он вообще ни с кем на такие темы не разговаривал.
Что такого в Роуэн, почему ему захотелось открыться, позволить ей заглянуть за стальные пластины защиты, которую он так тщательно возводил? Может, дело в том, что он давно ее знает? Она подруга Калли, а теперь и его. В этих глубоких темных глазах симпатия и понимание, а не жалость.
– Когда ты узнал, где она?
– Я всегда знал, где она.
– Но откуда?
– Чем я зарабатываю на жизнь, Ро?
– А-а-а. Себ снова потер ткань между пальцев.
– Я нашел ее, когда мне было шестнадцать. Она находилась в Праге. Я как-то откопал ее электронный адрес и написал пару писем. Злобных, неприятных. Требовал объяснений, почему она уехала, умолял вернуться.
– Она хоть раз ответила?
– Она сменила адрес, и на какое-то время я потерял ее из виду. Я говорил себе, что мне плевать, искать ее не буду. Но потом что-то происходило, и я находил ее снова. Но больше не писал. Просто мне нужно было знать. Ну, ты понимаешь, что она жива, в порядке, не в беде…
– Ты посылал ей деньги?
Себ встретился взглядом с Роуэн, она покачала головой:
– Посылал. О, Себ, ты…
– Дурак? Болван? Идиот?
Она прижала палец к его губам:
– Не надо за меня говорить. Я всего лишь хотела сказать, что этого делать не следовало.
Он почувствовал, как щеки заливает румянец.
– Она постоянно на мели. Что я могу поделать? Это ведь просто деньги! Не понимаю, чего все из-за них так кипятятся. Деньги – это просто.
Роуэн кивнула. Ну да. Конечно, просто. Для него. Деньги – это черно-белое, никаких оттенков, все четко и понятно. У денег нет эмоций, они не ворчат, не колеблются, не кривят душой. Он понимал деньги. А люди со своими слабостями и безумствами, взлетами и падениями приводили его в замешательство.
– Что делать, Ро? Не посылать ей денег? Заставить страдать, потому что мы страдали?
Она увидела боль, которую скрывали десятилетиями, и не дала себе сказать: «Да! Пусть сама выбирается из той ямы, которую себе вырыла!». Вместо этого прикусила язык, понимая, что Себ хочет поговорить с ней или с кем-нибудь еще о матери. Даже суровые совершенно неэмоциональные парни иногда должны выпускать пар. Роуэн подозревала, что Себу давно пора это сделать.
– И сколько раз ты отправлял ей деньги?
– Пару раз. Может, один за последние несколько лет. До этого у нее все было в порядке с финансами.
– И, насколько я тебя знаю, каждый раз сумма была внушительная?
– Перевод всегда был анонимным. Она ни за что не узнает, кто его сделал.