Проблемы международной пролетарской революции. Коммунистический Интернационал - Лев Троцкий

В сердцах рабочих – по словам тов. Гортера – слишком велико раболепие перед парламентаризмом. Это верно. Но к этому нужно прибавить, что в сердцах иных идеологов это раболепие дополняется мистическим страхом перед парламентаризмом. Тов. Гортер думает, что если он обойдет на километр здание парламента, то раболепие рабочих перед парламентаризмом ослабнет или уничтожится. Такая тактика покоится на идеалистических суевериях, а не на реальностях. Коммунистическая точка зрения берет парламентаризм в связи со всеми политическими отношениями, не фетишируя парламентаризм ни со знаком плюс, ни со знаком минус. Парламент есть средство политического обмана и усыпления масс, распространения предрассудков, поддержания иллюзий политической демократии и т. д. и т. д. Все это бесспорно. Но разве парламент в этом отношении стоит особняком? Разве со страниц газет, и прежде всего социал-демократических, не распространяется мелкобуржуазная отрава? Не нужно ли нам отказаться от печати, как от орудия коммунистического воздействия на массы? Или, может быть, самый факт, что группа тов. Гортера повернется спиной к парламенту, скомпрометирует парламентаризм? Если бы это было так, это означало бы, что в глазах массы идея коммунистической революции, представляемая группой тов. Гортера, стоит выше всего. Но тогда пролетариат, разумеется, без труда разогнал бы парламент и взял бы в свои руки власть. Но ведь этого нет. Сам тов. Гортер не только не отрицает, но, наоборот, карикатурно преувеличивает уважение и раболепство масс перед парламентаризмом. А какой он делает вывод? Нужно сохранить «чистоту» собственной группы, т.-е. секты. В конце концов, доводы тов. Гортера против парламентаризма могут быть направлены против всех форм и методов классовой борьбы пролетариата, ибо все эти формы и методы оказались глубоко зараженными оппортунизмом, реформизмом и национализмом. Воюя против использования профсоюзов и парламентаризма, тов. Гортер игнорирует отличие III Интернационала от II, коммунизма от социал-демократии и, главное, не уясняет себе различия двух исторических эпох и двух мировых обстановок.

Сам тов. Гортер признает, впрочем, что до революции парламентские речи Либкнехта имели большое значение. Но, – говорит он, – после начала революции парламентаризм теряет всякий смысл. К сожалению, тов. Гортер не поясняет нам, о какой революции у него идет речь. Либкнехт произносил свои речи в рейхстаге накануне буржуазной революции. Теперь в Германии буржуазное правительство и страна идут навстречу своей пролетарской революции. Во Франции буржуазная революция произошла давно, а пролетарской революции все еще нет, и нет гарантии, что она наступит завтра, через неделю или даже через год. Тов. Гортер признает, как мы от него слышали, что использование парламентаризма допустимо и полезно до революции. Прекрасно, но ведь и Германия, и Франция, и Англия и, увы, все вообще цивилизованные страны мира еще не вошли в пролетарскую революцию. Мы переживаем подготовительную к ней эпоху. Если в период до революции парламентские речи Либкнехта могли иметь революционное значение, то почему тов. Гортер отвергает парламентаризм для нынешней подготовительной эпохи? Или он проглядел разницу между буржуазной и пролетарской революцией в Германии, не заметил между ними двухлетнего промежутка, который может затянуться и дольше? Тут у тов. Гортера явная недодуманность, приводящая к противоречиям. Он, по-видимому, считает, что так как Германия «вообще» вступила в период революции, то нужно «вообще» отказаться от парламентаризма. Но как быть в таком случае с Францией? Только идеалистические предрассудки могут диктовать нам отказ от парламентской трибуны, которую мы можем и должны использовать именно для того, чтобы подорвать в среде рабочих суеверия парламентаризма и буржуазной демократии.

