Сердце Агрессора - Андрей

— Ян Грозный? Он сама осторожность. Ты бы видела его багги. Ползает, как плевок по стене, зато весь обшит стальными плитами, даже пули отскакивают.

— Не слишком осторожный для капитана?

— Самое то! Он обычно прикрывает наш отход после налетов на фермеров. Он тебя, конечно, заставил говорить сквозь щель в чугунном заборе?

— Да… Ну ладно. Это ваши капитаны, вам виднее, кого выбирать.

— У нас капитаном может стать любой. Главное, чтоб он умел ладить с людьми, был отважен в бою и не любил засиживаться на одном месте подолгу. Дом баггмена — его багги… Ну и конечно он должен быть баггменом… Ночью, как только замерзнут вечерние болота в степи и реки покроются надежным льдом, капитаны поведут отряды в десять разных сторон…

— И на юг и на восток и на запад?

— Конечно. Это горожане уделали все вокруг себя. Бабы рожают монстров, а они еще удивляются, ах как это, ах кто это. Скоро Шекхаус будет городом горков, но те люди до самого конца будут цепляться за свои облезлые стены. Они ничего не хотят знать про планету, на которой живут. Конечно, за стенами и огнеметами тепло ночью, прохладно днем и мухи не кусают…

Мы, баггмены, свободные владельцы багги, знаем о Конвикте больше в сто раз, чем все головастики ДНК и Земли вместе взятые. Мы посылали отряды к Черным горам и к Червивым озерам, мы гоняли стада санков за Белыми столбами далеко на юге, мы купались и мыли колеса багги в Марте — реке стекающей с Белых столбов. Десятки машин остались навечно в живых болотах, когда мы пытались достичь хребта Лассо…

— Почему Лассо?

— Петля? Разве там в городе не знают, что та огромная степь где на севере Шекхаус, в середине Багги–таун, на западе хребет Лассо, на востоке Черные горы, далеко на юге горы Дверцы клетки — это одна большая долина полностью окруженная почти неприступными горами.

— Мы в клетке, Спайк?

— Да, но наша клетка огромна и прекрасна!

Спайк бросил промывать железяки и, опустив руки в таз, замер, глядя в синюю даль поверх ветхих построек Багги–тауна и Чужого леса. Туда, где на самом горизонте голубыми тенями стояли неприступные Черные горы.

— Клетка… клетка… мы в клетке, — шептали его губы как молитву, как объяснение в любви. — Черт бы побрал эту клетку!

— Почему никто из людей не пробовал выйти за эти горы? Вдруг там другие города? — пробормотала я словно загипнотизированная бормотанием Спайка.

«Реутов может вывести нас за горы!» Эта мысль была спасением для впавшего в черную меланхолию мозга и я радостно воскликнула:

— Реутов! Только он может вывести нас за горы!

— Он что Бог? — тихо сказал Спайк, снова взявшись за свои детальки.

— Почти. Он многое может!

— Так вот, Ларри! Скоро здесь начнется кавардак. Пирушка капитанов. А она всегда заканчивается полным разгромом дома и, иногда, страшной дракой. Так что, как гости соберутся, беги–ка к своему полубогу. Кинг тоже будет здесь, и ты можешь переждать там дожди. Женщина, с которой Кинг живет — добрый человек, она тебя накормит.

— Ты боишься, что меня здесь обидят?

— Я не хочу этого и еще… я не хочу, чтоб ты видела ту оргию, которая здесь будет.

— Хорошо, я уйду.

— Передай Кингу, что мы соберемся, едва упадут первые капли дождя.

— Хорошо. А скоро дождь?

— Колдун у нас Кинг, это ему положено знать, когда будет дождь, а по дедовским приметам ветер принесет первые капли, когда туча ночи будет над Сухими озерами за Чужим лесом. Значит уже скоро.

— Так я пошла?

— Иди… Стой! На тебе вот эту штуку, мало ли что… — Спайк протянул мне небольшой блестящий пистолетик. Оружие казалось маленькой детской игрушкой на его темной мокрой от бензина большой ладони. Я молча сгребла пистолет в карман и пошла к воротам.

— До свидания, Спайк, — бросила я через плечо у самых ворот.

— Привет отцу, Ларри.

Я кивнула уже за воротами.

Спайк не поинтересовался, знала ли я, как найти Реутова в довольно большом городе. Но даже если бы он спросил, что я ответила бы ему? Что отлично знаю дорогу к дому Кинга потому, что Реутов рассказал о ней, сидя в доме колдуна. Да Спайк просто не поверил бы. Как мог Реутов, из чулана Кинга рассказать дорогу к себе? А черт его знает. Вот может и все!

Кинг вообще весьма своеобразно обходился со своими новыми домкрами. Садил их в чулан часов на сорок — пятьдесят и не кормил. Потом выпускал и давал обильную пищу, считая что имеет теперь преданного раба. Наивный был.

Дом Кинга успешно поддерживал его имидж загадочного человека и колдуна. Это сооружение напоминало одновременно и огромную машину и кучу дерьма на городской свалке. И оживший молодыми ростками пень и здоровенную голову пластиковой куклы с плохо выдерганными волосами. Дверьми служили дверцы большого сейфа навешанные на собранную из легких пластиковых трубок коробку. Окон было множество, и стеклами в них служили такие неожиданные вещи, как, например натянутый на раму большой презерватив. В промежутках между разнокалиберными окнами из бесформенных стен дома торчали разные трубки, полоски жести, пучки проволоки и подвешенные на железных подпорках мелкие тазики. Внутри дом вообще не поддавался какому либо описанию. Только там мне стало понятно, что огромное количество разных индикаторов и каких–нибудь–метров на парадной одежде Кинга это только жалкая часть его коллекции и даже далеко не самая качественная. В самой большой комнате почти четверть стены занимало табло здоровенного старинного радиоприемника. Мебель полностью соответствовала окружению.

Кинг был дома, когда я слегка разгоряченная и раскрасневшаяся влетела в его дом.

— Стой, — воскликнул Реутов, мысленно, из своей камеры- чулана, но было уже поздно.

Я влетела в комнату и замерла на самой ее середине. Кинг сидя у табло приемника внимательно слушал сводку погоды из Шекхауса.

— Ой, — выдохнула я, но лучше бы мне совсем перестать дышать и умереть, чем так громко выдыхать почти над ухом занятого своими делами колдуна.

Кинг вздрогнул всем телом и, мгновенно вскочив, схватил меня за плечо тонкими жилистыми пальцами.

— Ты кто? — спросил он, еле сдерживая за зубами ярость.

— Я Ларри, домкр капитана Макфлая. Он приглашает Вас, мистер, на пир капитанов. Он сказал, что нужно придти, как только первые капли дождя упадут. Он сказал, что Вы знаете, когда это будет, — пролепетала я.

— Хорошо, я приду. Передай своему хозяину, что ты плохо выполнила его задание, и он должен наказать тебя.

— Но, мистер Кинг, баггмен разрешил мне…

— Погулять, пока не кончиться пир? В дождь? А может быть, он разрешил тебе остаться у меня в доме? Отвечай, маленькая грязная самка, — Кинг ухватил меня второй рукой за шею и все сильнее и сильнее сжимал пальцы. Мне было очень больно, но я стиснула зубы и молчала. А потом я вспомнила о пистолете. Кинг совершенно вышел из себя и свободно мог меня убить. Мне стало страшно и я, вдруг онемевшими, словно замерзшими, пальцами, вытащила оружие из кармана. Но в тот момент, когда я уже была готова пристрелить грязного ублюдка, он ударил меня по скуле костлявым кулаком. Я сразу свалилась на пол, и вокруг замелькали маленькие голубенькие искорки, как пыль в луче света. Кинг потянулся было за пистолетом мною оброненным, но вдруг схватился за голову и упал рядом. Реутов даже в чулане оставался опасным оружием, причем гораздо более эффективным.

— Слабак, — произнес Реутов, появляясь из чулана, и точно как Пол, охотник из Ореховой долины, плюнул в угол. Потом уничтожил мой пистолетик, раздавив его в кулаке, и бесформенный кусок металла выбросил в угол вслед за плевком.

— Его ждут в доме Спайка, — озабоченно произнесла я, вставая. — Ты можешь приказать ему все забыть?

— Да.

— Тогда все в порядке. Пора его будить, — мое настроение поднималось от пола, куда оно рухнуло вместе со мной после удара Кинга.

Я подошла по ближе к колдуну, нагнулась и, теребя его за ухо, ласково сказала:

— Ублюдок, вставай.

Кинг приоткрыл мутные глаза, и Реутов тихонечко ушел к себе в «камеру».

— Мистер Кинг, что с Вами? Вам помочь? Вам плохо?

— Не знаю, — колдун разлепил слюнявые губы, — Голова болит.

— Мой хозяин…

— Помоги мне подняться. Да помню я, помню. Пир капитанов?

— Да, мистер Кинг…

— Закрой рот, маленькая шлюха. — Капитан разрешил тебе остаться здесь? Реутов тебе родственник? Я возьму его на пир с собой!

У меня от удивления чуть рот не открылся. Только спасительная ярость избавила меня от этого проявления слабости. Я сжала зубы и молча сказала Реутову:

— Может быть, ты попросишь его изменить мнение?

— Все нормально, Ларри. Это может быть началом нашего побега.

— Хорошо, — легко согласилась я.

— Пошли, я готов, — влез в наш разговор Кинг.

Поход в гору не был таким же приятным, как под гору. Чем ближе был дом Макфлая, тем тяжелее становилось на душе. Ночные тучи все–таки здорово давили на настроение. Одно было утешение: Реутов был рядом.