Вполне возможно, что каждое парламентское слово Либкнехта в дореволюционной Германии находило гораздо больше слушателей, чем нашло бы теперь. Целиком признаю вообще, что в эпоху надвигающейся революции парламентские речи, хотя бы и самые революционные, не могут производить такое действие, какое производили или могли бы производить несколько лет тому назад, в момент наивысшего господства милитаризма. Мы вовсе не говорим, что парламентаризм имеет всегда и везде одно и то же значение. Наоборот, парламентаризм и его место в борьбе пролетариата должны расцениваться с точки зрения конкретных условий времени и места. Но именно поэтому чистейшим суеверием является огульное отрицание парламентаризма. В последнем счете такое отрицание равносильно страху добродетельного человека, который не выходит на улицу из опасения подвергнуть свою добродетель каким-либо искушениям. Если я революционер и коммунист, работающий под действительным руководством и контролем централизованной пролетарской партии, – то я могу действовать в профессиональной организации, на фронте, в газете, на баррикадах, в парламенте, но остаюсь тем, чем должен быть: не парламентарием, не газетным писакой, не профессионалистом, а революционным коммунистом, который использует все пути, средства и методы во имя социальной революции.

Наконец, последняя глава тов. Гортера: «Масса и вожди». В этом вопросе его идеализм и формализм находят не менее яркое выражение, чем в других. «Не гоняйтесь за большими массами» – поучает нас тов. Гортер. «Лучше иметь небольшое количество, но хороших товарищей».

В таком виде этот рецепт бессодержателен. Во-первых, мы видим на примере Голландии да и других мест, что небольшое, строго законсервированное число членов организации отнюдь не спасает от идейных шатаний, а в известном смысле способствует им, ибо организация сектантского типа не может обладать необходимой устойчивостью. Во-вторых – и это главное – нельзя забывать, что нашей целью является не что иное, как революция. Революцией же может руководить только массовая организация. Гортеровская борьба против «культа вождей» имеет чисто идеалистический, почти словесный характер, причем он впадает в противоречия на каждом шагу. Нам не нужно вождей, – говорит он, – центр тяжести должен быть перенесен на массы. А, с другой стороны, он же предупреждает нас: не гоняйтесь за массами. Связь между партией и классом определяется – по Гортеру – чисто-педагогическим взаимоотношением между небольшим пропагандистским обществом и зараженным буржуазностью пролетариатом. Но как раз в таких организациях, где царит страх перед массами, где нет к ним доверия, где хотят заполучить членов путем индивидуальной пропаганды, где работа происходит не на основе классовой борьбы, а на основе идеалистического просвещения, как раз там вожаки должны играть непропорционально большую роль. Мне нет надобности приводить примеры. Тов. Гортер сам найдет их немало (Возглас: «германская коммунистическая партия!»). История германской коммунистической партии еще слишком свежа. Она до сих пор еще слишком мало вела массы за собой, чтобы на опыте можно было сколько-нибудь полно определить взаимоотношение масс и вождей. Только теперь, после раскола независимой социалистической партии, который произошел благодаря работе коммунистической партии (несмотря на ее несомненные отдельные ошибки, на которых вы так настаиваете), лишь теперь начинается новая эпоха в жизни германского пролетариата и германского коммунизма. Воспитание масс и отбор вождей, развитие самодеятельности масс и установление соответственного контроля над вождями, – все это взаимно связанные и взаимно обусловленные явления и процессы. Я не знаю такого рецепта, при помощи которого можно было бы искусственно перенести центр тяжести с вождей на массы. Гортер указывает на пропаганду избранных. Допустим на минуту. Но пока эта пропаганда овладеет массами, поднимет их, центр тяжести действия будет, очевидно, среди тех, которые ведут пропаганду, т.-е. среди инициаторов или вождей. Сплошь да рядом в борьбе против вождей находит свое выражение демагогическая форма борьбы против идей и методов, представляемых данными вождями. Если эти идеи и методы правильны, тогда влияние данных вождей равносильно влиянию правильных методов и идей; от имени же массы выступают те, которые не умеют массой овладеть. Вообще говоря, отношение между вождями и массой обусловлено культурно-политическим уровнем рабочего класса, зависит от того, есть ли у него революционные традиции и навыки массового действия и какой толщины слой пролетариата прошел школу классовой организации и марксистского воспитания. Самостоятельной проблемы «вождей и массы» нет. Расширяя арену своего идейного влияния, проникая во все сферы жизни и борьбы рабочего класса, вовлекая все более широкие рабочие массы в активную борьбу под знаменем революционного переворота, – коммунистическая партия тем самым расширяет и углубляет самодеятельность рабочих масс и, отнюдь не уменьшая роли вождей, наоборот, придавая ей небывалый исторический размах, делает, однако, эту роль более тесно связанной с самодеятельностью масс и подчиняет ее их организованному и сознательному контролю.